Чтение 10–й страницы книги ~Ганнибал великий~

– По дороге сюда я не только потрепал солдат Марцелла, – заявил Федор, после затянувшегося молчания, во время которого Ганнибал, словно забыв о его существовании, снова увлекая созерцанием карты, – Я побывал на его вилле, она тут неподалеку, и даже захватил кое-что ценное. Могу ли я показать?
– О чем ты говоришь? – вновь заинтересовался карфагенянин.
– Мой большой друг, узнав о приближении армии Ганнибала, видимо, так быстро покинул свою виллу, – витиевато начал командир двадцатой хилиархии, – что позабыл на ней весь свой архив. Я осмелился захватить и привезти его сюда. Надеюсь, великий Ганнибал найдет там что-либо ценное.
– Архив Марцелла? – он даже встал со своего места, – Ты захватил архив Марцелла?
– Да, – кивнул Федор.
– Где он?
– Рядом с шатром, – ответил Чайка, – куда его отправить?
– Вели принести его быстрее сюда, – приказал Ганнибал.
Федор вышел из шатра и сделал знак Терису с помощниками, которые ожидали у повозки, доверху груженой шкатулками из кабинета сенатора. Они немедленно перетащили все в шатер командующего испанской армией. Ганнибал молча наблюдал за тем, как растет гора из плетеных и обитых железом коробок у его ног. А когда Терис принес последнюю и вышел, поклонившись, обернулся к Федору.
– Это весьма ценный груз, – заметил мудрый финикиец, – ты смотрел, что в этих ящиках?
– Не осмелился, – соврал Федор, давно избавившийся от взломанных шкатулок, и уже предупредивший Урбала с Летисом, чтобы помалкивали обо всем, что видели, – это не моего ума дело.
– Что же, – проговорил Ганнибал, пристально всматриваясь в лицо Федора, – ты поступил правильно. Ведь среди этих документов случайно может обнаружиться нечто такое, что способно повлиять на исход войны. И чем меньше ты будешь знать, тем целее твоя жизнь.
– Я солдат, – снова слукавил Федор, у которого от слов Ганнибала не прибавилось оптимизма, – и мне не за чем знать секреты сильных мира сего.
– А ты не глуп, – снова усмехнулся Ганнибал, приблизившись к Федору, – отправляйся к казначею, я прикажу выдать тебе награду за этот архив. Ты достоин ее, даже если там нет ничего ценного.
– Благодарю, – поклонился Федор, перед тем как покинуть шатер.
Соединившись с Ганнибалом, хилиархии Чайки и Карталона, в составе его армии вышли к Тибру, окончательно отрезав этот берег от римских владений. Правда, другой берег все еще находился в руках неприятеля. Да и по самой реке, довольно полноводной, как заметил морпех, то и дело сновали римские биремы, перевозившие морских пехотинцев из Остии в Рим на глазах у карфагенских разведчиков. Несколько таких кораблей было потоплено из баллист, но в целом отсутствие флота не давало Ганнибалу возможности полностью прервать сообщение по Тибру. Остия все еще сопротивлялась, туда морем прибыли подкрепления из Сицилии, которые сенат спешно перебрасывал для защиты Рима, и карфагенянам по-прежнему приходилось воевать на два фронта, распыляя свои силы.
Однако Ганнибал верил в победу, тем более что со дня на день ждал гонцов из Апулии, куда должен был прибыть новый флот с пехотинцами и осадным вооружением, которого армии так сейчас не хватало. Между тем, Федор, присутствовавший на совете в Капуе, припомнил, что подкрепления ожидались еще неделю назад, но до сих пор Ганнибал не сообщил об их прибытии. «Видно, немного задержались в пути, – с надеждой подумал Федор, припоминая все прочитанное в прошлой жизни об этом и отгоняя предательские мысли, – хотя сейчас бы они пришлись в самый раз».
Если Ганнибал уже и получил какие-то известия с берегов Апулии, то Федору ничего об этом не сообщил, хотя отдал приказ готовиться к штурму на участке, захваченном его хилиархией. Решив, что начальству виднее, Федор Чайка использовал отпущенное ему время для поисков Юлии, регулярно отправляя в окружные рейды по предместьям отряды своих солдат. Он даже сам иногда участвовал в «набегах», имея надежду разыскать хоть какие-либо следы прекрасной римлянки и ребенка. Своего ребенка, как он теперь думал. Однако, никаких следов не было. Ни на вилле самого Марцелла, ни на еще одной вилле, где останавливался сенатор, ни в усадьбе Памплония, подаренной новобрачным на свадьбу и также попавшей в зону, захваченную солдатами Карфагена.
Местонахождение всех этих домов Федор легко узнал от римских пленных. Марцелла здесь знал каждый. Однако поиски морпеха не дали пока результатов. Сенат принял решение защищать город до конца. Но, вряд ли Юлия находилась в осажденном городе. Наверняка, Марк Клавдий, если не убил ее собственной рукой, – во что Федор старался не верить, – уже переправил дочь по свободному берегу Тибра к морю или еще дальше. Шансов разыскать девушку в этом аду было мало. Но Федор не сдавался и упорно продолжал поиски. Он боялся и того, что найдет ее не первым. Мысль, что Юлия с его ребенком попадет в плен к кому-либо из других финикийских военачальников, была ему также ненавистна. Ведь в этом случае, если она не погибнет, то станет рабыней. А если дочь сенатора попадет в руки к простым солдатам… Федор гнал от себя эти мысли и продолжал поиски.
