этим делам. Так меня эти вонючки возмутили! Перешерстили
театр, да еще и студию Олега Павловича Табакова, нашего
старого артиста.
не моего класса. Грубо - я не уважаю. Я, капитан, негодую по
поводу исчезновения орденов генерала Рузского.
Благороднейший человек, театрам помогал, и рвань
беспардонная так с его коллекционными вещами поступила!
сдавать своих такому зубру нелегко, очевидно, никогда не
приходилось. Кострецов помог:
свою физиономию.
базарю за всю масть, - перешел он от волнения на феню. -
Сука эта рваная - Федя Труба! Он, я не сомневаюсь, своих
сявок кинул на брюлики актрис, а главное - на ордена.
Слыхали о таком фармазоне?
орденам.
шарила? У того под журналистов работали супруги Калинины.
доходит. Ну кем были эти молодые люди Калинины?
Интеллигентные мокрушники. Да и пахан их Тарасенко - гусь
лапчатый. Сгорели все, потому как он, бивень, замазанное у
себя на коллекции держал. Это вор?! А Федя Труба -
профессор, специалист. Сам уж давно на дела почти не ходит,
у него учеников целый выводок. Ныне фарт на ордена. Границы
открыли, так такие дореволюционные сокровища взад-вперед из
России заходили. Тут и именное наградное оружие: золотое,
осыпанное драгоценностями... Труба по всему этому товару
лекции в МГУ может читать.
повязали Федю впервые, он на киче под следствием по молодой
расстроенности все причитал в камере: "Дело - труба". Сейчас
он матерый, но конченый человек... Кокаинист. Очень дорогое
удовольствие. Теперь Федя больше для его бесперебойности
старается.
проутюжили.
анфаса нет, только профиль остался. Совершенно изможденное,
треугольное лицо. А нос спицей у него и так был. Марафет
достает и не таких умников. Уходя из квартиры Неумывайкина,
Кострецов подумал, что, судя по описанию, которое дал Феде
хозяин, тому больше б подошла лисья кличка. Треугольное,
"лисье" лицо говорит о хитрости и расчетливости человека и,
бывает сочетается с мнительностью и импульсивностью.
довольный визитом, - и у лис бывает хвост трубой".
люди, которых он затягивал в паутину расспросов.
Осведомитель Кеша Черч не забыл их разговора во дворе банка,
увенчанного легендарными ночевками взломщика Паршина.
зарабатывал себе на выпивку не только информацией для
Кострецова. Поставлял Кеша нужные сведения и уголовникам,
которые, в отличие от опера, оплачивали ее ценность. Являясь
таким образом двойным агентом, Черч изощрился в вылавливании
слухов, намеков, наводок. Он болтался среди криминалитета,
торговцев, дворников, таксистов и прочего многознающего люда
Чистяков. Подстерегал неосторожные слова, замечания,
откровения в пивных и самых разных местах, где человека так
и подмывает выговориться.
информацией о квартирах и машинах новых русских для
ограбления или угона. Так же была важна блатным трепотня их
"коллег" о разборках, переделе сфер влияния в центровой
Москве. Кеша, ходячий банк данных, ориентировался во всем
этом, как премудрый пескарь, исплававший окружающие норы до
взвихрения ила и донного песка. Поэтому и носители сведений
относились к нему с интересом.
Банковском, уверенно примазавшись к паре молодых блатарей,
которые, глотая водку с пивом, доходили до нужной ему
кондиции. По Кешиным наблюдениям, были ребята из шайки
автоугонщиков Грини Духа.
кликали Веревкой за худобу и высокий рост. Второй, в
тельняшке, выглядывающей из распаха шелковой рубахи,
прозывался Камбузом, - вероятно, за любовь к морю и величину
физиономии.
работал наладчиком экспериментальной аппаратуры на подводных
лодках, плавал при ее испытании. В общем, ему было чем
зацепить Камбуза. Тем более что в знак памяти о своем
морском прошлом Черч, как всегда, пил только пиво
"Адмиралтейское".
портером, и Черч осмелился на замечание:
тогда даже по цвету на истинного "ерша" походит.
льем? Я и не ведаю, в натуре, как это чернушка называется.
вкус малость гасит.
начавший от многопития заикаться.
Я и не знал, что такое имеется.
уважают. Правда, когда я на лодках ходил, такого не было.
дальних походах бывал.
там жизнь сложили.
его тогда и на свете не было.
утекает - и каюк. Тогда драят наглухо этот отсек. И из него
стучат смертно морзянкой... А что делать? Или им погибать,
или всем остальным. Нельзя отдраивать. Помню, накрылись так
парни в одном отсеке. Пришвартовались мы, стали их
вытаскивать. Все мертвые, а у одного на руке часы все
тикают, тикают. Как та последняя их морзянка...
но, если Кеша о чем-то рассказывал, он явственно это себе
представлял, верил в воображаемое и переживал до самого
донышка своей искромсанной души.
слезу и быстро выпил.
тарелку с бутербродами.
семгой, стал не спеша откусывать. Спросил, кивнув на
тельняшку Камбуза: