Чтение 10–й страницы книги ~Предварительный заезд~

Снова пауза. И опять тот же спокойный, размеренный голос.

-- Приходилось много раз. И в Москве, и в Англии.

Во тьме забрезжил свет.

-- Вам не довелось быть в сентябре на международных соревнованиях по троеборью в Бергли?

-- Я был на многих соревнованиях по троеборью. И в сентябре, и в августе.

"Вот тебе и раз! -- подумал я. -- Да это же один из наблюдателей!"

-- Мистер Шулицкий, -- сказал я со всей возможной убедительностью, -- очень прошу вас не отказать мне во встрече. Я разговаривал с Николаем Александровичем Кропоткиным. Думаю, он подтвердит, что вы можете без опасений встретиться со мной.

Последовала очень долгая пауза. Затем Шулицкий спросил:

-- Вы пишете для газеты?

-- Нет, -- успокоил я его.

-- Я позвоню Николаю Александровичу, -- заявил он. -- Вот только найду телефон.

-- Он у меня под рукой, -- сказал я и медленно продиктовал номер.

-- Перезвоните мне через час.

Мой собеседник с грохотом бросил трубку, и мы со Стивеном вернулись в такси.

-- Когда мы окажемся в моей комнате, -- предупредил Стивен, -- не говорите ничего такого, что не нужно знать посторонним. Разве что после того, как я скажу вам, что все в порядке.

-- Вы серьезно?

-- Я иностранец и живу в секции университета, предназначенной для иностранцев. Когда вы в Москве попадаете в помещение, предназначенное для иностранцев, то можете быть уверены, что оно набито "жучками". Исключений почти не бывает.

Здание университета представляло собой серый каменный торт с украшениями. Его башни, испещренные рядами узких окон, вздымались на высоком холме над рекой. На противоположном берегу располагался стадион имени Ленина, где атлетам-олимпийцам предстояло бегать, прыгать и метать всякую всячину, а за ним открывался вид на центр города.

-- Как же они справятся с целым городом, полным иностранцев? -- спросил я.

-- Будет преобладать апартеид. -- Русский акцент подчеркнул эту злую шутку. -- Будет безжалостная сегрегация.

-- Почему же вы приехали в Россию, раз так относитесь к тому, что в ней происходит?

Стивен сверкнул глазами.

-- Как и все остальные, я люблю эту страну и ненавижу здешний режим. А поскольку я могу отсюда уехать, то для меня это не тюрьма.

Мы выгрузились из такси около ворот и вошли в подъезд, предназначенный для иностранных студентов. Огромная наружная дверь терялась в высоченной стене, но помещение за ней было вполне человеческого масштаба. Перед дверью стоял стол, за которым восседала плотная женщина средних лет. Она встретила Стивена скучающим взглядом, как старого знакомого, но при виде меня выскочила из-за стола со скоростью гремучей змеи.

Стивен заговорил с нею по-русски. Она сурово покачала головой. Потом они вместе изучили лежащий на столе список, и наконец женщина позволила мне пройти, продолжая подозрительно буравить глазами мою спину.

-- Вот такие драконы охраняют двери по всей России, -- пояснил Стивен. -- Миновать их можно, только если вы есть в списках. Или если вы не остановитесь перед убийством.

Мы прошли по длинному коридору и спустились на один этаж. Там оказался магазин самообслуживания. Стивен пошел вдоль прилавков в поисках, как выяснилось, свежих пирожных с кремом и бутылки молока.

Около кассы стояла хорошенькая девушка, расплачивавшаяся за продукты. У нее были светло-каштановые вьющиеся волосы до плеч. Дамы викторианской эпохи попадали бы от зависти при виде ее тонкой талии. Стивен окликнул девушку, она обернулась и приветствовала его радостной дружеской улыбкой, показавшей два ряда великолепных зубов. Стивен представил ее как Гудрун. В этот момент несимпатичная женщина за кассой пересчитала покупки девушки и, судя по всему, разрешила ей уйти.

