АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Чем? Скалкой? - Нинон постепенно увлеклась процессом.
- Скалка подойдет, - ответила я тоном заправского винодела.
Нинон опять сбегала на кухню и, вернувшись, торжественно вручила мне деревянную скалку.
Я встала возле ведра на колени, засучила рукава блузки и приступила к ответственному делу уминания смородины. Трудилась я на совесть, даже вспотела немного, а еще у нас приключился небольшой казус. То ли я плохо рассчитала свою силушку молодецкую, то ли Нинон, увлеченная производством горячительного напитка, слишком низко наклонилась над ведром, но в какой-то момент густая пыхтящая масса особенно звонко чмокнула под моей скалкой, и прямо в лицо Нинон полетела лиловая примочка из забродившей смородины, залепив ей очки и глаза и перепачкав волосы.
- Ну вот, я так и знала! - мрачно сказала Нинон, похоже, не до конца оправившаяся после нашей недавней перепалки из-за мужчины моих несбывшихся снов. Неужели она подумала, что я сделала это специально?
Пришлось мне выводить Нинон наверх, заботливо обняв за талию и приговаривая:
- Осторожно, осторожно, держись за меня...
Благополучно поднявшись в кухню, мы неожиданно наткнулись на овдовевшего банкира, который посмотрел на нас почти с испугом. Правда, Нинон этого не увидела, поскольку была ослеплена смородиновой кашей.
- Что случилось? - ошалело спросил банкир.
- Да ничего особенного, просто мы вино делали, - объяснила я, подвела Нинон к раковине и, наклонив, сунула ее голову под кран.
- Горячо! - недовольно взвизгнула Нинон и осведомилась:
- С кем ты там разговариваешь?
Остроглазов смущенно откашлялся:
- Это я, Виталий... Звал вас, звал, никто не отвечает. Думал, вдруг что случилось, вот и вошел... Собственно говоря, я хотел сказать, что подобрал для Жени вариант. В смысле работы.
Нинон положила на край кухонного стола мокрые очки, на которых еще оставалось несколько смородиновых капель, шумно умылась и утерлась полотенцем. Обернулась, моргая беспомощными близорукими глазами:
- И какой вариант?
- Совместная фирма, - доложил банкир, - они с осени расширяются, и им требуются работники. Только на собеседование желательно попасть прямо сегодня, в крайнем случае завтра. - Он посмотрел на наручные часы. - Я сейчас как раз еду в Москву, так что могу завезти, если хотите. Ну что, едете?
Я оглянулась на мокрую Нинон, волосы которой слиплись от давленой смородины, и пробормотала:
- Да нет, сегодня не получится, лучше уж я завтра...
- Ну как знаете, - индифферентно отозвался Остроглазов, - тогда я оставлю вам адрес и телефон. - И он достал из внутреннего кармана стильного пиджака записную книжку.
Тут в разговор вмешалась Нинон:
- А почему бы тебе сегодня не поехать? Из-за меня, что ли? Поезжай, ничего со мной за полдня не сделается. Поезжай, поезжай...
- Ну так что! - снова уставился на меня овдовевший банкир.
Я посмотрела на свои вымазанные смородиной руки, мысленно ужаснулась, прикинув, что вымыть их как следует за один раз не удастся - под ногтями наверняка останется синий ореол.
- Но.., но мне же нужно хотя бы переодеться, - только и смогла я выдавить из себя.
- Пятнадцати минут вам хватит, я надеюсь? - предположил Остроглазов и снова посмотрел на часы.
- Хватит! - ответила за меня Нинон и приказала:
- Быстро мой руки!
***
Через полчаса я уже сидела на заднем сиденье черного банкирского лимузина. Остроглазов сидел впереди, рядом с водителем, а лимузин медленно и важно переползал через железнодорожный переезд. Без Нинон я чувствовала себя не очень уютно и исподтишка рассматривала свои непрезентабельные ногти, которые, как я и предполагала, мне так и не удалось толком отмыть.
За всю дорогу банкир не сказал со мной ни слова и лишь изредка обменивался короткими фразами с водителем, комментируя состояние шоссе и убийственную жару, посетившую Подмосковье этим летом.