В Риме жил не один Марцелл и богатых вилл в окрестностях города, уже попавших под власть финикийцев, было предостаточно. Теперь здесь повсюду полыхали пожары. Исполняя приказ Ганнибала постоянно терзать оборонительные порядки римлян, его армия наводила ужас на жителей и защитников города, испепеляя все на своем пути, хотя и не могла пока пробиться за стены. Отправляя своих солдат в очередной набег на предместья, Федор даже напутствовал их фразой «Рим должен быть разрушен!», чем вызвал бурю радости у своих африканцев.
Но, особенно неистовствали в окрестностях Рима кельты из долины реки По. Немало натерпевшиеся от своих поработителей, истреблявших этот народ целыми племенами, они с радостью восприняли тот факт, что теперь пришел черед заносчивых римлян расплатиться по долгам. Вожди кельтов рубили римские головы сотнями, с гордостью привязывая их к седлам своих коней. Федор не слишком одобрял этот кровавый обычай, но, вспоминая, что творили римляне в долине реки По, и что в будущем мог еще натворить Цезарь в землях далеких галлов, он не препятствовал этому. Кто теперь знает будущее? Ведь благодаря усилиям Ганнибала, и его, Федора Чайки, скромному участию в них, Цезарь теперь мог вообще не родиться, а «концентрационные лагеря» для галлов никогда не воплотиться в жизнь.
Тактика выжженной земли, призванная деморализовать гарнизон и жителей Рима, вынудив их сдаться, уже приносила свои плоды. В одном из последних рейдов, где Федор лично принимал участие, бой шел за небольшой квартал ремесленников, притулившийся у стены города. Квартал несколько раз переходил из рук в руки, пока, наконец, не стал финикийским. Вокруг него полегло множество солдат, но большая часть из них была римскими. Удовлетворившись плодами победы и десятком пленников, Чайка приказал отступать на обустроенные позиции. А, вернувшись в расположение хилиархии, сам допросил нескольких пленных.
О сенаторе пленные легионеры знали лишь то, что он руководил обороной восточной части города, то и дело, отбывая в Остию для поддержания боевого духа ее солдат. Несколько раз Марк Клавдий Марцелл по приказу диктатора уезжал в области, прилегавшие к Риму с севера, чтобы контролировать набор новых солдат, призванных пополнить ряды оборонявшихся. В общем, на месте не сидел, и сдаваться не собирался.
– Кто защищает город? – уточнил Федор, глядя в глаза испуганному легионеру, которого допрашивал у себя в шатре последним.
Рядом стояли Летис и Урбал.
Парень был явно не из героев. Да и амуниция на нем сидела как-то криво. Судя по виду, вчерашний крестьянин.
– В Риме остались только двадцатый и двадцать первый легионы, – испуганно пробормотал солдат, поглядывая на здоровяка-финикийца, сверлившего его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, – под командой самого диктатора. Я служу в двадцать первом.
Федор молчал, давая пленному выговориться, хотя и не думал, что узнает от него что-то ценное. Не походил этот избитый крестьянин на носителя государственных секретов.
– Правда, я попал туда недавно, – словно оправдывался легионер, – Из Лациума, где из остатков разбитых при Каннах легионов собирали новые. Призывали на службу всех, кто был способен держать оружие. Даже стариков и мальчишек. Призвали и меня.
– Понятно, не регулярные солдаты, а всякий сброд из ополчения, – кивнул Федор, – видел я уже и рабов, и преступников, что еще можешь сообщить?
– Население было в панике, – неуверенно заявил легионер, – Никто не сомневался, что Ганнибал немедленно пойдет на Рим.
– Было? – удивился Федор, переступив с ног на ногу, – а сейчас, когда мы здесь, что успокоились?
Он сделал шаг вперед и вперил свой взор в лицо испуганного солдата.
– Что твориться в Риме? На улицах. Что говорят в народе? Ну?!
– Диктатор пытается навести порядок, но у него не выходит, – осторожно заметил легионер, пытаясь успокоиться, после того, как Летис положил правую руку на рукоять кинжала, – Как узнали, что разбиты при Каннах и Ганнибал приближается, народ хотел броситься прочь из города, но мы ему не дали. Марк Юний приказал закрыть все ворота. Тогда толпа наводнила улицы. Женщины и дети, оплакивали убитых родственников. Несколько дней царила паника. Сенаторы ничего не предпринимали, а народ буйствовал. Даже двух весталок обвинили в нарушении обета девственности. Одна из них тогда покончила жизнь самоубийством, другую похоронили заживо. Но народ долго еще не мог утихомириться. От ужаса даже решили принести богам в жертву живых людей, – давно такого не было. На скотном рынке сожгли живьем грека и его жену, а также нескольких кельтов. Еще многих просто забили до смерти.
– Ну да, – кивнул Федор, – нашли козлов отпущения. Будто они во всем виноваты.
