- Глупости,- сказал я.- Я не могу быть ни счастливым, ни несчастным, потому что
такие люди, как я, не верят ни в счастье, ни в несчастье. Ничего этого нет. Есть
только жизнь, в которой везет тем, кто умеет управлять другими.
- Но такими людьми тоже что-то управляет,- сказала Рета.
- Возможно,- сказал я уже рассеянно, чтобы прервать пустую дискуссию,- не
хватало еще обсуждать с женщиной нашу жизнь и мое ремесло.
Все-таки нужно плыть именно в Афины. Кандидатур могло быть несколько, но лучше
тамошнего Тезея не найти, во всех отношениях подходит, не имеет смысла искать
что-то лучшее, так что завтра утром с попутньм ветром мой корабль отплывает в
Пирей...
Сгурос,
помощник Горгия, начальника стражи Лабиринта
- Ничего я не могу с собой поделать. И не хочу, клянусь священным петухом. Нет
для меня других женщин, одна Ариадна. Одно солнце светит в небе, других нет. Но
что же мне делать, о боги?
Кто я для Миноса? Да едва ли не слуга, и никаких надежд впереди. Двадцать пять
стукнуло, а я все проверяю посты, покрикиваю на солдат, и хоть платят мне не
меньше, чем в иных странах полководцу, но что это по сравнению с сокровищами
царских подвалов? Да Минос меня на месте прикончит, заикнись я ему...
А ведь Минос с Горгием в свои двадцать пять только что приплыли из-за
Геркулесовых столбов, где покрыли славой свои имена, затупили мечи и взяли
бесценную добычу. Мне такого не совершить - кто отпустит с Крита посвященного в
тайну, которую знают, кроме меня, только Минос и Горгий? Будь проклята эта тайна
и моя служба, отца ненавижу за то, что, пользуясь старой дружбой с Горгием,
уговорил того взять меня на службу. Но разве я знал тайну Лабиринта? Сначала я
даже радовался, болван, в первые дни.
И сама Ариадна... Кажется, во всем друг другу признались, все слова сказали, но
дразнит она меня постоянно, то разрешает целовать, то холодна, как лезвие меча,
ночью. И бросает меня то в жар, то в холод, то в радость, то в тоску. Сто раз
себе повторял, что все от ее возраста, что недалеко она ушла от детства, не
всегда понимает, что делает. Разве легче от этого? Ничуть. Не пойму, чего я жду.
Когда она окончательно повзрослеет? Перестанет меня мучить? Когда с небес
спустится священный петух, посланец Солнца, и заставит Миноса отдать Ариадну
мне? Нужен я священному петуху. как же... И начинаю ненавидеть Минотавра - за
то, что прикован невидимыми цепями к его логову, и не уйти мне от него за
славными подвигами и богатой добычей. Сам бы его и убил.
Предложить ей бежать со мной? Не согласится и будет права, кто она тогда - жена
нищего воина? Когда-то еще придут слава и богатство. Но ведь должен существовать
какой-то выход? Или нет? Что мне делать с этой любовью, что мне делать с самим
собой, священный дельфин?
Риво с острова Крит, толкователь снов
- Я не сомневаюсь, что покойный Хрис, муж Ипполиты, попросту потратил те
двадцать серебряных на пирейских шлюх - не тот он был молодчик, чтобы позволить
кому-то украсть у него деньги. Вот сам он, действительно, мог украсть хоть
Дельфийский треножник. Но Ипполита, с юных лет считавшая все человечество бандой
скотов, шлюх и преступников (в чем мы с ней сходимся), теряла способность к
критическим оценкам, как только речь заходила о ее Хрисе. А впоследствии, будучи
посвящена во все мои дела, тем не менее оправдывала любые мои поступки и вообще
считала меня едва ли не богом Солнца в человеческом облике, воплощением
священного петуха. Я удивлялся поначалу, но скоро вспомнил, что это типично
женская черта - наделять любимого человека всеми мыслимыми достоинствами и
обращать в добродетели его грехи, а то и просто-напросто не верить в
существование этих грехов.
По следу Тезея я шел трудолюбиво и настойчиво, более чем полдня. След брал
начало в задних комнатках нескольких пирейских кабаков, где мало пили и долго
разговаривали вполголоса, а то и шепотом; пролегал мимо корабля с переломленной
мачтой и пробитым бортом, уныло накренившегося набок в дальнем конце причала;
привел из Пирея в Афины, проходя по местам, где имел обыкновение развлекаться к
превеликому смятению своих земляков Тезей, сын царя Эгея; и наконец оборвался у
кабачка, где, как выяснилось, вышеупомянутый Тезей появлялся чаще всего.
В кабачке его, однако, не оказалось. Никого там не было, кроме унылого хозяина,
давно, по всему видно, примирившегося с мыслью, что богиня удачи никогда не
посетит его скромное заведение. Плюгавенький был кабатчик, не из оборотистых,-
задними комнатами и побочными заработками тут и не пахло, глаз у меня насчет
этого наметан. Люди такого сорта хороши одним - они простодушные болтуны и порой
по наивной своей бесхитростности выложат сведения, за которые в другом месте
пришлось бы как следует заплатить.
Я заказал вино и обед, достаточно дорогие, чтобы быть занесенным в число гостей,
заслуживающих внимания и лучшего обращения, и довольно быстро разговорил
хозяина, незаметно переведя разговор с кносских новостей на Тезея, о котором я,
профан этакий критский, знал едва ли не меньше новорожденного младенца.
