полонез или менуэт - что флейте играть пристало? Но вот бе-
да: не обладал он музыкальным слухом, слон ему на ухо насту-
пил, "чижика-пыжика" верно спеть не мог, и для него эта
флейта и была как раз обыкновенной дудочкой.
поплыл по комнате, ударился о деревянные стены, заглох, как
в вате.
сокими сводами, с каменными холодными стенами - рыцарский
вариант, пажеско-королевский! - то по крайней мере широкого
вольного поля, прозрачной рощицы на холме, где звук флейты
станет плести среди берез - или лучше вязов - тонкую и том-
ную паутину мелодии - вариант пастушеско-пейзанский, в стиле
Ватто. Вадиму всерьез захотелось сыграть на флейте, вернее -
подудеть в нее. Бессонная, бездарно проведенная ночь ли была
причиной его лирического настроя или еще что-нибудь, но,
прихватив флейту, он спустился вниз, вышел из дома в прох-
ладное, мокрое от росы утро. Шестой час, солнце уже встало,
но не успело ни согреть воздух, ни высушить траву, и Вадим
шел по холодной росе, ежился от озноба и наслаждения. Гово-
рят, утренняя роса делает человека моложе, красивее и здоро-
вее - стоит только умыться ею, омочить тело, не боясь прос-
туды, ангины или воспаления легких.
ми, как конькобежец или лыжник, он дошел до забора, встал в
позу, каковую имел в виду, когда представлял флейтистов -
живьем-то он их не видал! - и заиграл зажмурившись. Он сей-
час не думал, что перебудит поселок, что ни свет ни заря
проснувшиеся соседи предадут его анафеме, а то и в милицию
сволокут. Он сейчас играл, забыв обо всем, он сейчас не был
художником, членом МОСХа Вадимом Тавровым, но превратился в
музыканта без имени и без звания, без роду и племени, в юно-
го флейтиста с длинными, до плеч, локонами, в бархатном ко-
лете, в разноцветных чулках, в берете с пером и в серебряных
башмаках с золотыми пряжками. "Это было у моря, где ажурная
пена, где встречается редко городской экипаж..."
- он, как ему слышалось, именно играл, а не дудел бессмыс-
ленно, что следовало ожидать от человека, не державшего в
руках ничего сложнее пионерского горна. Он играл, легко пе-
ребирал пальцами, и тихая, по-прежнему чуть хрипловатая
(старая, видать, флейта, не успел ее дед настроить...) мело-
дия текла над полем, и над лесом, и над улицей, забиралась в
открытые окна домов, жила в тесных и жарких от ночного дыха-
ния спальнях, закрадывалась в предутренние теплые сны, но
никого, наверно, не могла разбудить - такой, повторим, тихой
была, вкрадчивой, нежной. И может быть, только чуть-чуть из-
менила она эти сны, окрасила их в пестрые и радостные цвета,
добавила солнца, и света, и, как ни странно, крепости доба-
вила всем тем, кому не предназначалась. А кому предназнача-
лась...
продолжая тянуть пьянящую до одури мелодию, внезапно открыл
глаза - подтолкнуло его что-то? - и увидел странную, абсо-
лютно невероятную, фантастическую процессию, идущую по узкой
улочке поселка. Впереди, зажмурившись и улыбаясь счастливо,
шла - вернее, плыла, едва касаясь травы босыми ногами, да-
вешняя девица в сарафане-размахайке, и ее длинные, горящие
на солнце волосы летели за ней, как огненный флаг неведомой
Вадиму державы. Сзади, отстав от нее на шаг, бок о бок шли
два "адидаса" - в любимых синих маечках, но без джинсов, в
одних плавках и тоже босиком. Потом шли лазутчики-ихтиандры,
семилетний и пятилетний, в цветастых трусишках, только сухих
пока, и младший - как и тогда, у цветов, - держался ручонкой
за штанину старшего. Следом топал голый по пояс, но в драго-
ценных своих тренировочных шароварах десятилетний спутник
"адидасов" - из первого, так сказать, явления Их Вадиму. И
замыкали шествие сестрица Зинаида с братцем Константином:
она в том же, вроде сросшимся с телом, не имеющем цвета са-
рафанчике, он - голый, шоколадный, умытый, с пальцем во рту.
