Чтение 10–й страницы книги ~Река Хронос-1~

самой суровой кары.

- В самом деле скажи!

- Ты что, забыл, кто я? Я извозчик, татарский извозчик, которого, как
ты знаешь, наняли высокие господа, потому что их собственный, красивый,
выписанный из Парижа экипаж приказал долго жить по причине неаккуратности
привезенного из Петербурга пьяницы кучера, каковой лежит в больнице со
сломанной ногой.

Ахмет отрапортовал скороговоркой. Он, как всегда, кого-то изображал,
но на этот раз Андрей не догадался кого.

- Черт побери, я же забыл, - сказал Андрей. - Они еще долго будут
там?

- Куда им спешить?

- Тогда пошли ко мне.

- Ничего, мы здесь постоим, а вдруг господа рассердятся.

- Иногда я готов тебя убить, Керимов.

- Хорошо, пойдем, напоишь меня чаем на кухне.

- Скажи извозчикам, что ты у меня. Если нужно, тебя позовут.

Они вошли в калитку. Электрические лампочки придавали саду
карнавальный вид. Со стороны террасы доносились голоса.

В прихожей горел электрический свет. Андрей отворил дверь к себе в
комнату и тут же услышал голос Глаши:

- Андрюша, ты куда? Ты к гостям иди.

- Я друга встретил, - сказал Андрей. - Нам с ним поговорить надо.

Глаша держала в руках поднос с маленькими тарталетками.

- Если ты голодный, - сказал Андрей Ахмету, - угощайся.

Он взял с подноса несколько тарталеток, нарушив этим всю композицию.
Ахмет не осмелился последовать его примеру.

- Кушайте, - сказала Глаша, - не стесняйтесь. Вы же, наверное, весь
день за рулем?

Глаша приняла Ахмета за шофера.

- Ахмет, мой приятель по гимназии, - сказал Андрей строго, как бы
извлекая этими словами друга из пучины, в которой пребывает прислуга.

Глаша тем временем поставила поднос на столик и привела в порядок
горку тарталеток. Андрей протянул тарталетку Ахмету.

- Мы не одеты, - сказал он. - А там знатные гости.

- Что ты, там все попросту! Ты же знаешь, Сергей Серафимович не
выносит церемоний.

Но Андрей отрицательно покачал головой, буквально втолкнул Ахмета в
свою комнату и показал ему на плетеное кресло.

- Знаешь, что я придумал. Пойду на кухню, согрею чаю, а ты снимай
сапоги и ложись поспи.

- Это дело, - согласился Ахмет. - Как хорошо встретить скромного
друга в высших сферах российского общества.

Вошел Сергей Серафимович.

- Глафира сказала, что ты пришел с другом, - сказал он.

- Да, Сергей Серафимович, - сказал Андрей. - Мой друг, Ахмет Керимов,
мы с ним вместе учились в гимназии.

- Очень приятно. - Сергей Серафимович протянул Ахмету руку, и тому
пришлось переложить в левую только что снятый сапог. - Разумеется, если вы
устали, я не могу заставлять вас сидеть с гостями.

- Не знаю. - Андрей обернулся к Ахмету.

Тот сказал:

- Я одет не как положено...

- Я наблюдателен, - сказал Сергей Серафимович. - Но советую, для
вашего же удобства, - снимите эти кожаные латы, и ваши работодатели не
смогут раскрыть ваше инкогнито.

Андрей ничего не сказал, потому что перехватил загоревшийся взгляд
Ахмета и увидел, как рука его друга уже тянется к пуговицам кожаного
пиджака.

- Мы скоро придем, - сказал Андрей.

* * *

На террасе, очерченной каменным парапетом, над которым виднелись
острые вершинки растущих на крутом склоне кипарисов, Глаша обносила
гостей, сидевших в соломенных креслах либо стоявших у парапета, подносом с
тарталетками. Терраса была освещена такими же фонариками, как аллея в
саду. И ощущение карнавала снова овладело Андреем.

- Прошу любить и жаловать, - сказал Сергей Серафимович, увидев Андрея
и Ахмета. - Мой пасынок и его гимназический друг.

Гости встретили пришедших негромкими разрозненными возгласами
приветствия, впрочем, особого внимания молодые люди не удостоились.
Высокий, довольно молодой мужчина с мелкими незначительными чертами
красивого лица продолжил свою речь:

- Порядок может быть дурным или хорошим, - говорил он, грассируя. -
Но это в любом случае порядок. Александр Михайлович, - кивок в сторону
высокого мужчины в белом морском кителе, - говорил здесь о
несправедливости нашего строя. Да, я согласен - он несправедлив. Он во
многом порочен и требует исправления. Но исправления, господа, а не
гибели. Потому что в нашем обществе нет иной силы, кроме самодержавия,
которая смогла бы удержать наш народ от бунта. Помните, как сказал Пушкин:
"Избави нас, Боже, от русского бунта - кровавого и страшного".