– Так решил народ и жрецы, а приказа помешать этому не было. Но сейчас топу разогнали, – закончил легионер, – диктатор запретил всем выходить из домов. Только регулярные солдаты и ополчение могут свободно передвигаться по улицам.
– О сенаторах слышал что-нибудь? – безнадежным тоном поинтересовался Федор.
– Говорят, некоторые, уехали, но большинство здесь, в Риме, – неуверенно ответил пленный, – чтобы уверить народ, что город не сдадут Ганнибалу.
– Много ополченцев? – уточнил Чайка.
– Много, – кивнул солдат, – призывают всех. Однако, ходят слухи, что скоро прибудет из Остии или с севера еще два легиона.
– Откуда возьмутся эти два легиона? – удивился Федор.
– Не знаю, – пожал плечами пленный, – я не военный трибун, чтобы знать. Солдаты поговаривают.
Федор насупился, словно решая, нужен ли еще ему этот пленник.
– Вы оставите мне жизнь? – дернулся солдат, – я же рассказал все, что знал.
– Не так уж много ты мне рассказал, – помедлил командир двадцатой хилиархии, снова изучая лицо пленника, будто видел его впервые, – но, я сегодня добрый.
И, обернувшись к Летису, приказал:
– Отведи его к остальным пленным. Потом решим, что с ними делать.
Глава вторая За городской стеной
За ночь Тибр удалось перегородить полностью. Операция по наведению переправы прошла успешно, хотя не спавшие который день римляне пытались этому помешать, то и дело, обстреливая из баллист каменными ядрами наугад сновавших в темноте солдат противника, и забрасывая их зажигательными стрелами. Однако, удалось. Помогли развалины старого моста, стоявшего здесь раньше. Некогда этот мост упирался в сторожевую каменную башню с воротами. Но теперь башня сиротливо вздымалась с той стороны реки, а ворота ее были наглухо закрыты.
Спустив осторожно на воду первые лодки, солдаты из прикомандированной к этому участку фронта инженерной части, с большим трудом привязали их к торчавшим из воды на середине реки остаткам деревянных свай. И, несмотря на сильное течение, остальное было делом техники. Буквально за несколько часов, от захваченного армией Карфагена берега до середины реки, протянулся деревянный настил, уложенный на подогнанные и скрепленные между собой лодки.
Эти суденышки солдаты Чайки несколько дней до начала штурма укреплений старательно собирали по всему берегу. Но их оказалось очень мало, – отступая, римляне сожгли почти все, – поэтому пришлось в тайне делать новые. Настил «понтонщики», как их называл бывший сержант российской морской пехоты, тоже приготовили заранее. За холмом результата их работы ждали выстроенные в боевой порядок солдаты хилиархии Федора Чайки и солдаты Карталона, прикомандированные для организации прорыва римской обороны. Там же готовились к бою еще около тысячи кельтов, что стояли в ожидании сигнала, опершись в темноте ночи о свои мечи и боевые топоры.
Темнота была относительной. Здесь у подножия холма, на берегу реки, время было похоже на ночь. Но в паре километров левее, полыхала усадьба одного из сенаторов, специально подожженная, для того чтобы отвлекать внимание. Языки пламени также лизали черное небо километрах в пяти правее от места главного удара. Там несколько сотен кельтов издавали страшный шум, круша еще не разрушенные здания и храм какой-то богини у самых стен Рима. Все это они делали специально, по приказу. Солдатам же Атарбала и лично Федора Чайки, Ганнибал еще раньше поставил четкую задачу: ближайшей ночью захватить стену и ворваться в город, во что бы то ни стало.
– Ждать дальше нельзя, – сообщил он на коротком военном совете у себя в шатре, – нужен решительный штурм. Мы и так слишком увязли в этой осаде.
Видя настроение Ганнибала, никто из военачальников не осмелился спросить его насчет ожидавшихся подкреплений. Промолчал и Федор. В конце концов, если более знатные военачальники молчат, кто он такой, чтобы не доверять военному гению человека, уже не раз доказавшего свое умение вести войну с любыми средствами. За время римской кампании Федор настолько уверовал в непобедимость карфагенского полководца, внушенную ему еще в самом начале похода Летисом и Урбалом, что теперь был готов поверить, что они успеют взять Рим еще до подхода подкреплений из метрополии. Своими силами. Ведь похожие сражения, когда противник превосходил их числом, они уже не раз выигрывали умением и доблестью. А потому, едва покинув шатер, принялся отдавать приказания об ускорении подготовки штурма, которая и так шла полным ходом.
Едва мост был доведен до середины реки, как римляне окончательно уверились в том, что финикийцы затевают что-то серьезное на их участке. На стенах началось движение легионеров, а вниз полетели стрелы и ядра, круша и поджигая лодки с солдатами инженерных частей, направлявшимися к другому берегу. Вопли первых раненных и убитых огласили ночь, обещавшую быть бессонной. Тем не менее, с большими потерями, но переправу удалось довести до конца.