И хозяина понесло. Я и раньше знал, что Тезей благодаря своему живому характеру
горячей любовью афинян не пользуется. Спасало их от полной прострации лишь то,
что большую часть времени Тезей проводил, болтаясь в иных краях с ватагой
шалопаев под предводительством некоего лапифа Пиритоя, того еще молодчика.
Однако и самые светлые деньки когда-нибудь кончаются, и афиняне вновь обрели
Тезея при обстоятельствах, о которых я слышал впервые,- это были самые свежие
новости, еще не успевшие дойти до Крита.
Пиритой со своими приятелями, в том числе, понятно, и Тезеем, ни за что не
упустившим бы такой случай, отправился в Кикир, чтобы украсть жену у тамошнего
царя Эдонея. Однако старый Эдоней кроме молодой красивой супруги обладал еще и
знаменитой на всю Элладу псарней, обитателей которой он, не мудрствуя, и спустил
на нахальных гостей, вознамерившихся против его воли разлучить его с любимой
супругой. Пиритоя и кого-то еще псы разодрали в клочки, кое-кому удалось удрать,
а покусанный Тезей угодил в Эдонееву тюрьму, где, на радость афинян, мог
задержаться надолго.
Выяснилось вскоре, что радовались Афины рано. Одно из заданий, данных царем
Эврисфеем Гераклу, как раз и заключалось в том, чтобы привести из Кикира свору
тамошних псов. Геракл выполнил его добросовестно, как и все прочие, но по
собственной инициативе, уходя из Кикира, кроме псов прихватил и Тезея,
приходившегося ему дальним родственником. Так и вышло, что Тезей, едва залечив
раны, осел в Афинах, причем пережитые неприятности отнюдь не способствовали
превращению его характера в голубиный. И слабым утешением афинянам служили лишь
поговорки вроде "перебесится - остепенится". Увы, поговорки не всегда отражают
хитросплетения реальной жизни - в частности, увиденный мною утром в порту
изувеченный корабль приобрел такой вид после того, как Тезей с дружками не
поделили что-то с его командой.
Наш чинный разговор был прерван к вящему моему удовольствию и полному
неудовольствию хозяина. Глянув случайно в окно, он съежился - мне показалось
даже, что сейчас он нырнет под стол,- и прошептал:
- Тезей!
И шустро юркнул за стойку. Я пересел на другой табурет, в угол, чтобы быть лицом
к вошедшему.
Ничего пугающего и ничего выдающегося. Таких тысячи. В меру привлекателен,
молод, достаточно силен, но никакой, как у них в Афинах говорят, божьей
отметины. Впрочем, он меня вполне устраивал таким, каким был.
Удостоив меня лишь мимолетным равнодушно-пренебрежительным взглядом, он ногой
придвинул табурет, сел и рявкнул:
- Вина! И не того уксуса, которым простаков потчуешь. Что стоишь, может, денег
ждешь?
Хозяин выпорхнул из-за стойки так, словно на ногах у него внезапно оказались
крылатые сандалии Гермеса.
- Какие деньги, Тезей? - приговаривал он, увиваясь вокруг стола.- Такая честь
моему скромному заведению, жаль вот, жена с дочкой на базаре, они бы тоже
порадовались...
- Кстати, о дочке,- Тезей его не отпускал.- Красивая она у тебя, да больно много
о себе воображает. Ты почему недотрогу воспитываешь, старый баран? (Хозяин
мялся, угодливо хихикая.) В кого это она такая скромненькая, интересно бы знать?
Уж наверняка не в тебя. Думаешь, не знаю, куда ты норовишь шмыгнуть, когда жена
гостит у родни? Домик у бани, а?
Я не сводил взгляда с его лица и, надо признаться, испытал некоторое потрясение.
Я умею разбираться в людях и в их поведении, ремесло того требует, я и жив-то
остался до сих пор только благодаря умению разгадывать собеседника, противника.
Так что ошибиться я никак не мог. Этот парень играл, как первоклассный
комедиант, актер из самых лучших, великолепно изображая недалекого молодого
шалопая, полупьяного хама, смысл жизни которого заключен лишь в неразбавленном
маммертинском вине, драках и доступных красотках. Но это была маска; судя по
всему, он давно и тщательно отрепетировал интонации, позы и жесты. Не только
простака хозяина, многих людей поумнее он с успехом мог ввести в заблуждение. Но
только не меня.
То, что он оказался сложнее, чем я представлял, собственно, ничего не изменяло.
Его роль в предстоящих событиях четко определена, и его качества никоим образом
ни на что не влияют. Примитивная марионетка как раз способна создать лишние
хлопоты и вызвать непредвиденные случайности, а я, при всем к себе уважении,
отнюдь не считаю, что полностью застрахован от упущений и промахов. Решено, он
подходит.
- Повеселились на славу?- спрашивал тем временем кабатчик, неуклюже меняя тему
разговора.
- Ничего интересного,- небрежно махнул рукой Тезей.- Разнесли в щепки одну
тартесскую лоханку.
- Какой великий подвиг, право! - громко и насмешливо сказал я на весь кабак.-
Хозяин, выгляни на улицу, посмотри, не шатаются ли поблизости летописцы. Если
увидишь рапсода, тоже зови. Такое героическое деяние нужно немедленно занести в
скрижали.
Хозяин уставился на меня с ужасом, Тезей - с изумлением.
- Я не ослышался? - спросил он многозначительно. Я сказал раздельно и громко:
- У нас на Крите такими потасовками и уличные мальчишки не стали бы хвастаться.
- Так ты с Крита? - Он издевательски расхохотался.- Это у вас там любвеобильная
Черепнин Владимир
Юрьев Сергей
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Соломатина Татьяна