Когда лимузин вырулил на кольцо, Остроглазов объявил водителю:
- Паша, сначала заедем в "Омегу".
Так я узнала, куда, собственно, он меня сватал - совместная фирма называлась "Омега". Я сразу подобралась и стала вспоминать, как проходила собеседование, устраиваясь на прежнюю работу. Ничего в этом приятного нет, тебя придирчиво рассматривают, словно товар на мелкооптовом рынке, только что зубы не пересчитывают и мускулы не ощупывают. А вопросы, вопросы... Помнится, в одном месте осторожный работодатель даже заставил меня подписать бумагу - обязательство не обзаводиться потомством в ближайшие пять лет. Впрочем, это мне не помогло, он все равно меня не взял.
Торжественно проплыв по Садовому кольцу, лимузин свернул в малоприметный переулок и припарковался у симпатичного двухэтажного особнячка. Повернув ключ в замке зажигания, водитель Паша тенью выскользнул из автомобиля и предупредительно распахнул дверцу перед шефом.
Банкир грузно вывалился из лимузина, походя задев меня оловянным взглядом. Я тоже выкарабкалась с заднего сиденья и поплелась за ним на ватных ногах. Это все мои проклятые комплексы. Ну и что, пусть смотрят оценивающе, пусть задают не самые корректные вопросы, главное - найти хорошую работу, чтобы я могла продолжить перечисления на свой банковский счет и со временем купить себе наконец приличную отдельную квартиру. На большее-то я не зарюсь.
Самое удивительное - никакого собеседования в традиционном варианте и не состоялось. Просто мы поднялись наверх по мраморной лестнице, вошли в кабинет с высокими потолками. Чтобы догадаться, что это приемная солидного начальника, особого ума не требовалось. Потом банкир хозяйским жестом распахнул дверь с надписью "Генеральный директор", а меня оставил наедине с секретаршей, молодой фифой с холодными изумрудными глазами и тщательным маникюром.
Через минуту телефон на секретарском столе зазвонил, фифа подняла трубку, елейно произнесла: "Да, Юрий Иваныч", посмотрела на меня, сказала еще раз: "Да, Юрий Иваныч" - и опустила трубку на рычаг. Потом выдвинула ящик стола, достала из него какую-то бумагу и придвинула ко мне:
- Заполняйте.
Листок оказался анкетой с достаточно банальными вопросами: фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, адрес и так далее. Я тщательно ее заполнила, а когда подняла голову, поймала надменный взгляд фифы, которая с любознательностью юного натуралиста рассматривала мои грязные ногти. Она забрала мой листок, сунула в красную папку и, крутанувшись на стуле, вперилась в экран компьютера, с этой минуты не обращая на меня никакого внимания.
Я сидела и, тихо злясь, посматривала на дверь с табличкой "Генеральный директор", не зная, что мне делать дальше. То ли встать и уйти, то ли дожидаться банкира. В конце концов, он мог бы быть ко мне и повнимательнее после b.#., как я битых два часа носилась с чайником, приводя его в чувство на пару с Нинон.
Наконец дверь отворилась, в нее боком протиснулся Остроглазов, а за ним совершенный пацан в дорогом костюме и очках в модной золотой оправе, такой акселерат-призер детско- Юношеских математических олимпиад. По тому, как подобострастно уставилась на акселерата фифа, я поняла, что он-то и есть Юрий Иваныч, мой будущий шеф, если, конечно, его устроит моя анкета. И что творится на свете, люди добрые?! В прежние времена этот Юрий Иваныч был бы в лучшем случае самым младшим научным сотрудником в каком-нибудь пыльном НИИ и по поручению старших товарищей гонял в ближайшую булочную за пирожками.
Остроглазов и акселерат обменялись в приемной дружеским рукопожатием, потом акселерат панибратски похлопал печального вдовца по плечу, сказал со смешком: "Все, договорились, за тобой рыбалка" - и, пятясь задом, скрылся за дверью своего кабинета. Банкир бросил рассеянный взгляд на фифу, потом на меня и поманил за собой. И это все собеседование, так надо полагать? Я взлетела со стула, будто меня пружиной вытолкнуло, и шмыгнула вслед за ним.