Ответный обстрел стен римской крепости велся десятком онагров, расположенных чуть правее наблюдательного пункта командира двадцатой хилиархии. Для того чтобы немного сбить спесь с римлян, но не выдавать до поры места второго нападения на стену, – переправа солдат на лодках уже началась чуть ниже по течению, – Федор приказал не применять пока горшки с зажигательной смесью. Только ядра. И теперь слушал, как те со свистом разрезают тьму, круша навершие городской стены и сшибая с нее легионеров.
Едва Чайка получил доклад о завершении строительства переправы, как махнул рукой, отправляя своих солдат в бой.
– Вперед! – приказал он стоявшим рядом с ним на холме командирам спейр, – На Рим!
И финикийцы под свист летящих над их головами ядер, спейра за спейрой, молча бросились в атаку, неся с собой длинные лестницы. Глядя с вершины холма, как его безмолвная армия устремилась в атаку, спускаясь вниз и вступая на шаткий настил из досок, бывший морпех подумал что этой минуты он ждал так давно, что даже не испытывает особого волнения от того, что начал штурмовать сам Рим.
«Интересно, – думал Федор Чайка, – где теперь мой центурион, Гней Фурий Атилий, учивший меня любить Рим? Наверное, в Таренте отсиживается, если не погиб при Каннах».
Но отвлеченные мысли быстро покинули голову командира двадцатой хилиархии. Едва первые солдаты Карфагена вступили на покачивавшийся настил, как римляне утроили интенсивность обстрела из баллист. Ядра сшибали в воду финикийских солдат одного за другим, превращая их в кровавую кашу, но те упорно продолжали пробираться к другому берегу. Чтобы лучше видеть происходящее внизу римляне добавили к ядрам горшки с зажигательной смесью. Несколько таких горшков, пущенные с разных сторон, разбрасывая в полете огненные протуберанцы, прочертили в ночном небе яркую линию и угодили четко в строй наступавших пехотинцев. С реки послышались дикие вопли обожженных людей. Огонь быстро разлился по настилу, пожирая доски. На глазах Федора охваченные пламенем люди в ужасе бросались в воду. А бежавшие за ними уже не могли остановиться и, напирая, сталкивали раненных с моста.
Римляне обрушили на наступавших огонь всех своих баллист и ядра на глазах Федора кромсали доспехи пехотинцев, беспомощно закрывавшихся щитами. Переправа на короткое время осветилась огнем этого пожара, но, к счастью его быстро потушили, снизив точность попаданий римской артиллерии. Командир спейры был жив и повел солдат за собой, первым спрыгнув на другой берег, отбив щитом брошенное в него копье.
Городская стена отстояла от реки всего на несколько метров, на которых в зыбком отсвете кое-где еще горевших огней виднелись сараи, напоминавшие Федору своим видом не то амбары для зерна, не то какие-то склады. Однако римляне, увидев, что разрушить переправу издалека не удалось, быстро подожгли эти сараи, снова осветив место атаки. На сей раз, однако, освещен был только берег, прилегавший к башне с воротами, а солдаты Карфагена продолжали сыпаться из тьмы на этот берег, как из рога изобилия. Теперь римляне могли пускать прицельно только стрелы, а баллисты продолжали обстреливать переправу наугад, поскольку точных попаданий в деревянный настил горшками с зажигательной смесью больше не было. Все они, промелькнув огненным метеором в ночном небе, с шипением падали воду Тибра.
От разгоревшейся крыши сарая теперь было достаточно света, чтобы Федор смог, не сходя со своего места, различить, как его бойцы разбежались вдоль стены, прилаживая лестницы. Вскоре он уже видел, как они ползли верх, карабкаясь по ступенькам. Пробить ворота в башне он даже не планировал, поскольку затащить туда таран было делом не реальным. А вот контратаки римлян опасаться стоило, и он заранее отдал приказ командиру шестой спейры, что атаковала сейчас берег, выставить охранение с той стороны и не пускать его в бой до тех пор, пока не наступит переломный момент в битве. Командир исполнил приказ, – треть спейры сконцентрировалась напротив запертых ворот, уйдя в темноту, чтобы не быть полностью истребленной еще до того, как сможет вступить в бой. Остальные карабкались на стену по огромным лестницам.
Федор перевел взгляд направо, где в кромешной темноте переправлялись отряды из седьмой спейры на лодках. Там все пока было тихо. А если так, то согласно плану, они должны быть уже под стенами.
– Начать обстрел зажигательными горшками, – приказал он через стоявшего возле него адъютанта, – зададим жару гражданам Рима.
И когда первые зажигательные снаряды разбились о стену или улетели в город, вызвав там немалый переполох, Федор в проблесках огня с удовлетворением заметил, что бойцы седьмой спейры, сумели за это время не только переправиться на другой берег, но и под шумок начать штурм. Их фигурки виднелись уже у самой кромки стены, по которой расхаживали ничего не подозревавшие римские легионеры. Где-то там был и Урбал, лично поведший свой отряд в бой.
