- Друзья полицейские! (Полицейские вздрогнули и подтянулись.) Вы же такие,
как мы! Вам нужны звезды? Мегатроны? Телескопы и микроскопы? Или вас не
посещает бессонница? Или ваши жены не рожают уродов? Вы с нами, да, да, с
нами, наш враг - ваш враг!
Толпа устала кричать и бесноваться, все это чем далее, тем более напоминало
исступленный, но все же политический митинг. На шее оратора болталось
ожерелье. Сначала Полынов решил, что это какие-то ракушки, но, вглядевшись,
он обнаружил, что это самые обычные усилители. Толпа продолжала размахивать
кулаками и палками, солнце палило, шкуры развевались, запекшиеся губы
извергали проклятия; все это выглядело омерзительно, но не зловеще, и
Полынова даже разобрал смех. Это надо же - проклятия науке изрыгать в
микрофон! Да и шкуры, конечно, из синтетики.
Его уже не удивляло отсутствие санитарных машин - ведь там, где начинается
политика, кончается психиатрия. Почему, однако, затаились обитатели вилл?
Почему не пришли разогнать этот нелепый и дурной цирк? Подумаешь, пятьдесят
человек... Одних лаборантов здесь наверняка втрое больше. Где же они?
Конечно, Акутагава прав, говоря, что слабость свободного мыслителя в том,
что он свободно мыслит и потому не может сражаться яростно, как фанатик. Но
здесь и не надо сражаться, достаточно показать кулак!
А что, если... Полынов с досадой прогнал мысль, но она тут же вернулась.
Ведь то, что орет этот истерик, созвучно с тем, что недавно говорил Лесс!
Значит, что же? Комплекс вины? У Лесса?!
Сначала все бабуины казались Полынову на одно лицо - потное, фанатичное,
орущее, перекошенное. Теперь он видел, что это далеко не так. Лица, если
стереть с них истерию, были самыми обычными. Не зверскими, низколобыми, а
вполне нормальными, у некоторых даже интеллигентными.
- В пещеры! - надрывался вожак. - К простоте! Истребим мысль!
По его знаку из толпы выбежал голый, с цветочным венком на шее ребенок,
худой, прелестный и замурзанный. Он остановился, ошалело и дико озираясь..
Кто-то сунул ему в руки факел. Подталкиваемый кричащей толпой, он поднес
факел к груде предметов и неумело ткнул его в ворох перфолент. Занялось
коптящее пламя.
С меня хватит, сказал себе Полынов. Это уже было не раз - и давным-давно, и
недавно. Известно, чем это грозит, сколько раз одно и то же, известно, чем
кончалось, но все повторяется снова и снова. Чудесный отпуск, замечательный
отдых!
Он повернулся и побрел прочь.
Не успел он сделать и десяти шагов, как сзади ахнул взрыв.
Рефлекс сработал тут же. Мгновение - и Полынов уже был на земле. Там, где
только что возвышался хвостатый оратор, гулко рвалось и дымило. Над головой
со свистом пронесся тубус микроскопа. Ребенок... Гады, сволочи!.. Истошно
вопя, врассыпную бежали бабуины. На некоторых тлели шкуры. Было отхлынувшие
полицейские - пока Полынов стоял и смотрел, их стало куда больше - на ходу
вытаскивая оружие, ринулись наперехват и вдогонку.
Полынов очутился на виду. Словно кто-то другой, хитрый и опытный,
скомандовал ему, что делать. Подняться, встать, уйти. Только не бегом - в
полицейских воспитан навык гончих. Надо превратиться в тупого, оглушенного
событиями, быть может, пьяного зеваку. Личность, заведомо постороннюю и до
конца ясную наметанному глазу полицейского. Пусть его походку отождествят с
походкой человека под хмельком; сейчас, когда работают самые примитивные
стереотипы, пьяный никого не интересует. Обыкновенный, так сказать, пьяный.