И что непонятно: все, как и девица, ухитрялись - и неплохо
получалось, ровнехонько! - идти с закрытыми глазами, будто и
не просыпались они еще, будто видели странный до невозмож-
ности сон, в котором злейший враг играл на флейте, и прочная
нить мелодии влекла Их к нему, как в старой-старой сказке
про крысолова. Там тоже была флейта, и юный музыкант, и
прекрасная девица, и непослушные злые дети.
ужасное происходило с ним. Не он держал флейту, а она его, и
он лишь призван был - невесть чьей волей! - доиграть музыку
до конца. Он стоял как прикованный подле забора, напрягая
легкие и явственно ощущая, как, несмотря на утренний холо-
док, рубашка стала мокрой от пота и мерзко липла к спине, и
страшно затекли руки, и губы сводило, одеревенели они. И
ужас - огромный, заполнивший всего его, судорогой сжавший
желудок, заледеневший в груди, животный ужас от содеянного -
не им содеянного, не Вадимом, в том-то и суть! - цепко дер-
жал, парализовал волю, превратил в механическую куклу, кото-
рая только и могла дудеть и смотреть, как спящие дети входят
в калитку, идут, чуть покачиваясь в такт мелодии, поднимают-
ся по ступенькам на террасу, скрываются за дверью.
цепко державшее Вадима, сразу отпустило его, и он, немедлен-
но оторвавшись от флейты, непроизвольно, с отвращением швыр-
нул ее на траву.
тался врагами Вадима. Не правда ли, странная избиратель-
ность? Да что избирательность! Все странно, чтоб не сказать
крепче. Права оказалась надпись на ящике: опасность таилась
в нем, не известная никому, пострашнее предполагаемого газа
в предполагаемом баллоне. Что газ! Понятная штука. А волшеб-
ная флейта непонятна, невероятна, невозможна! Вадим был го-
тов принять без сомнений старую обскурантистскую формулу:
этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но
ведь было!.. Вон - полна дача детишек, невесть с чего вылез-
ших из мягких постелей и явившихся на зов дудки. Крысолов
отомстил городу. Там тоже был клон, вернее - клан, тесное
братство сытых бюргеров, не признавших чужака. Вадим отомс-
тил поселку, отомстил клону. Они - его пленники, можно радо-
ваться.
Небывалым. Что-то больно много заглавных букв... Они выдают
существование в современном человеке эпохи НТР древнейших
инстинктов, берущих начало в неолите или палеолите, - не си-
лен Вадим в науке! - заставлявших его, человека, который,
как известно, звучит гордо, поклоняться, совсем потеряв гор-
дость, всяким эльфам, троллям, лешим и домовым, верить в за-
говоры и наговоры, приворотные зелья, волшбу и ворожбу, не
сомневаться в правдивости легенд и сказок - ну хотя бы о
крысолове.
все детишки в плену. Простенько и надежно.
на валявшуюся в траве - волшебную! - флейту и, легко смирив-
шись с фактом волшебства, думал о том, что в подобный момент
любому здравомыслящему субъекту показалось бы абсолютно не-
существенным. Поселок большой? Большой, дач, наверно, двес-
ти. Детей в нем много? Несомненно. А почему флейта привела к
нему только восьмерых? Потому что они - Они? Но откуда флей-
та о том узнала?..
делил ее - как того и требуют условия сказки! - способностью
к осмысленным действиям. А коли заметил, то ничуть тому не
удивился: понятие "играть на флейте", на чем угодно - от ро-
яля до расчески с папиросной бумагой - с Вадимом несовмести-
мо. Оно - из области сказочного...
суждать логически он был не в состоянии. Подобрал флейту,
засунул ее за пояс джинсов и пошел в дом.
"Адидасы" спали, удобно развалившись в креслах на террасе. В
столовой, за столом-гигантом, уронив голову на скатерть, со-
пел их десятилетний приятель. Стол под скатертью не перина с
пухом, но мальчишка неудобств не ощущал. Тут же, на плете-
ной, как и кресла на террасе, кушетке, крытой домотканой
кошмой, улеглись ихтиандры. Этим повезло больше. Во-первых,