В глубине души Федор гораздо больше надеялся на этот удар из темноты, чем на лобовую атаку стены у башни. В том месте, где карабкались сейчас бойцы седьмой спейры, река делала поворот, огибая холм. И стена в этом месте была построена на пару метров ниже, чем рядом. Видимо, строители крепости решили, что достаточно естественных преград в виде подножия холма. Однако вскарабкаться по нему для «горных стрелков» Урбала, прошедших подготовку в Пиренеях и Альпах оказалось плевым делом. И вскоре, после пролета очередного «метеорита» Федор заметил, что на стене уже идет бой. Карфагеняне, оказавшись наверху, в полной темноте атаковали защитников крепости, застав их врасплох.
– Отлично, – заметил на это Федор, – молодцы, ребята!
Однако в этот момент со стороны хорошо освещенной пожарищем башни и стены раздались громкие крики, перекрывшие все исходившие оттуда звуки сражения. Федор перевел свой взгляд и увидел, что из раскрывшихся ворот на берег, сомкнув строй, выдвигаются римские легионеры. Чтобы выйти из крепости ее защитники сначала опустили небольшой деревянный мост, который находился перед воротами. Раньше он служил последним пролетом моста через Тибр, а теперь вел прямо в реку, за неимением моста. Переправа, которую устроили карфагеняне на его обломках, находилась чуть в стороне.
Легионеры посыпались через открытые ворота, многочисленные как саранча, атаковав вынужденных растягивать фронт вдоль узкой полоски берега финикийцев. Впрочем, Федор мог похвалить себя за прозорливость. Заслон был выставлен здесь не зря.
Теперь бой шел и на стенах, куда уже успели взобраться некоторые солдаты, и внизу у реки. Но солдат в заградительном отряде было слишком мало. Мощным ударом римляне отбросили африканцев к переправе и уже теснили их обратно за реку.
– Того и гляди сожгут переправу, – сплюнул от досады Федор, поглядывая на и без того дымившуюся в нескольких местах от прямых попаданий единственную «дорогу» на другой берег, – усилить натиск! Послать туда еще одну спейру! Отогнать римлян!
Адъютант убежал передавать приказ. И вскоре по зыбкому мосту, подняв щиты и острия клинков, устремились солдаты девятой спейры. К тому моменту, как они приблизились к противоположному берегу Тибра, римляне действительно захватили уже почти треть переправы. К счастью в пылу атаки они не успели еще нанести ней значительных повреждений, поскольку бились на два фронта: пытаясь выдавить с нее солдат противника и обороняясь от атак с фланга тех финикийцев, что заняли берег у стены. Возникла невообразимая сутолока, все усиливавшаяся из-за непрерывного обстрела со стены. Казалось, римские лучники, копейщики и пращники валили всех подряд, не жалея даже своих.
Атака свежей спейры исправила ситуацию, но ненадолго. К отброшенным на берег римлянам пришло подкрепление, и финикийцы вновь начали отступать. Как развивается бой солдат Урбала с легионерами, Федор не понимал, поскольку, несмотря на искры, то и дело сверкавшие там при скрещивании клинков, было непонятно, кто побеждает. Никаких ярких огней на стене пока не зажглось. Все это означало, что и там атака на римские позиции шла тяжело.
– Черт побери, – выругался Федор по-русски, заметив нескольких римских легионеров с факелами в руках, которые бежали позади атакующих солдат своей манипулы и вознамерились таки поджечь переправу хотя бы у самого берега, – они хотят мне все испортить. Нет уж, хрен вам, граждане!
И не обращая внимания на удивленно взиравшего на него адъютанта, который не понял ни слова, Федор выхватил фалькату, бегом направляясь вниз.
– Передай приказ кельтам немедленно наступать, – бросил он на бегу не отстававшему адъютанту, – Карталон пусть ждет в резерве. Если сейчас не прорвемся, все, пиши, пропало.
А когда тот исчез в темноте, Федор спрыгнул на вздымавшиеся в такт течению доски настила и приказал командиру десятой спейры, находившейся в резерве у самой воды:
– За мной, бойцы! Порвем этих римских свиней!
И первым бросился на другой берег, выкрикивая проклятия в адрес легионеров, подхваченные за его спиной верными африканцами. Буквально за несколько минут непрерывные крики слились в дикий яростный вой такой силы, что Федор даже не слышал своего голоса, когда пытался отдавать приказы. Но это было уже не важно. Остановив контратаку, сбросив десятки легионеров в воду и не дав им поджечь доски настила, спейра высыпалась на римский берег, сметая все на своем пути.
– Ворота! – орал Федор, врубившись в строй легионеров и пробираясь по трупам, усыпавшим берег, – захватить ворота!
Яростно работая фалькатой, он увлек за собой солдат, подавая им пример безудержной храбрости.
Одним мощным ударом отрубив кисть ближнему римлянину, который пытался проткнуть его своим мечом, командир хилиархии уклонился от резкого выпада с боку, скорее почувствовав его, чем разглядев. Затем он избежал еще одного, прикрывшись щитом. Ответным ударом он пронзил кадык легионера, вставшего у него на пути. Кровь, брызнув из раны фонтаном, испачкала лицо Федору, но он в исступлении продолжал молотить по щитам, сгрудившихся впереди легионеров.