- Вы неточно цитируете, князь, - сказал Александр Михайлович.

- Важна суть. Общество наше, лишь недавно освобожденное от рабства и
не избывшее его в душах, сразу же бросится искать нового царя, но царя
крестьянского, страшнее Пугачева. Он же начнет косить направо и налево,
пока не истребит не только слои господствующие, но и миллионы невинных.

- Мне кажется, что среди думских деятелей, - сказала пожилая дама с
очень знакомым, виденным где-то ранее лицом, - есть немало интеллигентных
людей, подающих большие надежды. В большинстве своем они хорошего
происхождения.

- Только не говорите мне о Пуришкевиче, - улыбнулся Александр
Михайлович.

- Зачем же, - обиделась пожилая дама. - Я имею в виду господ
Набокова, Некрасова, Львова. Интеллигентных людей.

Она говорила с немецким акцентом. Сидевшая рядом с ней другая дама,
того же преклонного образа и той же немецкой отмытости, встречала каждую
фразу соседки энергичным утвердительным кивком.

- В них самая страшная угроза, - сказал высокий господин с военной
выправкой, который сидел в кресле прямо, не касаясь спинки. - Им кажется,
что они ведут народ к свободе, а в самом деле они разжигают в нем самые
страшные инстинкты. И если бы мне была дана возможность карать и миловать
по справедливости, в первую очередь я бы покарал ваших интеллигентных
протеже. Львов твердит о передаче земли труженикам. А на самом деле они
тут же начнут жечь имения и убивать помещичьих детей.

Андрей узнал говорившего по фотографии в "Ниве": это был великий
князь Николай Николаевич.

- Глаша, - сказал Сергей Серафимович, - подай гостям чаю.

- Да, уже поздно, - сказала пожилая дама. - Пора собираться домой.

- Погодите, тетя, - сказала девушка в розовом платье, - вечер такой
чудесный, а у Сергея Серафимовича лучший вид в Ялте.

Девушка стояла у парапета, и Андрей тоже подошел к парапету, словно
подчиняясь ее призыву.

- Вы студент? - спросила девушка.

- Я поступаю в Московский университет, - сказал Андрей.

- У Сергея Серафимовича так приятно. Совсем без церемоний. Здесь
можно встретить очень интересных людей, правда?

- Я живу в Симферополе, - сказал Андрей. - Я редко здесь бываю.

Девушка взглянула на Ахмета, который подошел к ним, потому что
старался держаться ближе к Андрею.

- Ваш друг магометанин? - спросила девушка.

- Я татарин, - сказал Ахмет.

- Я совсем не думала, что татары учатся в гимназиях. Не обижайтесь, я
не хотела вас обидеть.

- Я не обижаюсь, - сказал Ахмет.

- И вы будете поступать в университет?

- Отец намерен послать меня в Сорбонну, - сказал Ахмет, и в тоне его
прозвучал вызов, который уловила девушка.

- Татьяна! - окликнула ее пожилая дама. Девушка быстро отошла от
парапета.

Глаша принесла самовар, поставила его на стол. Самовар смотрелся не
на месте среди кипарисов и виноградных листьев.

- А ты правильно ответил, - сказал Андрей.

- Я не знал, сказать ей, что я кучер, или о Сорбонне.

- А пожилую даму я где-то видел.

- И не узнал? - Ахмет сверкнул зубами. - Она же два года назад к нам
в гимназию приезжала. Помнишь, нас в актовом зале выстроили, а какой-то
первоклашка начал проситься пи-пи?

- Вдовствующая императрица?

- Мария Федоровна. А ты не знал, кто здесь в гостях?

- Я мало знаю об отчиме.

- Догадайся, кого я вожу.

- Тоже из Романовых?

- Мои хозяева - великая княгиня Ирина Александровна и ее муж - князь
Юсупов. Вон тот, который о смуте и порядке говорил. Твой отчим
тихий-тихий, но что-то в нем есть.

- Что-то есть, - повторил Андрей.

Звезды, такие близкие и яркие, заволокло быстрыми облаками. С
Ай-Петри скатился ветер и принялся раскачивать гирлянды фонариков. Цикады