Чтение 10–й страницы книги ~Цветы на нашем пепле~

окружающего мира, даже элементарного перемещения в пространстве.

Передаваясь из поколения в поколение, "Книга стабильности" лишь раз в
несколько десятилетий бывает дополнена одной-двумя, опять же анонимными,
строфами. "Книга" для махаон - одновременно и беллетристическое чтиво, и свод
этических устоев, и кодекс поведения в быту, и сборник религиозных догм.

Профессиональной специализацией Ливьен было как раз доказательство
безнравственности "Книги", пагубности ее философии. Пользуясь выполненным
лингвистами официальным переводом "Книги" (изучать язык махаон было разрешено
только им), эксперты маака к каждой ее строфе написали десятки аннотаций,
показывающих, сколь губительна эта философия для бабочки-созидателя. (С этими
аннотациями, а не с оригиналом знакомили прочих маака на занятиях верхнего
яруса.) Ливьен и сама была автором чуть менее сотни таких аннотаций. Однако была
у нее одна маленькая тайна. Полностью соглашаясь с тем, что "Книга стабильности"
- произведение крайне упадочного толка, Ливьен... любила ее.

Она читала и перечитывала любимые строфы. И они завораживали ее своей
отточенностью шарад, своей, если так можно выразиться, "экзотичностью мышления",
непредсказуемостью ассоциаций. И всегда она поражалась: как народ, имеющий такой
бездеятельно-созерцательный идеал, может быть в то же время столь
изобретательным и агрессивным?

Махаоны - глубоко религиозны. Религия заменяет им и государственную власть,
и науку, и культуру. В то же время их техника и технологии не так уж сильно
уступают маака. И это при том, что они никогда не пользовались услугами
думателей.

Думатель. Вот, пожалуй, с чего следует начать!

Сейны в палатке не было, но искать ее долго Ливьен не пришлось. Оператор
занималась профилактикой наружных заболеваний - протирала сегментированное тело
думателя специальными растворами.

Ливьен подождала, пока ее заметят. Приостановившись, Сейна улыбнулась,
кивнула и продолжила свое занятие. Ливьен коснулась ее плеча:

- Зайди ко мне.

Сейна появилась в ее палатке через несколько минут и присела, ожидая
вопроса. И Ливьен не стала ходить вокруг да около:

- Как зовут твоего думателя?

- Зовут?.. У них нет имен.

Это так. Маака получает имя, лишь став бабочкой.

- А как ты хотела назвать его, когда была беременна? Выражение лица Сейны
изменилось так, что Ливьен стало не по себе. Но она не собиралась церемониться с
тем, кто способен так изуродовать своего ребенка.

- Ах вот что, - произнесла Сейна тихо. - Ты ведь Посвященная. И все-таки
даже это не дает тебе права оскорблять меня. - Неприязнь и угроза в ее голосе
внезапно сменились горечью. - Хотя ты и сама теперь чем-то на меня похожа. У
меня - ненормальный сын, которого я все равно люблю, а у тебя - ненормальный
муж... Что ж, ты права, у него есть имя. Но, кроме меня, его не знает никто. Его
зовут Лабастьер. И мне он дороже всего на свете.

Ливьен уже пожалела о своем резком тоне.

- "Ла-ба-стьер", - тихо повторила она по слогам. - Красивое имя... Если я
позову его, он ведь все равно не услышит меня?

- Нет. - Сейна нерадостно усмехнулась. - Но если хочешь, я могу передать
ему привет от тебя.

- Он меня знает? - удивилась Ливьен, почувствовав на сердце неприятный
холодок.

- О да. Он знает все, что знаю я. И даже больше. Только оценивает все
по-другому. У него ведь другой жизненный опыт.

- И как он оценивает меня? И то, что с ним сделали.

- Он... Это зависит от настроения. Чаще всего он ненавидит нас всех, и в
особенности свою мать. Но иногда вдруг решает, что ему повезло. Редко. И тогда
он говорит, что утопился бы с тоски, если бы был таким тупым, как мы...

В лице Сейны было столько муки, что Ливьен испугалась.

- Прости. - Она была уже не рада, что затеяла этот разговор. - Понимаешь,
хоть я и Посвященная, но знаю далеко не все. Я не знаю, например, почему
думатель не становится бабочкой.

-Не знаешь? - В голосе Сейны послышалось недоверие.

- Не знаю. Но... я не хотела причинить тебе боль.

- Не знаешь... - Сейна покачала головой. Казалось, ее мысли витают сейчас
где-то далеко. - Что ж, я еще никому этого не рассказывала.

- Может быть, не стоит...

Но Сейна, не слушая ее, то и дело останавливаясь и выдерживая тягостные
паузы, повела свой невеселый рассказ.

Ее семья - Абальт - имела некую родовую тайну. В чем она заключалась, Сейна
не знала до самого замужества, но ореол таинственности ощущала с первых дней
превращения.

Мать Сейны, Посвященная Руппи Абальт, служила смотрительницей группы
гусениц в инкубаторе. Это непростое, но почетное занятие. Следить за здоровьем и
правильным развитием личинок, помогать им легче переносить две обязательные
линьки и закукливание; разматывать коконы, получая из них флуон - грубоватый, но
прочный шелк... К той же традиционной в семье профессии она подготовила и Сейну.