Рядом также бесстрашно сражался командир десятой спейры. Уложив отточенными ударами фалькаты на траву подряд двоих римлян, он первым вскочил на короткий опущенный мост, уводивший теперь на открытую воду. Там он сразился еще с одним рослым легионером, проткнув его панцирь под самым сердцем. Но, не успело тело массивного римлянина обрушиться в воды Тибра, как командир десятой спейры африканцев сам пал, сраженный стрелой в спину.
Вдруг с реки донесся едва различимый гул. Бросив короткий взгляд назад, Федор заметил кельтов, что спешили ему на помощь. Быстро светало. Первые лучи солнца уже нагревали волны Тибра. От реки поднимался легкий туман, но никто из бойцов не жаловался на холод.
Даже потеряв командира, финикийцы продолжали наступать. Их натиск был настолько силен, что буквально за несколько минут ожесточенной схватки римляне были смяты. А, увидев кельтов и мгновенно расставшись с желанием уничтожить переправу, они начали отступать обратно за ворота. Федор видел недалеко от себя центуриона, который, размахивая мечом, изрыгал проклятия на головы пунов и кельтов, но, тем не менее, приказывал своим солдатам отступать.
– Вперед, бойцы! – заорал Федор надсадным криком, который быстро перешел в хрип, утонувший среди звона оружия, – еще удар и мы выиграем войну!
Солдаты ответили ему воплем ярости. Удар карфагенян был преисполнен такой силы, что они ворвались в открытые ворота города на плечах отступавших легионеров, оказавшись на узкой улице, что вела вперед между каменных домов.
Федор настиг центуриона и, сразившись с ним, быстро лишил командира римлян короткого меча. Не теряя времени, тот отбросил щит, выхватил подвернувшуюся палку из перевернутой телеги, что лежала у стены, и ударил, метясь в голову финикийцу. Федор уклонился, поднырнув под нее, и проткнул острием фалькаты пах центуриона. Раздался треск кожаного панциря и ламбрекенов, по клинку потекла кровь. Римлянин упал на колени и был тут же затоптан наступающими солдатами Карфагена.
Давка вокруг была невообразимая. Бой шел уже на вымощенной улице, которая чуть впереди вливалась в небольшую круглую площадь и расходилась за ней тремя лучами новых улиц. Сверху, поражая прорвавшихся солдат Карфагена в спины, засвистели стрелы. Римляне все еще контролировали стену около башни и стояли впереди плотными рядами до самой площади.
– Развивать наступление! – заорал Федор, обернувшись назад и увлекая за собой солдат, – вперед в город! Захватить площадь.
И снова прыгнул на линию щитов, которыми прикрывались легионеры из наполовину уничтоженной манипулы. Отбив чей-то меч, он умудрился обмануть пехотинца, сделав ложный замах, показав, что собирается рубануть по ногам. Римлянин «купился», слегка опустив щит, а Федор вместо этого нанес косой удар в лицо. Залившись кровью, солдат упал, выронив щит и меч, а в плотной шеренге ненадолго образовалась брешь. Чтобы не дать врагу опомниться, Чайка прыгнул вперед и снова обрушил свою фалькату на головы ближайших легионеров. Вскоре пал второй римлянин в шеренге, а затем третий. Брешь все расширялась, и в нее устремились другие бойцы Карфагена, многие из которых тоже падали замертво. Но провидение хранило Федора, – сам он до сих пор был жив, даже цел и невредим, не считая легкой кровоточивой раны, оставшейся от царапнувшего по плечу римского меча.
Новый удар окончательно уничтожил остатки манипулы римлян, так яростно атаковавшей их у переправы всего каких-то полчаса назад. Уже почти рассвело, но здесь, у стены полумрак еще не совсем рассеялся. Солдаты Карфагена очистили прилегавшую к башне улицу от римлян и выдавили их с площади, заняв ее.
Тут Федор остановился, лихорадочно выбирая новое направление удара. Одна улица вела в центр города, две другие почти параллельно стенам. Пока он размышлял, дав солдатам короткий отдых, с воплями в город ворвались кельты. Остановив их командира, Федор направил подкрепление по правой улице. И кельты, издав боевой клич, устремились дальше, потрясая своими топорами.
Отовсюду поднимались дымы: осадная артиллерия не зря поработала. Несколько домов в городе полыхали, объятые пламенем. Обернувшись, Федор посмотрел на стену, – бой там все еще шел. И нельзя было сказать, что победа осталась за Карфагеном. То и дело оттуда вниз, на крыши пристроенных к стене домов, падало чье-нибудь мертвое тело, а в скопившихся на улице и площади финикийских солдат прилетали стрелы.
– Беги за солдатами Карталона, – приказал Федор солдату, оказавшемуся к нему ближе всех, – пусть очистят стену от римлян. И займут весь прилегающий к башне район.
Солдат убежал выполнять приказание. А Федор, опершись на клинок, снова окинул исподлобья тяжелым взглядом эту первую часть Рима, захваченную его солдатами. И подумал, поправив съехавший на глаза шлем, «Только бы не упустить победу». Несмотря на прорыв, его терзало смутное беспокойство, гадкий червячок сомнения, хотя с виду успех был очевиден. Федор Чайка стоял уже на мостовой Рима, но это была еще не победа, а половина победы. И следовало развивать успех.
