Чтение 10–й страницы книги ~Петля~

- Именно, - подхватываю я. - Поэтому мне виднее, чем другим, какие тут
сосредоточены опасности. Особенно для холостого человека.
- Женатые иногда тоже пугаются, - весело объявляет все та же девушка и
добавляет: - Но вам все это не грозит. Вы же из милиции, правда? И вам
нужна Люба?
- Все верно. Удивительно только, как вы догадались.
- Ничего удивительного. К нам такие высокие молодые люди еще не приходили.
И из милиции никогда не приходили. Вот мы и сопоставили. А Люба вот. Ждет
вас.
И девушка указывает на свою соседку.
Люба, пожалуй, выглядит скромнее всех в этой девичьей комнате. А может
быть, на нее так действует мой визит. Это очень тоненькая, узколицая
девушка с длинными льняными волосами, которые падают ей на плечи; брови,
как и ресницы, сильно подкрашены, щеки, по-моему, тоже, уж очень они
румяные. На Любе голубенькая кофточка с длинными, широкими рукавами и
тонкая ниточка блестящих бус, наверное, из чешского стекла. Большие Любины
глаза смотрят на меня с любопытством и легким испугом.
- Неужели вы по поводу сапожек? - неожиданно спрашивает все та же бойкая
девушка.
- Каких сапожек?..
- Сапог-чулок, которые мы с Любой вчера купили, на полуплатформе, - не
скрывая беспокойства, объясняет девушка. - Ну что тут такого? Мы ведь
просто обегались, пока достали. Один музыкант привез из Испании. Конечно,
жутко дорого. Чуть не месячная зарплата.
- И никакого мужа, - насмешливо вставляет кто-то из девушек. - Только мама
и папа.
- Перестань, - резко обрывает ее первая и снова обращается ко мне: - И
вообще, если хотите знать, тут я виновата, а не Люба. Это я музыканта того
нашла.
- Да что вы! - восклицаю я. - Какие еще сапожки? Я даже понятия о них не
имею... - И, в свою очередь, обращаюсь к Любе: - Если бы вы были мужчиной,
- говорю я ей, - то я бы предложил вам выйти покурить.
- Вы и сейчас можете мне это предложить, - отвечает она, доставая из
лежащей на столе сумочки пачку сигарет и изящную зажигалку.
Люба легко поднимается, и я галантно пропускаю ее вперед. У нее совершенно
идеальная фигурка и стремительная походка, которую не портят даже
огромные, неуклюжие "платформы" на ее точеных ножках.
В коридоре мы действительно закуриваем, пристроившись возле окна, и я уже
совсем другим тоном спрашиваю Любу:
- Скажите, вы очень дружите с Верой Топилиной?
- Да. А что случилось?
- Последний раз когда вы виделись?
- Мы?.. В понедельник. Вере пришлось последний день работать. И зарплату
надо было получить. А во вторник она собиралась за путевкой. Ей обещали, в
Тепловодск.
- Не очень-то подходящее время, а? Конец ноября.
- Что делать. Вере надо лечиться. И Тепловодск ей очень помогает. Но вы не
ответили. Что-нибудь случилось?
Я со вздохом киваю в ответ:
- Да, Люба. Случилось. Вера погибла.
- А!..
Люба прижимает ладонь ко рту и смотрит на меня расширенными от ужаса
глазами, потом, запинаясь, спрашивает каким-то сдавленным шепотом:
- Как... погибла?.. Что вы говорите?..
- Ее тело нашли утром, во вторник. В котловане одной стройки. Это или
убийство, или самоубийство. И случилось вечером, в тот самый день, когда
вы ее видели.
- Нет, нет, - машет рукой Люба. - Какое там самоубийство? Она же
собиралась лечиться. Она выздороветь хотела. У нее и в мыслях не было, что
вы...
Слезы текут по Любиным щекам, она ищет платок, но он остался в сумочке на
столе. Тогда Люба отворачивается к окну и судорожно всхлипывает.
С женщинами бывает особенно трудно при расследовании такого рода
преступлений. Отчаяние и неожиданность потери захватывают их до такой
степени, что они не в состоянии стать помощниками в нашей и без того
сложной работе, не могут не только что-либо вспомнить, но даже ответить на
самые простые вопросы.
Мне приходится задать Любе один и тот же вопрос два или три раза, пока он
до нее доходит, и она рассеянно отвечает:
- Я не помню...
- Ну, вспомните, - настойчиво повторяю я. - В котором часу вы с ней
виделись?
- Часа... часа в два, наверное. Во время обеда.
- О чем вы с ней говорили?
- Ну, я же не помню! - с болью восклицает Люба. - Не помню! Как вы не
понимаете?..