Уже на мраморной лестнице Остроглазов меня просветил:
- Считайте, что вы приняты. Только работать начнете с сентября, когда они штатное расписание утвердят. Вы им телефон свой оставили?
- Указала в анкете, - клацнула я зубами.
- Тогда все в порядке, - заверил он и прибавил шаг. На нижней ступеньке притормозил и оглянулся. - Могу подбросить вас к вокзалу, если вы прямо сейчас собираетесь возвращаться в Дроздовку.
Я отрицательно замотала головой:
- Не стоит, я, пожалуй, прежде забегу ненадолго домой.
- Дело ваше, - равнодушно молвил банкир и был таков.
Черный лимузин резво сорвался с места и в мгновение ока скрылся за поворотом.
Глава 19
Я ненадолго забежала домой, чтобы захватить кое-что из одежды, раз уж мое пребывание у Нинон затягивалось на неопределенное время. Между прочим, я положила в сумку купальник, чтобы, пользуясь случаем, хоть немного позагорать. Да, чуть не забыла, в прихожей на тумбочке лежало для меня письмо. Из Барнаула. Я сразу сообразила от кого: от двоюродной племянницы моего бывшего мужа (подумать только, все у меня бывшие: и муж, и любовник), той самой девчушки, что поздравляла меня со всеми праздниками, вплоть до Дня Конституции, обращаясь ко мне "дорогая тетя Женя" и подписываясь "Светик".
Усмехнувшись, я распечатала письмо и наскоро пробежала его глазами. То, что я из него узнала, повергло меня в некоторое смятение. Во-первых, я с удивлением уяснила, что "Светик", обладавшая круглым детским почерком, полтора месяца назад окончила школу, во-вторых, что эта самая $".n`.$- o племянница зачем-то собиралась в Москву и спрашивала, может ли она остановиться у меня. Только этого мне и не хватало! В конце концов, почему бы этой девице не обратиться с такой трогательной просьбой к своему дядюшке, который тоже живет в Москве и, между прочим, в отличие от меня, не в коммуналке, а в отдельной квартире?
Я распалила себя до такой степени, что даже решилась позвонить Ивану, чего не делала ни разу с самого нашего развода, хотя он и оставил мне свой телефонный номер. Пожалуй, пришел момент воспользоваться его любезностью. Уже кончив крутить телефонный диск, я сообразила, что Ивана я вряд ли застану дома в такое время - наверняка он на работе.
Мои опасения подтвердились умилительным детским голоском, громко сказавшим в трубку:
- Але, але!
Я даже трубку от уха отодвинула и растерянно спросила:
- Девочка, а папа дома?
- Я не девочка, а мальчик, - обиженно произнесла трубка, потом в нашу беседу вмешался женский голос, который спросил: "С кем ты там разговариваешь?" Затем, судя по шорохам И шумам, последовала непродолжительная борьба за трубку, завершившаяся традиционным "Але, кто говорит?".
Я догадалась, что это жена моего бывшего мужа, и чуть малодушно не бросила трубку, но в последний момент все-таки решилась:
- Могу я поговорить с Иваном? Женский голос не сразу, а после короткой паузы ответил мне встречным вопросом:
- А кто его спрашивает?
- Бывшая жена, - пошла я ва-банк, заранее уверенная, что совершенно напрасно позвонила. Даже если Иван и дома, никто мне его не позовет.
Однако, вопреки моим ожиданиям, Иван не только находился дома, но и был незамедлительно приглашен к телефону.
- Жень, ты, что ли? - услышала я его слегка заспанный басок. - Что-нибудь случилось? - Я при этом ровным счетом ничего не почувствовала, ничто во мне не дрогнуло и не отозвалось.
Тут я заметила, что дверь одной из моих двух соседок, никак не отреагировавшей на мое появление и даже не вышедшей поздороваться, чуть-чуть и совершенно беззвучно отошла от косяка, и понизила голос, хотя ничего секретного в нашем с Иваном разговоре не было:
- Слушай, мне прислала твоя племянница из Барнаула письмо, она собирается в Москву и хочет остановиться у меня, а я, сам понимаешь... Иван меня перебил:
- Постой, это какая племянница, что-то я такой не знаю...