Руппи была неразговорчива и не баловала дочь лаской. Нередко, без всякой на
то причины, Сейне казалось, что она в чем-то провинилась перед матерью, особенно
когда ловила на себе ее, брошенный искоса, испытующий взгляд. И еще ей казалось,
что, глядя на нее, Руппи спрашивает себя: "Выдержит ли она? По силам ли ей?.."
Что? В чем ее тайное предназначение?

Спросить об этом напрямик Сейна не решилась ни разу.

Слушаясь, как и положено, во всем прежде всего мать, душой она была больше
привязана к отцу, что у маака вообще-то считается чуть ли не порочным. Во всяком
случае, это серьезный пробел в воспитании.

Алабан не отличался умом, был сентиментален и слезлив. Но это-то и
притягивало к нему Сейну. Руппи объясняла ей законы и правила, учила ее выживать
и быть хозяйкой жизни... А Алабан рассказывал ей странные, нигде не записанные и
передающиеся только устно предания самцов.

Однажды, прилетев с работы в гнездо позже обычного и в приподнятом
настроении, Сейна объявила Алабану, что решила выйти замуж.

- И кто же твой избранник? - Алабан утер руки о фартук и присел на коврик
возле нее, за обе щеки уплетающей куски жареной на вертеле устрицы. (Никто не
умеет готовить ее так вкусно, как Алабан, и Руппи не раз отчитывала его за то,
что он слишком балует Сейну необязательной пищей.)

- Его зовут Сафши, - сообщила Сейна. - Руппи только что познакомила меня с
ним. Она сейчас там - в гнезде Мионитов.

- Он - Мионит?

- Да, он сын Посвященной Мионы. Он очень красивый и дисциплинированный.
Когда Руппи спросила, не желает ли он, чтобы я взяла его в мужья, он ответил,
что стать членом семьи Абальт - великая честь для него...

Тут только она заметила, что по щеке Алабана стекает слеза.

- Как она могла, как могла... - с трудом разобрала она его бормотание.

- Что ты? В чем дело? - Она перестала есть и обняла его за плечи. Ей было
немного смешно. Она привыкла к тому, что самцы тяжело переносят любое нарушение
привычного хода явлений, пугаются любых перемен.

- Нет, нет, ничего, девочка... - бормотал он, успокаиваясь. - Ничего не
случилось... Выходит, так надо...

...Сейна не придала серьезного значения этой сцене и вспомнила о ней лишь
после официальной регистрации брака, когда ее неожиданно вызвали в средний ярус
Координационного Совета, где располагается ложе Гильдии Посвященных.

С трепетом вошла она в секцию со светящимися стенами. Что могло
понадобиться тем, кто знает все секреты бытия, от нее - молодой смотрительницы
гусениц?

- Ты - Сейна? - уточнила развалившаяся в гамаке пожилая самка, по всей
видимости - секретарь Гильдии.

- Да, - кивнула она.

- И ты взяла в мужья сына Мионы из семьи Мионитов? Она кивнула еще раз.

- Так знай, Сейна, что теперь мы вынуждены принять тебя в Гильдию, ибо
должны открыть тебе одну из тайн маака. Сейна почувствовала, как дрожат ее
колени.

- Надень это. - Секретарь протянула ей диадему...

- Так ты - Посвященная?! - не выдержав, перебила Сейму Ливьен. - Почему же
ты не стала преемницей Лелии?

- Мои права жестко ограничены. Я могу пользоваться Камнем лишь тогда, когда
непосредственная опасность грозит жизни Лабастьера...

"Вот как, - подумала Ливьен, - оказывается, Право может быть ограниченным.
Лелия ничего не сказала мне об этом. Или не успела, как и о многом другом?"

Сейна тем временем продолжала:

- Если я активирую Знак без достаточных на то оснований, в Городе меня
будут ждать большие неприятности. Когда убили Лелию, угроза жизни Лабастьера
стала, конечно, несколько выше. Но приказ возвращаться Инталия дала и без моего
вмешательства.

- Мы пойдем дальше.

- Я знаю.

Ливьен помолчала, переваривая услышанное. По-видимому, Сейна считает, что,
когда она заменила Лелию, уровень опасности для жизни ее питомца (сына?)
вернулся к прежней отметке.

- А если бы ты все-таки воспользовалась Правом, как об этом узнали бы в
Городе?

- Как узнали? - переспросила Сейна, удивленно разглядывая Ливьен. - Ты не
знаешь и этого? Ливьен, смутившись, покачала головой.

- Оживая, Камень становится изопередатчиком, и секретариат Гильдии видит
все происходящее вокруг него.

"Та-ак. Выходит, в Совете уже знают о Рамбае. И о том, что я объявила себя
лидером экспедиции, не получив достаточных инструкций... Что ж, тем меньше
смысла возвращаться".

По окончании ритуала посвящения секретарь Гильдии принялась наконец
объяснять Сейне, чему та обязана такому доверию: