дома у них нет, вот!
Финдиляка, то есть неведомая ее изобретательница, права. Ув-
лекшись письменной борьбой с женской эмансипацией, обвинив
женщин во всех смертных грехах, он впопыхах не учел целого
ряда, как говорится, смягчающих обстоятельств. И того, что
баб одиноких не считано. И что работать как вол приходится
потому, что мужниной зарплаты на жизнь не хватает, а он -
зачастую! - и не стремится зарабатывать больше, его вполне
устраивает семейное "равенство". И что домашние заботы - ес-
ли есть дом, Финдиляка верно подметила, - падают в основном
на женские плечи: и в магазин сбегай, и постирай, и приго-
товь, и уроки проверь. А когда? Да после службы, после тру-
довых побед в институтах, на заводах, в конструкторских бю-
ро, где, к слову, мужики тоже крутятся. Только, отстояв свои
вахты, они к телевизорам мчатся, а не в ясли или в универса-
мы... Кстати, и ясли и детсады у нас - прямо скажем... И в
универсамах после шести тоже, знаете ли... Словом, надо бы
диалектически к проблеме подойти, а Истомин не захотел, Ис-
томин усмотрел корень зла лишь в нелепом желании женщины до-
казать, что она тоже человек, простите за вольность формули-
ровки. Сколько он писем тогда получил - и все от женщин. И
злые были письма, с хамством, и толковые, горькие. Разные. А
вот и еще одно посланьице - Финдиляка...
жу... Она даже плакала, когда книгу прочла. Она говорила,
что автор, то есть ты, - трепач, что ты любишь только себя,
а женщин не уважаешь и не хочешь понять. Что ты и в женщинах
свое величество любишь, это ее слова... Что твоя книга -
сплошное самолюбование, как перед зеркалом, и не надо было
ее издавать, потому что после нее только хуже. Потому что
все станут думать, будто женщины дрянные, а мужчины несчаст-
ные... И еще - ты не обижайся! - она сказала, что ты совсем
не знаешь жизни, а смеешь учить жить... Ой, ты не обидел-
ся?.. Это ж не я, это ж она, а она уехала... а я даже не по-
нимаю, про что говорю. Я же на последней странице нарисова-
на, а там только оглавление рядом...
спорить бессмысленно. Теоретик из меня липовый. А уж прак-
тик... - безнадежно махнул рукой. - Ладно, пора ехать. Ты со
мной?
ты книгу не выбросишь, я в ней буду. Захочешь побеседовать -
только достань ее, и я тут как тут. Договорились?
рался заскочить в музей "Ботик" на южном берегу Плещеева
озера, где Петр Алексеевич Романов в конце семнадцатого века
строил "со товарищи" первую военную флотилию. Собирался по-
любоваться на памятник царю, на старые якоря, на сам ботик с
ненадежным именем "Фортуна". Но электронные ручные часы уже
проникали два, времени потеряно уйма, а впереди еще полдоро-
ги. С такими темпами, похоже, он и до вечера в цирк не дое-
дет, Поэтому он решительно миновал поворот к музею и поехал
прочь из города.
ку, на простор и... Истомин даже притормозил, пораженный.
Справа от дороги прозрачная, как кружево, будто бы звенящая
на ветру, заневестившаяся под солнцем, нежно-белая, неж-
но-зеленая - да просто нежная, зачем лишние слова искать? -
стояла березовая роща. Не лес, не гай, а именно роща; по Да-
лю - небольшой, близкий к жилью лиственный лесок. А еще:
чисто содержимый, береженый, заповедный. Чтобы не спорить с
авторитетом Владимира Ивановича, местные власти срубили пе-
ред рощицей массивные резные ворота, раскрасили их во все
цвета радуги и повесили указующую табличку: "Березовая роща.
Памятник природы".
входи, хошь - обойди.
ем. Ну что такое роща?.. Так, мура, белые палки с зелеными
листьями. Пятачок пучок. А вот рукотворные врата, да еще
ценной масляной краской фигурно крашенные, - эт-то вещь!
Эт-то вам толковый дизайн и большой силы икебана!.. Как и
посыпанные толченым кирпичом дорожки в городском лесопарке.
Как и высокохудожественные плакаты "Берегите лес от пожа-
ра!", прибитые прямо к деревьям. Как живая кошка с белым
бантом, похожая на удавленницу; как клетка для попугая, сра-
ботанная из красного дерева и увешанная грузинской чеканкой,
каковую автору повезло увидеть в фойе одного периферийного
театрика.
ворота красил, а сами березовые стволы - в полосочку и в
ромбик...
мился мимо них в рощу. В конце концов, раньше половины седь-
мого в цирке его не ждали, сто раз успеет добраться, а погу-
лять по памятнику природы - многим ли такое удавалось! Исто-
мин, во всяком случае, впервые столкнулся с подобной возмож-
ностью, предоставленной желающим-проезжающим природой - с
одной стороны, и теми, кто превращает ее в памятник, - с
другой.
тихо, словно какой-то невидимый барьер отделял ее от осталь-
ного мира - от шоссе с рычащими и воняющими грузовиками, от
полей с тракторами, от города, от людей. Словно в памятнике
природы царствовал свой микроклимат и, как немедленно заме-
тил Истомин, существовал свой микромир. Микромир этот, отде-
ленный от макромира Ярославской области, был населен доволь-
но густо. То за одним деревом, то за другим, то за третьим
виделись Истомину женские фигуры: блондинки, брюнетки, ша-
тенки - в платьях вечерних и рабочих, в джинсах и в юбках
макси и мини, а одна даже в шубке из песцов мелькнула, в бе-
ленькой шубке средь белых берез.
близлежащую аналогию...
ну, столь похожая на ситуацию из фильма "Восемь с полови-
ной"?.. И тут же он лицом к лицу столкнулся с грустного вида
шатеночкой, с невысокой кудрявенькой кошечкой, грациозной и
тонкой, которая томно проговорила:
к нему длинные руки, явно подманивая и завлекая.
ка, выплывая из-за березы:
Истомину шли и шли женщины, окружали его, трогали, гладили,
ерошили волосы, а бойкая блондинка в выцветших джинсиках
ухитрилась даже чмокнуть нашего героя в щеку. Лица мелькали
перед Истоминым, качались, расплывались, и оттого он никого
толком не мог разглядеть.
сильно разгневанный. - Разойдись! Смирна-а! Подходи по одно-
му!
березовые дамы быстро построились в колонну по одному; не
обошлось, правда, без легкой перебранки, без мимолетных тыч-
ков и невинных зуботычин, но все наконец утряслось, устрои-
лось, и первая в очереди немедленно попала на прием к Исто-
мину.
небольшую, но уютную скамеечку, в отличие от ворот не трону-
тую масляной краской. Все еще ошарашенный Истомин на нее
опустился и предложил место даме.
товщина и началась. То ли она поднаторела в очередях за
промтоварами, то ли подруги-подельницы уважение оказали, но
уселась она на скамеечку и нежно заглянула Истомину в глаза.
не исключено - близко.
лецентре, а потом ты повез меня в ресторан "Белград", а по-