право. Но ты вот сначала такую задачку реши. Допустим, идет военная эскадра.
Четыре корабля. У самого лучшего скорость -- сорок узлов. У второго --
тридцать, у третьего -- двадцать, а у четвертого -- десять. Спрашивается, с
какой средней скоростью идет эскадра?
уме, едва успев удивиться легкости вопроса:
только десять?
тут это?
и жизнь племени определяется самыми слабыми. Поэтому гнобить, кусать и
унижать самого слабого, медлительного или глупого -- закон стаи. Закон
природы, которая ни греха, ни жалости не ведает. У нее порядок простой: не
можешь выжить -- загибайся, но не мешай другим. Иначе как заставить людей
делаться сильнее? Уговорами и жалостью? Но можно ли уговорить изначально
ленивого человека крутиться быстрее? Нет, пока он сам этого не захочет. А ты
представь, что та эскадра не просто так гуляет, а спешит на помощь целому
городу? Не успеют -- тысячи женщин и детей погибнут. Но достаточно адмиралу
бросить самый хреновый корабль, и скорость остальных сразу вырастет вдвое!
Ты бы, если б твою маму шли спасать, как решил?
что поделаешь? Во всяком случае, останавливаться, становиться второгодником
-- совсем глупо. Самого себя топить? Мало того что самый слабый, так еще и
самым тупым делаться? И еще. Ошибка думать, что тебе плохо -- как никому
больше. Ты просто представь себе: сколько тысяч и миллионов мальчишек в мире
травят дразнилками. Представь хотя бы тех, кого и симпатизируя зовут
"жиденок"?
два года и двадцать пять килограммов в его пользу. Но не арифметика, вывел
я, тут решает. Я устроил ему засаду между гаражами. Сначала оглоушил (носок
с песком), а потом сбросил с крыши гаража кирпич и сломал ему ногу. Укоротил
как бы. Анатомию я тогда знал слабо и перестарался так, что уложил его в
койку на три месяца. Переборщил, но не угрызаюсь. Вернее, не очень. А еще
точнее: редко. А если уж совсем честно: сейчас меня смущает только то, что
все это я из-за самого себя сделал.
малявка -- и такое? Быть того не может!
меня сейчас так прозвали, я бы, может, и не возникал.
выкручивайся сам.
форма, а матушке моей было трудно заработать на двоих. Я туда пошел ради
особого армейского братства. Насмотрелся кино и верил, что оно там в
обязательном порядке. Естественно, братства в скудной и тоскливой
курсантской, а потом гарнизонной жизни оказалось не больше, чем в любом
московском дворе. "Кто с нами не пьет, тот против нас". Вообще армия в
мирное время в нищей стране -- это среднее арифметическое из лизоблюдства и
неутоленных амбиций. Банка варенья и чайная ложка дерьма.
из-за роста. Взяли. Обучили. Но там-то я и понял, что никогда не стать мне
полноценным офицером. Врубаетесь? Рост везде имеет значение, но в армии --
особенно. И фразочкой "расчет окончен", и осознанием того, что на правом
фланге смешней меня не выглядит никто, я насытился по горло. Все прекрасно
знают, что мозги и способности от роста не зависят. Однако если ты невысок,
ты всего лишь Теркин, Швейк... Везде, во всем мире так. Ах, да знаю я, знаю,
что и Наполеон, и Суворов, и Сталин, и масса других низкорослых
докарабкались до самого верха. Но меня-то карьера ради компенсации
четырнадцати сантиметров не привлекала. Усилия слишком непропорциональны
цели. Мне всегда хотелось сущей малости: быть как все. В единстве формы
(роста) и содержания (мозгов). Стать для ближних обычным, а не малявкой,
который -- смотри ж ты! -- может то же, что и нормальные. И даже -- сверх
того.
громче всех смеялся я над намеками и подколками насчет своего роста и
субтильной на вид комплекции. Но уже не выслеживал обидчиков. Всех не
перекалечишь.
спецотряд Пастуха, повезло. Если такое можно считать везением. На войне
армия поляризуется: варенье отдельно, а дерьмо -- подальше от боя, поближе к
начальству и складам. Нормальный процесс. Не всегда, конечно. Есть варианты.
Но все ж таки там от друга, прикрывающего тебе спину, зависела не карьера и
не только жизнь. Но и смерть. Кто там побывал, тот знает, какой разной она
может быть. К тому же Пастух помог мне осознать ценность моих особенностей.
Он меня, именно меня искал для своего спецотряда. Потому что в каждой боевой
части, а особенно в спецназе, в разведке, просто необходимо иметь хотя бы
одного маленького, узкого и верткого, но умного. Просто ради выживания
группы необходимо.
как заменишь? Распочкуешься, чтобы в щель пролезть или на ветке притаиться?
умение ею пользоваться и несколько даже гордиться.
жуликов в чеченских мундирах, весь наш спецотряд с треском вышибли из армии.
За неподчинение боевому приказу. Наверное, я был единственным из нас семерых
(нас тогда еще было семеро), кто этому обрадовался. Когда армия решила, что
ей без меня проще, я уже знал, что мне-то без нее и вообще лафа. И не
потому, что война в Чечне что-то постыдное. Война у каждого своя. О тех, кто
других за нефть или свои амбиции на смерть посылает, я говорить не буду. Я о
своей войне скажу. О том, почему мне за нее не стыдно, хотя там я в дом, из
которого стреляют, предпочитал входить так: сначала граната, потом очередь,
а уже потом я.
бомбили, в которых их же дети оставались. В сорок пятом, когда Берлин
громили, тоже гибли женщины и дети. И немок некоторые наши, в тоске по
женскому, дрючили почем зря. Чего ж никто Жукова не позорит за это, а?
Потому что была расплата за то, что _они_ делали с нами, потому что никто не
хотел в рабство или в лагерный крематорий... А в яме выкупа дожидаться,
ишачить за миску помоев на его свободолюбивое горское величество кому-нибудь
хочется? А выкуп перед видеокамерой вымаливать? Мне -- нет. И помочь тому,
кто в ту яму попал, -- мой святой солдатский долг. Помочь тем, что есть у
тебя, солдата, в руках, помочь тем, что стреляет и режет. Кто-то, возможно,
умеет перевоспитать рабовладельца словами. Я -- нет.
Пленных, например, не дело стрелять. У них информации полно. А информация
жизней стоит.
представь себя самого один на один с тем, с кем твой солдат воюет. Вот так
-- просто: ты в яме, представь, а он, она или они -- сверху на тебя мочатся.
Потому что ты пить попросил(а). Потому что беззащитен(тна). Беззащитность --
достаточное основание для рабовладельца, чтобы тебя гнобить: насильничать и
издеваться.
Марии Ивановой, которая в качестве весточки из дудаевских краев палец сына
получила. А пока ты решаешь, Иванова мечется, чтобы деньги собрать на выкуп
сына. Про голову твоего брата или сына, заботливо снятую на видео, говорить
не буду. Такое не каждый представить сможет.
хотя они никакого отношения к концлагерям и печам для людей не имели,
искренне себя тогдашних стыдятся. Может, и те горцы, что покрывали
соседей-рабовладельцев, тоже этому научатся? Немцев, напомню, в чувство
привели бомбежки и солдаты.
то, что свела меня с теми, кому я пришелся по душе. Но воевать мне
поднадоело. Уж больно стремно было в девяносто пятом. У него на указательном
пальце мозоль, у него под глазом синяк от оптического прицела, он тебя на
голову выше, силен как бык, у его мамаши в погребе трое рабов, а ты его
утешай за то, что ему четырнадцать или двенадцать лет? Чтобы он в свою
безнаказанность уверовал? Нет уж. Вы вначале разберитесь: мы воюем или мы
уговариваем, а потом и зовите. Либо солдат, либо уговорщиков.
x x x
распахиваться перед тем, кому, может, еще и горло рвать придется. И хотя от
усталости и тепла меня очень в откровенность потянуло, сдержался.
Ограничился, кофеек прихлебывая, беглым пересказом истории нашего агентства
"MX плюс". Но историю с ожерельем Тамары изложил подробно. Полянкин слушал
внимательно и без скепсиса. По ходу моего монолога осмотрел браслет и кейс,
отцепил меня от них и ловко подключил глушилку к сети. Наконец-то я смог
снять куртку и чуть отойти от жары. Насколько в моей замше холодно на улице,
настолько душно тут.
глазки. Сурово отчитав меня и моих приятелей за верхоглядство, принялся