Когда девушка собирала покупки, у бутылки с молоком отвалилось дно и молоко хлынуло на пол. Гудрун изумленно уставилась на казавшуюся целой бутылку, которую она продолжала держать в руке, и на молочные реки, стекавшие с ее ног.

После этого разыгрался целый спектакль. Стивен говорил, что девушка должна взять целую бутылку взамен разбитой. Несимпатичная дама трясла головой и указывала на кассу. Последовало краткое сражение, в котором победила несимпатичная дама.

-- Она заставила ее купить другую бутылку, -- с отвращением сказал Стивен, когда мы вышли из магазина.

-- Я так и думал.

-- Они здесь делают бутылки наподобие труб, а потом приваривают к ним дно. Но так или иначе Гудрун зайдет выпить с нами чаю.

Гудрун была из Западной Германии, из Бонна. Ее присутствие озарило комнату Стивена -- каморку восемь на шесть футов, где помещались кровать, стол, заваленный книгами, стул и застекленный книжный шкаф. На полу лежал маленький коврик, высокое узкое окно прикрывали куцые зеленые занавески.

-- Отель "Риц", -- иронически хмыкнул я.

-- Мне повезло, -- возразил Стивен, вынимая из книжного шкафа три кружки и освобождая для них место на столе. -- Русские студенты живут в таких комнатах вдвоем.

-- Если бы тут было две кровати, то невозможно было бы открыть дверь, -- возразил я.

-- Можно, если постараться, -- пожала плечиком Гудрун.

-- И никаких выступлений протеста? -- поинтересовался я. -- Никакой борьбы за лучшие условия жизни?

-- Это не допускается, -- серьезно сказала Гудрун. -- Любой, кто попробует протестовать, будет немедленно отчислен.

Она прекрасно, почти без акцента говорила по-английски. Стивен сказал, что русский язык она тоже знает очень хорошо. Сам он сносно владел немецким и свободно говорил по-французски. Я вздохнул про себя: сам я не достиг успехов в иностранных языках. Стивен отправился готовить чай.

-- Не ходите со мной, -- заявил он. -- Кухня просто гадкая. Она одна на двенадцать человек. Предполагается, что все мы убираем ее по очереди, так что никто этим не занимается.

Гудрун села на кровать и спросила, как мне понравилась Москва.

-- Очень понравилась, -- ответил я, опустившись на стул. Потом я спросил, нравятся ли ей ее занятия, и она ответила, что очень нравятся.

-- Если русские настолько не желают общаться с иностранцами, то почему же они приглашают в университет иностранных студентов? -- поинтересовался я.

Девушка окинула взглядом стены. Мне с каждой минутой становилась все более понятной гнетущая обстановка, в которой жили здесь студенты. Стены в буквальном смысле имели уши.

-- Мы в Москве по обмену, -- объяснила она. -- Стивен учится здесь, а в Лондоне -- русский студент. А за меня послали студента в Боннский университет. Они коммунисты.

-- Раздают Евангелия и набирают рекрутов?

Она кивнула, с несчастным видом глядя на стены и явно не одобряя моей откровенности. Я вернулся к более безопасной болтовне. В это время явился Стивен и пролил бальзам на мою израненную душу.

-- Сейчас я вам кое-что покажу, -- сказал молодой человек, отправляя в рот последнее пирожное. -- Маленькие хитрости.

Пересев на край кровати, он достал магнитофон, включил его и театральным жестом прижал к стене около моей головы.

Ничего не произошло. Он переставил его в другое место. Результат был тот же самый. Наконец Стивен аккуратно приложил его к стене над кроватью. Из динамика раздался высокий скулящий звук.

--Абракадабра! -- провозгласил Стивен, выключив магнитофон. -- Если стена нормальная, то звука нет. А вот если в стену вделан действующий микрофон... Результат вы видели.

-- А они знают о ваших исследованиях? -- спросил я.

