прочь.
плавно, - будто растворилась в воздухе. Он вновь сел в кресло и глубоко
вздохнул. Наконец-то он увидел ту, о ком достоверно узнал лишь два дня
назад, когда нотариус огласил завещание князя Ордынского. В тот момент
княгиня отсутствовала - по нездоровью, как сообщил Григорий. Теперь он в
кутузке, а княгиня, верно, оправившись от болезни, - да была ли болезнь? -
пришла в половину князя, не ожидая здесь встретить постороннего.
княжеском особняке ему больше нечего делать. Да и находиться здесь опасно -
вдруг снова нагрянет полиция? Илья Михайлович, стряхнув с себя неприятные
впечатления, встал с кресла и пошел из кабинета. Он спустился на первый
этаж, в холл, где хмурый швейцар подал ему пальто, шапку и шарф. Швейцар
старался не встречаться взглядом с бывшим секретарем князя - и секретарь это
заметил.
они участвуют? И этот, похоже, тоже сообщник преступников". Но в чем,
собственно, состоит преступление, Холомков сформулировать не мог. Ему стало
казаться подозрительным все, прежде столь обыденное. Он готов был
подозревать в ужасных преступлениях даже безмолвную экономку.
человеку, старик не двигался с места и не закрывал дверь - зачем-то
выстуживая помещение. Выйдя из ворот, Илья Михайлович повернул голову и
увидел через прутья ограды, что швейцар сдвинулся с места, стал спускаться
по ступеням парадного крыльца - только тут Холомков понял, что сейчас слуга
запрет на все замки ворота и ему навсегда будет заказана дорога в этот
таинственный дом.
приду домой, пообедаю, выпью водочки, успокоюсь. Вечером наведаюсь в
"Семирамиду" - может быть, там все и разъяснится, тем более что следить мне
больше уже не за кем. Князь мертв".
жизни, увы, не все зависит от наших решении. Он и помыслить не мог, что,
придя домой, разомлеет от сытного обеда и более всего от чудесной
смирновской водочки, приляжет на диван, по своей давнишней привычке, да и
заснет богатырским сном до самого утра, напрасно заставив посланца
Пановского ждать в пунцовой бархатной духоте явочного кабинета "Семирамиды".
Глава 6
маскарадов, театральных премьер, ярмарок и народных гуляний - весьма
красочно, а иногда и развязно описанных скользкими борзописцами и солидными
фельетонистами в газетах, не осталось незамеченным и одно грустное событие.
Несмотря на ранний утренний час - едва начинало светать, - 30 декабря около
дома Ордынских собралась группа зевак, вскоре превратившаяся в довольно
внушительную толпу. Обыватели, проживающие в Адмиралтейской части, редкие
случайные прохожие, вездесущие газетные репортеры и даже вполне приличные
господа, подъехавшие в такую рань на Большую Вельможную в собственных
экипажах, чтобы проводить князя в последний путь, наблюдали странную
картину.
света ровными прямоугольниками ложились на заснеженный двор, дрожащие
отблески двух догорающих костров, разложенных около крыльца, и доброго
десятка факелов, установленных вдоль широкой подъездной аллеи, ближе к дому,
создавали причудливую игру света и теней. Сквозь чугунные узоры ограды,
щедро украшенной вензелями Ордынских, хорошо просматривался парадный двор
особняка, уставленный крытыми повозками, санями, экипажами. То и дело из
распахнутых дверей появлялась прислуга с коробками, сундуками, узлами,
чемоданами самых разных размеров. Слышалась русская речь вперемешку с
какой-то тарабарщиной. Полное равнодушие непосредственных участников действа
к собравшейся толпе усугубляло ощущение таинственности и призрачности
происходящего.
спустя огромные дубовые двери открылись и появилась мрачная процессия -
впереди шел священник с кадилом в руках, его сопровождали певчие. Следом
несколько мужчин в траурной одежде вынесли массивный гроб, покрытый тяжелым
покрывалом с золотыми кистями, сверху покрывала лежали еловые ветки. За
гробом тянулась скорбная вереница мужчин и женщин.
султанами на головах, на лошадей были накинуты сетчатые попоны с серебряными
кистями. Только после этого из дверей особняка вышла укутанная с головы до
ног в меха женщина, ее лицо скрывала плотная креповая вуаль. Бережно
поддерживаемая под локоть высоким господином, она сошла по ступеням на
промерзлую землю. Остановилась, помедлила, что-то шепнула спутнику, он
шагнул в сторону, она повернулась лицом к дому и низко ему поклонилась.
Затем, не глядя ни на кого, все так же бережно поддерживаемая высоким
господином, прошла к старинной карете, на дверце которой в свете факела сиял
княжеский герб. Ее спутник помог ей усесться в карету и последовал за нею.
Остальные участники процессии, всего человек двадцать, расселись по саням и
экипажам. Во дворе остался только хмурый старик в ливрее швейцара.
отправляющийся в клинику на встречу с приезжим медицинским светилом. Клим
Кириллович видел, как швейцар подошел к воротам, отпер их и открыл дорогу
печальному кортежу. Зеваки чуть-чуть потеснились, но не оставляли попыток
разглядеть тех, кто находился в экипажах. Особенно их привлекала карета, в
которой скрылась вдова князя. Нахальные репортеры, некоторые и с
фотоаппаратами, лезли чуть не под ноги лошадям. Минуя толпу, вереница
экипажей и повозок выехала на Большую Вельможную и стала удаляться по
направлению к Московскому тракту.
трудом закрыл неприступные ворота, скорым шагом прошел по центральной аллее,
поднялся по ступеням и, заперев двери, исчез в особняке. Представление
кончилось. Народ начал расходиться, судача и сплетничая.
посмотрел на опустевший особняк и устремился своей дорогой. Он не обратил
внимания на двух мужчин в гороховых пальто, задержавшихся у ворот в тщетной
попытке закурить: плохо слушавшимися от мороза пальцами они прикрывали
вспыхнувший на секунду огонек, но он гас. В какой-то момент один из мужчин
повернул низко опущенную голову и скользнул взглядом по фигуре доктора, но
доктор уже продолжил свой путь и не заметил неприятного движения.
пришлось наблюдать, отвлечет сегодня вечером генеральшу Зонберг, даму весьма
любопытную, от ее несуществующей болезни. Конечно, доктор с удовольствием
поделился бы своими впечатлениями с барышнями Муромцевыми, но сегодня он их
не увидит - все семейство профессора собиралось на спектакль в
Александрийский театр. Доктор представил себе, какая суета будет царить в
профессорской квартире, барышни начнут подбирать наряды, вертеться у
зеркала, укладывать свои чудесные волосы в праздничные прически. Впрочем,
как человек холостой, всех тонкостей женских ухищрений он, конечно,
представить не мог.
обеда, который подали раньше обычного, они сразу же принялись за сборы. Обе
не были завзятыми театралками, не слишком разбирались в тонкостях
сценических искусств, но ценили любую возможность увидеть что-то новое и
неожиданное, о чем можно и поразмышлять, и поговорить. Елизавета Викентьевна
заранее предупредила дочерей, что они увидят самую обаятельную сказку
Островского, в которой собраны перлы народной поэзии. Кроме того, имена
Варламова, Давыдова, Комиссаржевской - актеров, занятых в спектакле, - даже
не искушенным в театральной жизни девушкам говорили о многом.
будут и молодые люди, барышни тщательно обдумывали свои туалеты.
корсет, - у тебя талия почти такая же тоненькая, как шея. - И, приподняв
одну бровь, непроизвольно подвела ее к переносице - так Мура хмурилась, -
озабоченно добавила:
внутренние органы и способствуют их перерождению.
Брунгильда, стараясь рассмотреть себя со спины в зеркале. - Это красиво, -
уверенно отмела она сомнения сестры в целесообразности корсетов.
все прекраснее.
великодушная Брунгильда. - Что, если мы уберем твои волосы локонами и
украсим цветком?
побежала к Елизавете Викентьевне, наверное, уже за сто первым советом.
красивый, белый, шелковый, такой, чтобы глаз ласкал. Когда же Мура побежала
к маме за очередным советом, какие украшения им с Брунгильдой выбрать:
кораллы, бирюзу в серебре или медальон на черной бархотке, она услышала
приглушенный отцовский голос:
комнаты Николай Николаевич Муромцев. - Ты готова? Великий мистик сегодня
тебя примет.
поняла? Тихо. Только никому ни слова.
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Куликов Роман
Белов Вольф
Перумов Ник