На сей раз, мне удалось подзадержать оргазм до разумных пределов.
Собственно, это была даже не моя заслуга. Просто Машенька, вскочив на
"Муромца", с таким рвением стала галопировать на нем, умело, притормаживая
в те самые моменты, когда я начинал терять контроль над собой, что меня
хватило на целых пять минут.
Я уже был не новичок в деле искусственного управления эякуляцией, уроки
моего личного педагога не прошли даром. Я гордился собой. Я вырос в
собственных глазах. Пять минут! По моим меркам это было нечто вроде
мирового рекорда. Оргазм, правда, был средней бурности, если судить по
шкале Рихтера, но достаточно продолжительный и с ярко выраженными нюансами.
- Как тебе удалось возбудить его? - благодарно спросил я Машеньку.
- Подергивание яичек способствует спермообразованию и крайне возбуждает
плоть, - пояснила она.
Я отпустил ее, распорядившись выделить пожизненную пенсию с назначением
на должность главной придворной массажистки.
Глава двенадцатая
Проигранное сражение
Вечером на "Мерседесе" меня привезли в Кейсарию. В здешнем амфитеатре все
было готово к бою. Меня усадили в императорской ложе. По правую руку от
меня устроился Рав Оладьи, по левую премьер-министр Ицхак Самир.
У Хомячка по обыкновению, был слишком сонный вид, и он продремал почти
все представление, в отличие от моей "правой руки", которая завелась с
полуоборота при виде моего величества.
- Вы прекрасно выглядите, Ваше величество, - встретил он меня, иронически
улыбаясь в свою редкую бороденку.
Рав Оладьи был в расписанном золотом халате и в тяжелой марокканской
чалме, которая, судя по всему, была ему великовата.
- Благодарю, ваше преосвященство, у вас тоже здоровый вид.
- О да, занятия Торой способствуют укреплению здоровья. А вы, я слышал,
увлеклись педагогикой? - участливо спросил он, играя лохматыми бровями.
Ах ты змея подколодная, решил-таки ужалить? Но ничего, мы тоже можем.с.
- Да, ваше преосвященство, я обнаружил, что педагогика не менее
благотворно влияет на здоровье.
Уязвленный тем, что я посмел сравнить священную книгу со столь обыденной
светской наукой, рав замолчал. Я вроде бы отбил у него охоту насмехаться.
После оваций, которыми встретила нас публика, на арену выпустили бывшего
политика левого толка (одного из самых ярых проповедников гражданского
брака), и двух высоких тощих студентов ешивы в черных кафтанах, вязаных
кипах и с длинными пейсами.
В Прошлом политик был знаменитым оратором и выдающимся борцом за права
евреев сочетаться гражданским браком. Он носил очки в роговой оправе, был
обладателем солидной лысины и не менее солидного брюшка.
Согласно правилам боя плешивый политик должен был противостоять двум
худосочным носителям духовных ценностей иудаизма и активистам борьбы
против гражданского брака в Израиле.
Еще толком не начавшись, бой мгновенно вылился в яростное избиение.
Получив затрещину от одного из юнцов, плешивый оратор вместо того, чтобы
дать сдачу, встал в позу и, обратив затуманенный взор в сторону главного
рава, патетически возопил:
- Демократия неизбежна, как восход солнца!
Тут он получил второй удар по уху, от которого у него слетели на землю
очки.
- Пидоры! - с воодушевлением сказал политик, нагнувшись и пытаясь на
песке отыскать очки. Водрузив их на место, он укоряюще посмотрел на рава
и завершил свою речь ужасным проклятием:
- Чтобы ты свининой подавился, сука!
Рава передернуло. Редкая седая бороденка мелко задрожала, пудовая чалма
съехала на левое ухо.
- Кончайте его! - нервно приказал он ешиботникам.
Повеселевшие отроки стали забивать пылкого оратора ногами. Один из них
был обут в кованные солдатские говнодавы. Мощным ударом в пах он заставил
политика скорчиться. Одного такого удара было достаточно, чтобы оставить
человека без потомства.
- Ой, больно, - завопил тот. - Бо-ольно, сволочи...
Отработанные, безжалостные удары сыпались со всех сторон. Истекающий
кровью правозащитник уже перестал реагировать, а ешиботники все били и
били.
Публика неистовствовала. Публика требовала крови безбожника.
- Ваше преосвященство, - обратился я к раву, - забьют же насмерть!
- И поделом, - невозмутимо отвечал рав, - поправляя чалму, - этот козел в
свое время утверждал, что у царя Давида были гомосексуальные наклонности.
- Это не значит, что его надо прикончить тут столь безобразным способом,
господин рав, где ваше хваленное еврейское милосердие?
- Ах, оставьте, Ваше величество, вам ли говорить о милосердии: хоть
кому-то в вашей прошлой жизни вы протянули руку помощи?
Я с удивлением уставился на него.
- Не надо морщить лоб, господин царь. У меня в сейфе досье на вас. Никому
вы не помогали, а только обижались на весь мир и ждали, пока кто-нибудь
другой окажет вам помощь.
- Пусть так, но сейчас вот я хочу помочь этому человеку. Немедленно
прекратите избиение!
- Вам не стоит вмешиваться, господин царь!
- Это почему же?
- Потому что отныне и впредь система судопроизводства и последующего
наказания в Израиле - возложена на руководство главного раввината.
- Даже так, а я и не предполагал.
- Следует предполагать, Ваше величество, кроме того, вы упускаете из виду
то немаловажное обстоятельство, что царь Давид, как никак был ваш предок и
вы, по сути, а не я должны стоять на страже его авторитета.
- Со своим предком я сам как-нибудь разберусь, а вас попрошу оставить в
покое этого плешивого.
- Занятия педагогикой плохо влияют на вас, Ваше величество, - сказал он
и, нехотя, махнул рукой.
Худосочные бойцы унесли бесчувственного политика с арены.
Глава тринадцатая
Невинные шалости замполита
Повздорив с равом, я вышел из императорской ложи и пошел по направлению
к выходу.
Вдогонку мне рав насмешливо бросил:
- Запомните, Ваше величество, - блядь никогда женой не станет.
- Без твоих сраных сентенций обойдусь как-нибудь, - огрызнулся я, жалея,
что не могу вздернуть его за бороду.
Я приехал во дворец и поспешил в свои покои, откуда доносилась
подозрительная возня, приглушенный смех и мелодичное позвякивание медалей.
Я рывком открыл дверь и увидел обнаженную Машеньку в непристойной позе, а
за нею небритого маршала, совершавшего фрикции в совершенно бешеном темпе.
Меня возмутило не то, что этот недоносок, не стесняясь, трахал ее во всю
ивановскую, причем, в моих покоях, а то, что даже за этим деликатным
занятием, он умудрился не утерять своей хамской сущности: во-первых, не
побрился, во-вторых, спустил милицейское галифе, но оставался в сапогах,
которые в такт движению хозяина с таким фраерским шиком поскрипывали,
будто хотели подчеркнуть, что они не просто сапоги из дворцовой каптерки,
а сапоги офицерские из настоящей кожи с глянцем.
- Браво, маршал, - сказал я, криво усмехаясь, - а обувь все же надо
снимать, хотя бы из уважения к даме. К чужой даме, прошу учесть.
- Ваша величество, она уже не ваша, - стал уныло оправдываться тип, -
после того как вы назначили ей пенсию, она автоматически уволена из гарема.
- Тем более, козел ты нечесаный, - должен знать, что неприлично и
постыдно трахать пенсионерок. Нет, надо было все-таки тебя кастрировать.
- Ради бога, ваше величество, - взмолился Тип, - не подумайте чего
плохого, - я просто поздравил Марию Павловну с назначением на высокую
должность придворной массажистки. Она была лучшей ученицей на
политзанятиях, которые я проводил.
- Довольно оригинальный способ поздравления, тебе не кажется, маршал?
Впервые вижу, чтобы поздравляли через заднепроходное отверстие.
- Простите, Ваше величество, неувязочка вышла, мне надо было по факсу ее
поздравить, официально, так сказать.
- Ладно, пошел отсюда, политинформатор хренов!
Понурив голову, Тип удалился из покоев, вслед за ним, стараясь не глядеть
на меня, выпорхнула смущенная Машенька.
Я устало опустился в кресло, намереваясь предаться горестным раздумьям,
но не успел. Снова прибежал Тип, и вид у него на сей раз, был особенно
неприглядный. Он был взволнован и растерян. Ширинка на брюках бесстыдно
распахнута, а мундир фельдмаршала измят и изжеван.
- Вот что, любезный, - раздраженно сказал я, - изволь гладить пиджак по
утрам, а то он у тебя будто в жопе побывал.
Тип не отвечал. Он был удручен, он смотрел на меня с состраданием:
- В чем дело, моряк? - спросил я. Ноги мои похолодели от недоброго
предчувствия, - опять жертва политического образования?
- Да нет, Ваше величество, образовывать я уже покончил и в гареме теперь
у вас полная политическая грамотность.
Я облегченно вздохнул и откинулся на спинку трона.