- Двоюродная, - терпеливо пояснила я, - Светой зовут.
На другом конце провода случилась достаточно продолжительная заминка, разрешившаяся недоуменным мычанием:
- Гм-гм... С-света? М-м-м, это чья же дочка? Аньки, что ли, но у нее три пацана. Или Федора? Но ту, кажется, зовут Танькой, и ей уже лет двадцать восемь, если я не ошибаюсь. Wто же это за Света такая загадочная, а? А может... Ну да, скорее всего она дочь моей двоюродной сестры Галки, но тогда она мне не двоюродная племянница, а троюродная...
Меня порядком утомил телефонный Иванов экскурс по генеалогическому древу.
- Танькина она или Галкина, для меня не имеет никакого значения, - отрезала я, - но принять я ее не могу. Двоюродные они или троюродные, но это твои родственники, так что пусть они к тебе и едут.
- Ну конечно, конечно, - поспешил согласиться Иван, - ты это.., не бери в голову и не беспокойся: никто к тебе не приедет. Я сам разберусь со своими родственниками.
Я хотела сказать: "Давно пора", но смолчала. Главного- то я добилась.
- Тогда все, - сказала я.
- А.., а как у тебя дела?
- Нормально, - сухо ответила я и положила трубку.
Сразу после этого дверь моей соседки беззвучно затворилась, будто подхваченная легким сквознячком. Я показала ей язык. Не соседке, конечно, а двери. , Разрешив проблему с Ивановой племянницей, я подхватила сумку и направила свои стопы на вокзал. Вернее, не только на вокзал, потому что по дороге я еще ненадолго заглянула к матери, и это посещение, как оказалось впоследствии, сыграло немаловажную роль в моей истории. Не в прямом смысле, правда, а в опосредованном. Короче говоря, если бы я не решилась по пути на вокзал заскочить к матери, я бы не опоздала на электричку в 19.50 и мне не пришлось бы ехать на той, что отправлялась в половине девятого вечера. Какая разница? Да не такая уж большая, в сущности.
Только эта самая электричка, отходящая с вокзала в половине девятого, до Дроздовки так и не дошла, застряла в десяти километрах, на платформе Плещеево. Полчаса я, как и прочие пассажиры, просидела в вагоне, недоумевая, что случилось, а потом машинист сообщил по скворчащему и шипящему радио:
- На железнодорожном пути произошла авария, поезд дальше не пойдет.
***
Недовольный народ с сумками, кошелками и рюкзаками высыпал на платформу. Одни кинулись к кассам, чтобы до конца выяснить, что за авария произошла на железнодорожной ветке, другие бросились к автобусной остановке, третьи - ловить проходящие мимо машины. Я тоже понадеялась на автобус, но обнаружилось, что из Плещеева до Дроздовки таковые не ходят. Тогда я решила вернуться в Москву и была жутко разочарована, узнав, что и это невозможно: по причине все той же аварии поезда не ходили ни в ту, ни в другую сторону. Я приуныла. Мне ничего не оставалось, кроме как ждать, причем неизвестно, как долго.
Помыкавшись по платформе, я углядела свободное местечко на одной из скамеек, присела и принялась изучать купленную в *(.a*% газету. Я выучила ее чуть ли не наизусть, а мегафон на платформе все еще повторял через каждые пятнадцать минут:
- Поезда из Москвы и на Москву задерживаются из-за аварии на железнодорожной ветке.
Через два часа начало заметно темнеть и свежеть, я даже накинула на плечи кофту, благо я сунула ее в сумку наряду с купальником. Людей на платформе становилось все меньше и меньше, хотя я не совсем понимала, куда они девались. В общем, с каждой минутой мне становилось все тоскливее и тоскливее. Масла в огонь подлил благообразный старичок, сидевший неподалеку, который грустно изрек, глядя в пространство выцветшими подслеповатыми глазами:
- А в 23.45 последняя электричка...