-- Конечно. Хотите взять с собой? -- Он указал на магнитофон.

-- Очень.

-- Тогда я сбегаю выпишу пропуск, чтобы вы могли его вынести.

-- Пропуск?

-- Вы не сможете выйти отсюда с какими-нибудь вещами. Это объясняют борьбой с воровством, но на самом деле это их обычное желание до мелочей знать все, что происходит.

Я посмотрел на стену. Стивен засмеялся.

-- Если вы не жалуетесь на кровавую советскую систему, то они могут подумать, что вы затеваете какое-нибудь злодеяние.

В коридоре был телефон, и я позвонил Юрию Ивановичу Шулицкому. Стивен сказал, что этот аппарат безопасен, а домашние телефоны прослушивались только у известных диссидентов. Юрий Иванович Шулицкий не мог быть диссидентом: иначе его не посылали бы наблюдателем в Англию и другие страны.

Трубку подняли сразу.

-- Я говорил с Николаем Александровичем, -- сказал он. -- Мы встретимся завтра.

-- Большое спасибо.

-- Я подъеду на автомобиле к гостинице "Националь" в десять часов утра. Вас устроит?

-- Вполне.

-- В десять часов. -- Шулицкий с грохотом бросил трубку, прежде чем я успел спросить, как узнать его или его машину. Очевидно, он считал, что я узнаю его, когда увижу.

Стивен набрал второй номер. В трубке глухо гудело. После десяти сигналов мы решили было сдаться, но вдруг гудки смолкли, и послышался негромкий голос.

-- Это Миша, -- сказал Стивен.

-- Поговорите с ним, так будет проще, -- предложил я.

-- Он хочет увидеться с вами сегодня вечером, -- сообщил мне Стивен. -- Говорит, что завтра утром с двумя лошадьми уезжает в Ростов. Начинаются снегопады, и лошадей решили отправить на юг. Николай Александрович, то есть мистер Кропоткин, уедет на следующей неделе. Это решили только сегодня.

-- Отлично, -- ответил я. -- Где и когда?

Стивен спросил и записал довольно длинное объяснение.

-- Так, -- сказал он, вешая трубку. -- Это довольно далеко от центра. Думаю, что это в одном из жилых районов. Он сказал, что будет ждать снаружи, и предупредил, чтобы вы не говорили поанглийски, пока он не разрешит.

-- Разве вы не поедете?

-- В моем присутствии нет необходимости. Миша говорит поанглийски. -- С этими словами он вручил мне адрес, написанный русскими буквами. -- Покажите эту записку водителю такси, и он отвезет вас. А вечером встретимся в "Арагви".

Я заглянул в приоткрытую дверь за спиной Стивена. Гудрун полулежала на кровати, соблазнительно вытянув длинные ноги.

Несколько поколебавшись, я все-таки решил, что ему следует пойти со мной.

-- Кто-то пытался сегодня утром убить Мишу или меня. Мне будет гораздо спокойнее, если вы меня подстрахуете.

Стивен не стал смеяться, а распрощался с Гудрун и пошел со мной.

-- Отложим удовольствия на завтра, -- сказал он со своим чудовищным русским акцентом. Он шутил, несмотря на то, что явно был настроен на гораздо более приятное времяпрепровождение. Я подумал, что человека с таким характером чертовски трудно победить.

-- Если вы простой русский человек, то вам будет очень трудно найти подходящее место для встречи с иностранцем, -- сказал Стивен. -- В России нет пабов, нет незаметных маленьких кафе. Но зато везде есть наблюдатели с длинными ушами. Чтобы появляться с иностранцами на людях, вы должны занимать очень высокое положение.

Поймать такси нам удалось довольно скоро.

-- А такси здесь хватает, -- заметил я, открывая дверь, и, едва Стивен открыл рот, добавил: -- Только не говорите, что такси дорого, а метро дешево.

-- К тому же тариф недавно удвоился.

-- Попросите водителя проехать мимо гостиницы "Интурист", чтобы я смог занести в номер магнитофон.

-- Хорошо.

Мы неслись по Комсомольскому проспекту. Взглянув два-три раза в заднее окно, я заметил, что за нами следует черный автомобиль, ничем не отличаюшийся от других. Правда, мы ехали в левом ряду, и вполне возможно, что этому автомобилю случайно было с нами по дороге.

-- Когда мы доедем до "Интуриста", -- сказал я, -- я выйду, громко попрощаюсь с вами и войду в гостиницу, а вы отъезжайте на такси за угол и ждите меня у входа в гостиницу "Националь". Я отнесу магнитофон и приду туда.

Стивен тоже взглянул в заднее окно.

-- Вы думаете, что за нами следят?

-- Уверен.

-- Но... кто?

-- Может быть, КГБ?

Несмотря на все самообладание, он был поражен.

-- Почему вы так думаете?

-- Так сказал Сфинкс.

После этих слов Стивен умолк. У меня есть чем заткнуть тебе рот, рассмеялся я про себя. Вскоре мы подъехали к гостинице и разыграли представление.

Сказав несколько слов Стивену в открытое окно машины, я громко пожелал ему доброй ночи, помахал рукой и прошел через двойную стеклянную дверь в вестибюль гостиницы. Переиграть я не боялся. Получив у стойки свой ключ, я снял шапку и пальто и поднялся на лифте. Затем я положил магнитофон в комнате, не спеша, чтобы не вызвать подозрений у старухи, сидевшей за столом около лифтов, прошел мимо нее, все так же держа верхнюю одежду в руках, и спустился на первый этаж. "Интурист" -- очень большая гостиница, и от лифтов до двери можно было пройти несколькими маршрутами. Я выбрал самый окольный путь, надел на ходу шапку и пальто и вышел на улицу. Наблюдатели, без сомнения, заметили меня, но следом никто не пошел.

На углу я остановился и оглянулся. Вроде бы никто не отвернулся к несуществующей витрине. Я пошел дальше, размышляя о том, что если меня преследуют профессионалы, то мои любительские попытки скрыться от них будут тщетны. Но у них не было оснований предполагать, что я знаю об их существовании, а тем более что я попытаюсь от них скрыться. Они вообще могли считать, что я нахожусь в гостинице.

Водитель такси был недоволен и ворчал, что ему пришлось ждать куда дольше, чем он рассчитывал. Стивен приветствовал мое появление вздохом облегчения, и машина рывком тронулась с места.

-- Ваш друг Фрэнк вошел в гостиницу сразу же вслед за вами, -- сказал Стивен. -- Вы не видели его?

-- Нет, -- спокойно ответил я. Стивен не стал развивать тему. -- Водитель сказал, что температура падает. Он говорит, что сегодня очень теплая погода для конца ноября.

-- Сегодня уже декабрь.

-- Еще он говорит, что будет снег.

Мы ехали по ровным, хорошо освещенным улицам сначала на север, потом на северо-восток. Когда улица начала сужаться, я с помощью Стивена попросил водителя на минутку остановиться.

-- А что теперь случилось? -- спросил Стивен.

-- Посмотрю, нет ли за нами "хвоста". Ни один автомобиль не остановился неподалеку от нас, а когда мы двинулись дальше, ни один автомобиль не сорвался с места.

Когда мы подъехали к нужному району, я велел объехать квартал, который оказался довольно большим. Водитель, совершенно сбитый с толку нашими капризами, начал что-то бормотать -- видимо, ругался себе под нос.

-- Пускай он высадит нас, не доезжая до нужного места, -- распорядился я. -- Не стоит портить хорошую работу, дав ему возможность точно указать нашу цель.

Получив изрядную сумму "сверх" показаний счетчика, водитель перестал ворчать и ругаться, но я сомневался, что чаевые заткнут ему рот. Высадив нас, он рванул с места, словно был рад наконец от нас избавиться. Поблизости не было ни черных, ни каких-нибудь других автомобилей. Похоже, что на этот раз мы были одни.

Мы находились в строящемся районе. По обеим сторонам улицы торцами к проезжей части возвышались ряды новых жилых девятиэтажных домов, покрытых грязно-белой штукатуркой. Во все стороны уходили ряды освещенных окон. Мы шли по мокрому тротуару. Вокруг не было видно никого. Дом, мимо которого мы двигались, был не закончен: вместо окон зияли пустые проемы. Следующий дом был уже застеклен, но все еще необитаем. Третий выглядел вполне готовым, а четвертый оказался жилым. Как выяснилось, туда мы и шли.

Мы еще раз осмотрели улицу и, так и не обнаружив никого, кто мог бы нами интересоваться, свернули в широкий проход между домами. Нужный нам подъезд оказался вторым. Мы неторопливо подошли к нему и остановились, не доходя нескольких шагов.

Мы ждали. Прошла минута, другая. Миши не было. Каждый раз, когда я вдыхал ледяной сырой воздух, мне становилось все холоднее и холоднее. Я подумал, что совершенно не удивлюсь, если окажется, что мы зря проделали путь через всю Москву.

-- Пойдемте, -- вдруг раздался негромкий голос за нашими спинами.

ГЛАВА 9

Мы обернулись. Никаких шагов мы не услышали, но Миша оказался перед нами, молодой и стройный, в кожаном пальто и кожаной кепке. Кивнув головой, он резко повернулся и двинулся в сторону. Мы молча пошли следом, обогнули еще один дом и вошли в подъезд.

Внутри было светло, тепло и пахло свежей краской. Ни один из двух лифтов не работал. Миша повернул на лестницу.

Четыре двери, находившиеся на площадке второго этажа, были закрыты. На третьем этаже -- то же самое. Миша продолжал карабкаться вверх. На четвертом этаже мы остановились перевести дух.

Между пятым и шестым этажами мы догнали двоих молодых людей, тащивших наверх электрическую плиту. Плита была обмотана картоном и обвязана веревками. Носильщики волокли ее на кожаных ремнях с ручками. Оба потели и задыхались от натуги. Остановившись, они поставили свою опасно закачавшуюся на ступеньке ношу и пропустили нас. Миша сказал им что-то ободряющее, и мы медленно пошли дальше.

Наверно, нам нужен девятый этаж, подумал я. Или крыша.

Я оказался прав. На девятом этаже Миша вынул из кармана ключ, отпер дверь, которая ничем не отличалась от других, и пропустил нас вперед.

Квартира состояла из кухни, ванной и двух небольших комнат. Мебели почти не было. В кухне вообще не было ничего, кроме довольно мрачного зеленого кафеля на стенах. Конечно, там не было никакой плиты. В ванной имелись только мыльница и бритвенный прибор. В обеих комнатах -- голые полы, голые окна и голые стены. Из обстановки в одной комнате стояли два деревянных стула и стол, а в другой -- остов кровати. Но, как и во всех московских помещениях, здесь было тепло.

Мы разделись. Миша жестом обвел квартиру, и Стивен перевел его слова: -- Это квартира его сестры. Когда дом достраивают полностью, жильцы

по жребию разыгрывают квартиры. Его сестре с мужем достался девятый этаж, и она очень расстроена этим. У них маленький ребенок, и пока лифты не включат, ей придется по нескольку раз в день носить малыша и покупки на девятый этаж. Плиты в новую квартиру выдаются бесплатно, но их нужно тащить самим, вроде тех бедняг, которых мы обогнали на лестнице. Всю мебель тоже нужно заносить самим с помощью друзей.

-- А почему не работают лифты? -- спросил я. Миша с помощью Стивена объяснил, что смотритель боится, как бы жильцы не поцарапали стенки лифтов при перевозке мебели и кухонных плит. Поэтому лифты включат лишь после того, как все квартиры будут заселены. Это показалось мне чудовищным, но тем не менее было правдой.

-- Почему бы не поставить временную обшивку, которую можно будет потом снять? -- удивился я.

Миша пожал плечами. Убеждать бесполезно, пояснил он. Смотритель не станет никого слушать, а лифтами распоряжается только он.

Жестом предложив нам сесть на стулья, хозяин уселся на стол. Миша был худощав, но в нем ощущалась физическая сила. Он был в хорошей форме. Ярко-синие глаза на загорелом лице смотрели более дружелюбно, чем утром. Чем дальше, тем больше я верил в то, что Миша обладал развитым умом.

-- Спасибо, что пришли, -- сказал он. -- Завтра я уезжаю.

-- Говорите по-русски, -- предложил я, -- а Стивен будет переводить. Так вам будет легче, и вы сможете больше сказать.

Миша с сожалением кивнул, но вынужден был согласиться. Он говорил по несколько фраз, дожидался, пока Стивен переведет их, и кивал, слушая свой рассказ по-английски.

-- Позже, после того, как мы ушли, -- переводил Стивен, -- у Николая Александровича, мистера Кропоткина, были еще посетители -- ваш друг, английский журналист Малкольм Херрик, и еще один. Миша назвал его Сфинксом. Они пришли вместе. Мистер Кропоткин велел Мише повторить им то, что он рассказал нам. Мише кажется, что Кропоткин хорошо знаком со Сфинксом.

-- Его зовут Йен, -- добавил я, -- и они действительно разговаривали накануне.

-- Мистер Кропоткин считает, что вам требуется помощь, -- продолжал Стивен. -- Он велел Мише принести ему записную книжку и позвонил нескольким людям. Кропоткин спрашивал, не знает ли кто-нибудь хоть что-либо об Алеше, и просил сообщить ему, если вдруг узнают. А он тогда сообщит вам. Борис Дмитриевич Телятников, один из кандидатов в олимпийскую сборную, пришел в полдень посмотреть лошадей. Кропоткин и ему задал этот вопрос. Борис сказал, что ничего не знает ни о каком Алеше, но Мише показалось, что он бы взволнован.

-- Он прав, -- сказал я. -- Продолжайте.

-- Похоже, что сейчас все в Москве, кто имеет хоть какоенибудь отношение к конному спорту и Олимпийским играм, ищут Алешу.

-- О Боже, -- поразился я. Миша выглядел взволнованным.

-- Николай Александрович поможет. Вы спасли лошадь. Николай Александрович поможет, -- повторил он.

-- Это очень любезно с его стороны. -- Я искренне удивился.

-- Сфинкс... Йен... сказал мистеру Кропоткину, что вы сможете вернуться домой только после того, как найдете Алешу и поговорите с ним. Мистер Кропоткин ответил: "Тогда мы найдем ему Алешу. Он спас нашу лучшую лошадь. За это что ни отдай -- все мало будет".

-- О Боже, -- повторил я.

-- Мистер Кропоткин говорит всем, что лошадь неожиданно метнулась прямо под колеса тягача. Водитель не мог даже затормозить, но вы спасли лошадь.

-- А Миша тоже так думает? -- поинтересовался я. Миша понял мой вопрос.

-- Нет, -- ответил он. -- Водитель хотел... Бах! -- Он недвусмысленно стукнул кулаком по ладони.

-- Вы узнали водителя? -- спросил я.

-- Нет. Не разглядел.

Миша объяснил, что в этом самом фургоне его гнедой и еще одна лошадь должны завтра ехать в Ростов. Когда он привел коня на конюшню, фургон стоял на своем обычном месте. Кропоткин потрогал капот, чтобы убедиться, что они видели эту самую машину. Действительно, капот оказался теплым. Водителя найти не удалось. Мистер Кропоткин считает, что водителю стало стыдно своей неловкости. К тому же он наверняка боялся, что его накажут.

-- Ну что ж. -- Стивен поднялся. -- Спасибо за то, что вы рассказали.