– Вперед! – скомандовал Федор, отогнав от себя сомнения, и указал на главную улицу, что вела в центр города, – побеспокоим сенаторов!
Но едва его потрепанная спейра преодолела сотню метров по свободной улице, впереди послышался цокот копыт и, поблескивая доспехами в лучах утреннего солнца, показалась римская конница. Много римской конницы.
– Держать строй! – заорал Федор, приготовившись к мощному удару.
Римляне не заставили себя долго ждать. Их декурион махнул рукой и всадники пустили коней вскачь. А, приблизившись на расстояние броска, закидали первые шеренги карфагенян копьями, а затем, выхватив длинные мечи, обрушили их на головы солдат Чайки. Римские катафрактарии давили всех на своем пути конями, сразу начав теснить порядки карфагенян. Цокот копыт по камням и людские крики слились воедино.
Первая шеренга полегла только от копий. Сам Федор чудом умудрился отбить тяжелое копье, но не удержал щит. А когда римский всадник оказался рядом, резко поднырнул под лошадь и воткнув ему острие в бок. Катафрактарии рухнул с коня, а Федор быстро оказался в седле, завладев его конем. И тут же вступил в бой сразу с двумя противниками.
Но на коне он оставался недолго. Зарубив второго катафрактария, он схлестнулся с оставшимся. Но, прилетавшее из глубины римских порядков копье воткнулось в шею лошади и благородное животное, захрипев, вскоре завалилось на бок. Федор, снова спрыгнув на мостовую, едва увернулся, чтобы не оказаться погребенным под лошадью. Щита у него не было, зато фалькату он по-прежнему крепко держал в руке. Так крепко, что сумел отбить мощный удар катафрактария, направленный ему в голову. Отведенный в сторону меч лишь звякнул по шлем, но у морпеха все равно зазвенело в ушах. Поразив конного римлянина сначала в ногу, Чайка ткнул его в снизу живот и отделался от этого противника навсегда. Затем бросил быстрый взгляд вокруг, осмотрелся.
Атака конных римлян просто раздавила половину его солдат. Теперь они снова были отброшены к площади и пятились к воротам. Отступали с большими потерями. Но это было еще не все. Подкрепления Карталона не было видно. Зато Федор отчетливо разглядел, как кельты бьются с такими же конными римлянами в конце своей улицы. А, обернувшись на крик в другую сторону, увидел быструю атаку римской манипулы, подобравшейся к ним с фланга по соседней улице.
– Держать строй! – орал Федор, отбиваясь от катафрактариев, и стараясь изо всех сил сдержать практически смятых солдат, чтобы быстрое отступление не превратилось в паническое бегство.
Пешие римляне, успевшие до того выкосить человек двадцать карфагенян ураганом пилумов, яростно напирали, вознамерившись растоптать их остатки. Федор видел перекошенные от ярости лица легионеров, почуявших вкус крови и, что самое обидное, вкус победы. С невероятным трудом Чайке удалось отступить под мощнейшим натиском пеших и конных римлян, которые, оказавшись на узкой улице, стали мешать друг другу.
Воспользовавшись этим, он сумел отступить из города с горсткой оставшихся в живых солдат. Несколько шеренг сдерживали натиск в арьергарде, а остальные устремились к берегу. Едва оказавшись за воротами, Федор вдруг увидел своего посланца к Карталону мертвым. Из спины африканца, распластавшегося на траве, торчала стрела. Сам он плавал в луже крови.
«Так вот почему Карталон не пришел на помощь», – пронеслось в мозгу Чайки, когда он бросил полный боли и досады взгляд на противоположный берег. Но размышлять было уже некогда. Это был настоящий разгром, после так успешно начавшегося штурма.
– Отступаем! – приказал он, – быстро на тот берег.
И окинув стену, на которой уже мелькали только римские шлемы, панцири и плащи, добавил:
– Разрушить за собой переправу!
Главы третья Назад, к морю
Из разведки Леха вернулся в подавленном настроении. Вроде жив, здоров, а не весел. Все не выходила из памяти Тарнара, зарубленная на его глазах грозной хозяйкой Еректа. Нравы, царившие среди сарматских воительниц, снова вывели его из равновесия.
Вернувшись тогда к своим на дорогу вместе с амазонками, Леха немедленно разыскал Инисмея и велел ему постоянно быть рядом, словно боялся, что царица Еректа теперь будет претендовать на то, чтобы Леха стал исполнять все ее приказы. Однако, этого не произошло. Во всяком случае, до возвращения в захваченный Орол. И весь путь до бурливого Тираса Леха проделал более менее спокойно. Хотя, даже возможные нападения бастарнов его больше так не отвлекали, как вопрос, что же делать дальше.
Когда совместный отряд амазонок и скифов преодолел речку в обратном направлении, пришло время расставаться. Неподалеку от ворот в лагерь Исилеи, она повернула коня, приблизившись к Лехе, ехавшему впереди своих воинов.
– Завтра вечером я приеду к тебе, – сообщила ему на прощанье царица Еректа, – жди.