Я вскочила и снова забегала по платформе, против своего обыкновения пристала к совершенно охрипшей кассирше, которой приходилось отдуваться за всю железную дорогу, но ничего нового не узнала. От нечего делать обошла обшарпанный домик, в котором помещались кассы, и обнаружила на одной из стен выцветшую и обтрепанную милицейскую листовку, точно такую же, какую я видела в Дроздовке, с фотографией неизвестной девушки, убитой маньяком. Впрочем, это, кажется, еще не доказано. В любом случае созерцание посмертного снимка молодой жертвы настроения мне не прибавило. Неужто мне придется ночевать на улице? Бр-р, веселенькая перспективка!
В конце концов я решилась - вышла на обочину шоссе. Однако поднять руку решилась не сразу. Машины проносились мимо не так уж часто, с перерывом в три-пять минут, и следовало думать, что ближе к полуночи их станет еще меньше. Я оглянулась на оставшихся на платформе пассажиров, может, кто-нибудь из них присоединится ко мне? Но нет, никто из безнадежно ожидавших такого намерения не выказал. И где я, дура, была раньше, нужно было мне позаботиться о себе часа два назад, тогда бы мне наверняка подобралась компания до Дроздовки.
Проторчав у обочины минут двадцать, я уже собралась вернуться на платформу и провести ночь на лавочке, как вдруг совсем рядом со мной взвизгнули тормоза автомобиля. Пролетевшая метров пятьдесят вперед светлая машина остановилась и медленно сдала назад. Я поняла, что ее владелец хочет меня подвезти, и не знала, радоваться мне или пугаться. На всякий случай я отступила в сторону.
Мужчину в автомобиле такой маневр несколько озадачил.
- Эй, - сказал он, - так вы едете или нет?
- Я? - переспросила я, как последняя идиотка.
- Ну вы, вы, кто же еще? - раздраженно ответил он, и в этот момент я его узнала. Да это же поэт-песенник Широкорядов!
- Еду, еду! - обрадованно заорала я и с готовностью нырнула в предупредительно открытую заднюю дверцу. Плюхнулась на сиденье и сконфуженно сказала:
- Извините, я вас не сразу узнала.
- Бывает, - пробормотал поэт-песенник, трогаясь с места и глядя в зеркало заднего обзора, потом поинтересовался:
- А как вы здесь оказались?
- Из Москвы ехала, а электричка застряла, говорят, где- то на пути авария, - выдохнула я, жутко счастливая тем обстоятельством, что мои мытарства благополучно подходят к концу.
- Авария? - уточнил поэт-песенник. - Наверное, опять грунт осыпался, - предположил он, - в прошлом году уже такое было, после дождей. - Он повертел ручкой приемника, и салон наполнился звуками музыки. Широкорядов прибавил громкость и осведомился:
- Что, нравится?
Я вежливо сосредоточилась на льющихся из приемника звуках, но ничего толком не поняла. Тонкий женский голосок выводил заунывную мелодию.
- Мои стихи, - самодовольно пояснил поэт-песенник.
Я сосредоточилась в другой раз, уловила традиционный набор рифм "любовь-кровь-вновь", а также "подожди-дожди- впереди" и из последних сил выдавила из себя улыбку, довольно кислую, по всей вероятности. И чтобы поэт-песенник не счел меня невежливой, призналась:
- Я не такая уж меломанка, медведь на ухо наступил.
- Ну а к поэзии как относитесь? - не унимался Широкорядов.
Этот вопрос застал меня врасплох, потому что считать поэзией то, что тоненький голосок выводил под фонограмму, мне не позволяло мое приличное гуманитарное образование.
- К поэзии? - Я тоскливо взглянула сквозь стекло автомобиля. По моим прикидкам, до Дроздовки нам предстояло добираться еще минут десять. Честно говоря, ввязываться в литературную дискуссию мне совершенно не хотелось, вдруг да скажу что-нибудь нелицеприятное, а оскорбленный Широкорядов меня за это высадит в чистом поле. Тогда уж мне придется ночевать даже не на скамейке, а под кустиком.
В общем, я отделалась ничего не значащими фразами, а поэт-песенник переключился на тему недавнего пожара, свидетелем которого мы стали, и извинился за выходку Лизы. Меня так и подмывало расспросить о последней поподробнее, но, как и подобает воспитанной девушке, я задушила свое нездоровое любопытство еще в зародыше.
Скоро мы уже были на маленькой площади возле платформы Дроздовка, где поэт-песенник ненадолго остановился, чтобы купить сигареты в круглосуточном киоске, где дежурил все тот же веснушчатый Сеня. Пока Сеня отсчитывал Широкорядову сдачу с пятидесятирублевой купюры, они обменялись короткими фразами об аварии на железной дороге и удушающей жаре. А еще Сеня спросил, как Широкорядову понравилось шампанское, которое тот покупал у него на прошлой неделе.
- Шампанское? - Похоже, Широкорядову пришлось вспоминать. - Да вроде бы ничего... - И, помахав Сене рукой, сел за руль.
Потом испросил у меня разрешения закурить и жадно затянулся.
Оставшийся отрезок пути мы проехали в полном молчании, а когда автомобиль поравнялся с поэтовой дачей, стоящей слегка на отшибе, я сказала, что дальше доберусь сама.
- Ну нет, - возразил поэт, - я довезу вас до самого дома, тем более что у нас здесь такие дела творятся...
Я не стала возражать. Машина медленно, на первой передаче, поползла вдоль заборов, а я от нечего делать уставилась в окно. Банкирская дача тонула в кромешной тьме - то ли неутешный вдовец завалился спать с вечера, то ли остался ночевать в Москве, - а вот недостроенная, та, на которой позавчера случился страшный пожар, напротив, просто расцвела огнями. Впрочем, здесь я немного преувеличиваю - особенной иллюминации не было, но на веранде и в двух окнах второго этажа свет точно горел. Так же, как и на даче Нинон, которая, наверное, места себе не находила, беспокоилась за меня.
- Ну все, приехали, - объявил поэт-песенник, - а вы мне так и не сказали, как относитесь к поэзии.
Я заметила тень, мелькнувшую в окне первого этажа, - это Нинон, услышавшая шум мотора, приникла к стеклу, - и выпалила:
- Все зависит от поэзии. Хотя даже самая лучшая, на мой, конечно, абсолютно субъективный взгляд, напоминает секс по телефону.
- Это как? - Широкорядов был откровенно заинтригован.
- Очень просто. Мне кажется, что поэты - это люди, которые предпочитают описывать чувства, а вовсе не испытывать их.
- Интересное мнение, - почему-то серьезно отозвался Широкорядов.
Я вышла и торопливо пошла к дому. И только на ступеньках террасы меня осенило: не примет ли Широкорядов такую мою сентенцию за намек?
Глава 20
- Ну где ты пропадала? - набросилась на меня Нинон, едва я переступила порог. - И кто тебя привез?
Прежде всего я рухнула на диван и расслабилась, сложив руки на груди и вытянув ноги.
- 0-ох... - выдохнула я, сбросила туфли и пошевелила пальцами.
- Да что с тобой стряслось? - Нинон пристально глянула на меня из-под очков.
- Электричка... Электричка застряла в Плещееве: авария какая-то впереди произошла. В общем, я там три часа проторчала и, наверное, заночевала бы прямо на рельсах, если бы не поэт-песенник...
- Значит, это Широкорядов тебя подвез? А я уж думала, что такое случилось? Уже два часа места себе не нахожу. То в окна выглядываю, то к калитке бегаю... Мысли всякие в голову лезут насчет маньяка... Хотела идти встречать тебя, да тоже боязно как-то... Если бы хоть Остроглазов был, я бы его попросила подвезти меня до платформы, но его, как на грех, нету. Видно, решил в Москве заночевать, - щедро делилась со мной своими переживаниями Нинон. - Я даже знаешь что в конце концов удумала? Пошла к этому нелюдимому типу Овчарову с -%$.ab`.%--.) дачи - он сегодня здесь, - говорю: куда-то моя подружка пропала, не подбросите ли до платформы, а то мне самой идти через перелесок страшно. А он буркнул, мол, машина не на ходу, и дверь захлопнул прямо перед носом...
- "А сердитый зверь опоссум дверь захлопнул перед носом..." - Я сладко потянулась. Приятно все-таки очутиться на уютном мягком диване после трехчасовых мыканий в полной неизвестности.
- Опоссум? - не поняла Нинон. - Какой еще опоссум?