- А вечером? Она не говорила вам, что собирается делать вечером?
- Не говорила, - резко отвечает Люба.
Я делаю паузу и затем продолжаю разговор уже совсем другим тоном. Я как-то
интуитивно чувствую, что в таком состоянии, в каком находится Люба,
человека надо встряхнуть, каким-то толчком вывести из охватившего его
тупого отчаяния.
- Вот что, Люба, - сухо, почти официально говорю я. - Вы что же, не
хотите, чтобы мы нашли преступника?
Люба так стремительно поворачивается ко мне, словно я ее ударил. На лице
ее проступают красные пятна.
- Вы что?.. - губы ее дрожат. - Вы что говорите?.. Как вы смеете... так
говорить?..
- Почему же вы так себя ведете? - продолжаю наступать я. - Почему не
хотите отвечать на мои вопросы? Почему вы не хотите ничего вспомнить? Вы
что, не понимаете, как это сейчас для нас важно?
- Да, да, - говорит Люба, словно просыпаясь, и проводит рукой по лбу. - Вы
правы. Я постараюсь... Но это все так ужасно, так неожиданно...
- Тем не менее возьмите же себя в руки, - говорю я сердито. - Неужели вы
такая слабая? И еще одно поймите: нам дорога каждая минута. У нас такая
работа.
- Ну хорошо... - через силу говорит Люба и до боли закусывает губу. -
Спрашивайте. Ну, что же вы?..
- Вспомните ваш последний разговор с Верой.
Люба снова отводит взгляд в сторону окна и, хмурясь, некоторое время
молчит, потом медленно начинает говорить:
- Вера сказала, что завтра поедет за путевкой... что это большая удача...
что напишет мне, как приедет... что... Ах, да! Что она все-таки перейдет
на другую работу, что ей трудно на этой...
- Кем Вера работала?
- Секретарем у нашего зама.
- У товарища Меншутина?
- Да.
- Как его зовут?
- Станислав Христофорович. Вон его кабинет, - Люба указывает рукой. - Раз,
два, три, четыре... пятая дверь налево.
- Спасибо. Ну, а что еще Вера говорила в тот раз?
- Еще?.. Что же еще?.. - Люба старается сосредоточиться. - А-а, вспомнила.
Вечером она собиралась позвонить сестре в Подольск. Проститься. Заехать к
ней она уже не успевала. Потом... потом что-то постирать собиралась в
дорогу, что-то починить. Она одно платьице купила, оказалось длинно, а так
как на нее сшито.
Вот это уже существенно. Выходит, вечерняя прогулка и встреча не были
запланированы заранее. Значит, тот человек неожиданно зашел за Верой или
вызвал ее по телефону. И Вера очень заторопилась. Она не успела поесть, не
успела даже выложить из сумочки документы и деньги. Да, скорей всего, это
было так.
- Скажите, Люба, а что за человек была Вера? Только постарайтесь быть
объективной, хорошо?
Девушка снова поворачивается ко мне и горячо говорит:
- Знаете, я сама над этим часто задумывалась. Вера была чудесным
человеком, просто чудесным. Она совершенно не умела лгать, ну, совершенно,
представляете? И в то же время... она была не то что скрытной, а... ну,
как вам сказать?.. не болтунья, в общем. Ей, например, можно было доверить
любой секрет, понимаете? Тут у нее был какой-то... прямо мужской характер.
Твердый, понимаете? И еще она была ужасно верным другом. Она готова была
чем угодно поделиться, все отдать, если надо. Такой подруги, если хотите
знать, у меня больше никогда не будет, никогда...
У Любы начинает дрожать подбородок.
- А у нее был кто-нибудь? Она собиралась замуж?
- По-моему, кто-то у нее был. Но она мне ничего об этом не рассказывала.
Ну, ни словечка.
- Он москвич?
- Я же вам говорю, ничего не знаю. Я вот ей про все рассказывала. А ее
спрошу... Она только махнет рукой, и все. "А, Любаша, не стоит об этом".
Но знаете что? Замуж, по-моему, она не собиралась. Так мне кажется.
- А где вы с ней бывали? - спрашиваю я. - В каких компаниях?
- Знаете, ни в каких. Я ее ну никак не могла никуда вытащить. Так, в театр
ходили, в кино. Дома болтали, чай пили.
- А кто еще с вами бывал?
- Ну, иногда мои знакомые.
- И никто не пытался за Верой ухаживать?
- Ой, что вы! Еще как пытались. Только Вера какой-то равнодушной
оставалась. А это сразу мужчина чувствует. И реагирует. Верно?
- Да, конечно, реагирует, - невольно усмехаюсь я.