Пусть рядом бегут, пусть. Глупо влипать в историю, которая тебя вовсе не
касается. Хорошо, прекрасно, эти кусты прикроют. Теперь шаг можно сменить
на прогулочный. Гуляет солидный человек, идет по своим делам, рядом
какая-то катавасия; солидный человек недоуменно пожимает плечами и,
естественно, продолжает свой путь. Чуть быстрее прежнего, но это тоже
естественно.
А вот и шоссе, тут снова можно стать самим собой. Но выходить на шоссе не
стоит, лучше тропинкой вдоль, да, лучше.
Провокация. Взрыв - это, конечно, провокация. Кого, зачем, с какой целью?
Темный лес? К нему она, во всяком случае, не имеет отношения. Если бы
имела, то вся эта игра в психологическую невидимость окончилась бы иначе.
Да нет, даже предполагать такое глупо. Кому он тут нужен? Правда, Бизи он
был нужен... Все равно нелепо. И дико. Дико - это само собой. Существует ли
общественная; психопатология? Не личная - с ней давно разобрались, - а
общественная. Типа крестового похода детей, охоты на ведьм или молений с
цитатниками. Вопрос, уважаемые коллеги, далеко не академический. Как и
ребенок с факелом.
Нет уж, решил Полынов. Пообедаю и запрусь в доме Лесса. И носа не высуну,
хватит.
Молнии я, что ли, притягиваю?
Издали, нарастая, донесся вой сирены. Срезая повороты, на шоссе вылетела
пожарная машина. Вторая, третья. Там, куда они умчались, над деревьями
поднялся дым, которого не было минуту назад.
Какое-то мгновение Полынов стоял задрав голову. Потом он рванулся и
побежал, ничего уже не видя, кроме клуба дыма, который медленно ширился в
прозрачном небе.
Ни тогда, ни позже он не смог себе объяснить, что сорвало его с места,
отчего мир внезапно стал пустым и страшным.
Пока он бежал, пока невыносимо медленно тянулась лента шоссе, пока столь же
невыносимо длились секунды, он видел лишь это лениво набухающее облако
дыма. Чистенькие домики по сторонам, солнце в окнах, деревья, ограды,
клумбы с цветами, теперь плоские и невыразительные, существовали сами по
себе, вне этого бега, вне этого мира.
Уже перед поворотом Полынов услышал звук, который нельзя было спутать ни с
каким другим, - свирепый звук бушующего пламени.
Задыхаясь, он одолел поворот.
Дом Лесса горел так, словно в недрах его работал мощный, нагнетающий огонь
компрессор. Пламя рвалось изо всех окон верхнего этажа. Длинные, прозрачные
в полуденном свете языки огня, трепеща, крутили протуберанцы копоти и сажи.
Как черный снег, в воздухе порхали хлопья пепла. В разбитых окнах нижнего
этажа клубился пронизанный багровыми отсветами дым. Он густо валил наружу.
Там, где дым смешивался с беснующимся пламенем, оно тоже багровело и как бы
распухало. Все звуки перекрывал ярый треск огня.
В некоторые окна уже били синеватые струи антитерма. Там что-то лопалось и
трещало. Оттуда сочился неправдоподобный здесь нежно-перламутровый пар.
Пожарные взламывали дверь, двое других лезли в окна.
- Там никого? - крикнул Полынов санитару, который, облокотясь о капот
машины, с профессиональным бесстрастием наблюдал за пожаром.
- Видать, никого, дверь заперта. - Санитар вынул пачку сигарет.
Полынов облегченно вздохнул, припоминая, что ему говорил Лесс. Да, его не
может быть здесь, это точно, он где-нибудь в лаборатории. Ужасный день.
- Поджог, - сказал санитар, закуривая.
- Поджог?
- А вы что, не видите?
Он ткнул в сторону. Слева, вероятно в полукилометре, расплывалось еще одно
облако дыма.
- Бабуинов, говорят, трахнули, вот они и взвились, - пояснил санитар.
Ударили еще две струи антитерма. Пожарные, взломав наконец дверь, ринулись
в черно-огненное месиво.
- Сумасшедшие... - только и мог проговорить Полынов.
- Им платят за это.
- Я о бабуинах.
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Куликов Роман