И это обещание вселило в него первобытный ужас. Оно звучало как приговор свободе. Леха промолчал тогда, сделав вид, что пропустил слова хозяйки Еректа мимо ушей, но в глубине души разволновался. «Это что же, получается, – невесело размышлял морпех, понукая коня, который вез его мимо полуразрушенного частокола в лагерь скифов, – она меня, свободного мужика, теперь все время напрягать будет? Баба красивая, спору нет. Но, что же это за любовь будет под страхом смерти. Мужик я, в конце концов, ли где?».
Окутанный сомнениями, Леха прибыл к Арчою в юрту, – тот по прежнему жил в лагере, – и доложил о результатах разведки.
– Молодец, Аллэксей, – похвалил его бородатый скиф, сидя на ковре, скрестив ноги и попивая какой-то густой отвар, – значит, послезавтра снимаем лагерь и двигаемся дальше, за реку. Пора снова погулять по землям этих бастарнов, да пожечь города.
– А почему не завтра? – с надеждой спросил Леха.
– Вчера прибыли гонцы от Оритии. Она поднялась уже до самых истоков реки и сожгла там немало деревень, – поведал Арчой.
– Не сомневаюсь, – кивнул морпех, – это они могут.
– А завтра я жду гонцов от Иллура. И собираюсь отправить к нему своего. Да, кроме того, надо в Ольвию отправить еще кое-что ценное. Думаю, до вечера не управимся с подготовкой.
– Скажи, что за кибитки я видел? – спросил Леха, углядев, перед тем как войти в юрту, несколько крытых повозок, стоявших друг за другом посреди лагеря, – вокруг них столько охранников.
Арчой усмехнулся.
– Это и есть подарки нашему царю, – проговорил он нехотя, – там золото, что мы захватили в этих землях. Думаю отправить его завтра утром в Ольвию, а потом двинемся дальше.
План возник в голове у морпеха мгновенно.
– Слушай, Арчой, – попросил Леха, – отправь меня в Ольвию командиром охраны этого обоза. Я все доставлю в целости, только разреши вместе с караваном отбыть.
– Это еще зачем? – поднял брови командир корпуса, – ты мне здесь нужен. Кто в разведку ходить будет, города брать?
– Городов здесь немного, как-нибудь без меня управитесь. А мне, – взмолился Леха, на ходу придумывая достойный повод, – очень надо с Иллуром повидаться. Появилось срочное дело к царю, от которого может нашей войне большая польза выйти.
– Ай, не хитри, Аллэксей, – заподозрил неладное Арчой, – зачем тебе непременно сейчас к царю понадобилось? Говори.
Но морпех ни за что на свете не сказал бы правду, а потому продолжал твердить свое «Очень надо».
– Я отвезу и сразу вернусь, – соврал, наконец, Леха, мечтавший оказаться как можно дальше от этих мест. И, как можно скорее.
– Ну, хорошо, – сдался Арчой, тряхнув своей бородой.
Допив свой отвар, он поднялся. Низкорослый и широкий в плечах, без коня этот мудрый скиф смотрелся не менее грозно, чем верхом.
– Хорошо, – повторил Арчой, упершись руками в бока, – Доставишь казну Клорина в Ольвию, оттуда съездишь к царю. Он сам решит, там его оставить или отвезти в центральную Скифию. А оттуда сразу возвращайся обратно.
– Найдешь нас по следам пожарищ, – усмехнулся довольный скиф.
Леха закивал, вне себя от счастья.
– Я обещал тебе часть этого золота за хорошую службу, – добавил Арчой, – можешь взять, его уже приготовили.
– Да мне не надо, – стал отказываться Леха, обрадованный уже тем, что избегнет завтрашней встречи с хозяйкой Еректа, – главное, чтобы никто не знал, куда я отправился.
– Это буду знать только я, – ответил Арчой, не уловив в словах кровного родственника иного смысла, кроме беспокойства о доставке золота.
– Вот и отлично, – кивнул Леха, – Договорились.
– А свое золото забери, – приказал Арчой, – ты его заслужил.
Леха подчинился. В конце концов, чего отказываться, раз дают. Действительно заслужил, – воевал, не за чужими спинами отсиживался. Да и бойцов наградить обещал.
Выспавшись с удовольствием и в одиночестве, на следующее утро бравый морпех был снова доволен жизнью. День выдался солнечным. Ставший уже обычным мелкий дождь прекратился. И Леха счел это хорошим знаком, поймав себя на мысли, что с некоторых пор стал верить в приметы.
Для охраны золота требовалось выделить не меньше трехсот человек, и он взял в этот поход всех своих людей, что остались. Таких набралось чуть больше полутора сотен, считая раненных. Доукомплектовал их всадниками Арчоя и, хорошенько перекусив, отправился в дорогу. Задерживаться в лагере ему совершенно не хотелось.
Покидая лагерь скифов последним, Леха невольно обернулся и посмотрел в ту сторону, где за обугленными развалинами пригородов Орола, скрывался лагерь амазонок. Но, не увидел никого, спешащего к нему навстречу, и облегченно вздохнул.
– Давай быстрее! – поторапливал Леха возниц, дефилируя мимо повозок от головы к хвосту колонны, то и дело заезжая в лес и посматривая назад, будто ожидая погони. До вечера было еще далеко, но, пока, слава богу, вокруг все было тихо.