- Детский стишок есть такой, - беззаботно отозвалась я и вспомнила свой двусмысленный разговор с поэтом-песенником. Ну и бог с ним!
- Опоссум? - Похоже, Нинон относилась к поэзии серьезнее меня. - И как он выглядит, этот опоссум?
Я задумалась:
- Честно говоря, я точно не знаю. По-моему, у него такая жесткая торчащая шерсть...
- Тогда похож, - серьезно сказала Нинон. - Ты видела, какие у него брови? Просто непроходимые заросли! Если кто и похож на маньяка, то именно он!
Я не разделяла мнения своей подруги:
- По-твоему, преступника можно вычислить по внешности? Ты что, детективы не читала? Там всегда убийцей оказывается тот, на кого в жизни не подумаешь. А иначе все было бы ясно на первой же странице.
- Стану я читать эту лабуду, - презрительно бросила Нинон, - полистала тут как-то пару образчиков от нечего делать, ну я тебе скажу... Героиня непременно хороша, как утренняя звезда на небосклоне, умудряется совершенно одновременно быть секс-бомбой и исповедовать строгие нравственные принципы, стреляет по-македонски и в одиночку борется с мафией. Разумеется, в конце концов, перебив десятка полтора профессиональных киллеров, она остается с чемоданом долларов и с красивым мускулистым мужиком. И при этом, чем все дело кончится, ясно если не с первой страницы, то по крайней мере с двадцать первой...
- Ну и что, - усмехнулась я, совершенно разомлевшая в тишине и уюте, - главное - народу нравится.
- Ну не знаю... Есть хочешь? - И Нинон подкатила к дивану сервировочный столик, на котором стояли накрытые салфеткой блюдо с бутербродами, заварной чайник и две чашки тончайшего фарфора.
Только теперь я почувствовала, что здорово проголодалась. И опять с опозданием сообразила, что ничего не привезла с собой из города, а еще призадумалась, каким образом Нинон восполняет запасы провианта, если безвылазно сидит на даче.
- А! - беспечно отмахнулась Нинон. - Меня Сеня снабжает. Конечно, чуть-чуть подороже выходит, но зато никаких забот.
- Снабжает - это как? Домой, что ли, привозит? - допытывалась я, придвигая к себе поближе бутерброды с тем, чтобы вплотную ими заняться.
- Ага! - подтвердила Нинон, разливая чай по чашкам. - Nдин раз в неделю. Он ведь все равно ездит на оптовый рынок за товаром, вот я и заказываю, что мне нужно. Этот Сеня, кстати говоря, неплохой парень и неглупый. Учился в институте, потом по глупости ввязался в какую-то пьяную драку, за что и получил на полную катушку - два года общего режима. Между прочим, один за всех, остальные условными сроками отделались: за кого родители взятку заплатили, у других заступники нашлись. А за Сеню словечко замолвить некому было, вот и загремел. Из института, разумеется, отчислили, а чтобы восстановиться, деньги нужны, теперь же на бесплатное отделение не попадешь. Вот он и зарабатывает на учебу в своем ларьке.
- Да, - философски заметила я, мысленно сосредоточившись на внешнем и внутреннем содержании ларечника Сени, - что ни человек, то судьба. А на вид - обычный сникерсник.
Я еще работала челюстями, когда Нинон испортила мое умиротворенное настроение - выдала мне пилюлю, от которой меня чуть не перекривило:
- Да, чуть не забыла! Часов в шесть вечера здесь опять наш горячо любимый "особо важный" появлялся. Сначала к Остроглазову лыжи навострил, там, само собой, никого, тогда он ко мне. Где, спрашивает, ваш сосед. Я говорю, отбыл в столицу нашей родины город-герой Москву. Однако этим он не ограничился и стал тобою интересоваться. Что-то, мол, подружки вашей не видно. А я ему подробнейшим образом отвечаю, что подружка моя тоже уехала в Москву все с тем же Остроглазовым - устраиваться на работу. А он как-то так заудивлялся, с чего, совершенно непонятно.
- Нинон, ты опять за свое? - обиженно сказала я, мысленно призывая на голову своего бывшего возлюбленного все возможные кары.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16
|
|