Чтение 10–й страницы книги ~Гермес~

На самом же деле есть он, есть я да вот тот Вход, тот, что справа. А больше
ничего.

Тогда старичок рассказал им о Танатосе и его объятьях, о семи кругах
ада и о ладье Харона. На этот раз его перебил Мес.

- Вы склонны к олицетворению, - произнес он. - Но существуют вещи,
которые не нуждаются в персонификации. Не было ни Танатоса, ни Гипноса. Не
было.

- А я никогда не умел грести, - прибавил мрачный.

Старичок, расстроенный, поплелся ко Входу и вскоре исчез.

- Шевелись, - орали джинсы, жестикулируя. Мертвые переходили Порог.

Внезапная мысль осенила мрачного.

- Ты никогда не видел, что там за Порогом? - спросил он.

Мес качнул головой.

- Никогда. Обратно не выходят.

- Что же там, по-твоему?

- Хаос, - проронил Мес.

Мрачного передернуло.

- Давай, давай, - еще пуще завопил он мертвым. Те шли.

Достоверно известно: боги - дети Хаоса. Мес не верил в красивые
легенды, но эта многим казалась былью. Приятно выводить свой род от Хаоса.
Если как следует напрячься, то даже можно вспомнить... как там Пиль
говорил... безумные, сладкие... черные ветры Хаоса... а я лечу в них...
наслаждаясь, ликуя... паря на невидимых крыльях... нет, не помню я ни черта.

Последние мертвые исчезли под аркой Входа.

- Выпьем, - торжественно объявил человек в джинсах, доставая бутыль, -
за очередных смельчаков, пустившихся на поиски неведомого.

- Выпьем, - сказал грустный Мес.

Выпили.

Обратный путь он проделал один. Когда снова оказался в черной комнате,
задул свечу, и она погасла. Он отправился в душ и здесь, лежа в теплой
ванне, уснул.

Приказ настиг его прямо здесь. Приказ безмолвный, всепроникающий,
неотменный, неодолимый, неотвергаемый, ослепительный, щедрый, неописуемый,
неповторяемый, неповрежденный, неизреченный, безвременный, неотложный,
зажигающий, явленный в молнии.

В общем, он снова требовался.

Он с кряхтением выбрался из ванны, долго вытирался пушистым белым
полотенцем. Брился. Потом шел тихими пустынными залами, ударом ноги
распахивая резные деревянные двери. На середине одного из залов оказалась
навалена большая куча белых камней. Мес взобрался на нее и застыл в
неподвижности. Потом его не стало.

Садилось красное медное солнце, постепенно остужая свой жар в голубом
мареве горизонта на западе. Белое плато вокруг было пустынно. Вдалеке на
красновато-желтом небе отпечатались темно-синие горы. Стояла тишина, лишь в
трещинах между камнями стрекотали сверчки.

Он вышел из развалин ротонды. Стол уже ждал его, стоящий у подножия
растрескавшегося желтовато-белого фундамента. Хозяин Стола поднял фужер с
вином.

- Мы ждали вас, - провозгласил он. - С очередным возвращением!

- Рабы не подал? - ворчливо осведомился Мес, садясь за Стол.

- Никакой рыбы, - воздел руки хозяин. - Нам два раза повторять не
приходится.

- Поедим, - пригласил Мес.

Они начали есть. Стояло - куропатки в винном соусе, круг жирной сочной
колбасы, овечий сыр, хлебы, зелень, помидоры, большая плетенка с вином.

- Легкий ужин, - заметил Мес, обсасывая косточки.

Хозяин поклонился.

- Новости?

- Все своим чередом в великих стенах Космоса.

Мес прищурился.

- Ну, а то, что вне них?

- А об этом нам ничего не известно, - так же хитро прищурился хозяин
Стола.

Мес поднял и выпил свой фужер.

- Хорошо, - сказал он, вставая. - Хорошо.

- Стены сдерживают Хаос, - вдруг произнес хозяин. Он не поднимался
из-за своего Стола. - Они крепкие, стены. Но Хаос все равно нашел лазейку.
Хаос поселился в умах и сердцах.

Мес поднял руку и жезлом смахнул со Стола плетенку - темное вино
брызнуло на белые камни.

- А вот об этом, - спокойно произнес он, - прошу тебя никогда не
говорить. Что ты знаешь о сердцах, говоря так значительно? И что знаешь ты о
Хаосе, ты, дух?

- Ничего, господин, - так же спокойно ответствовал хозяин. - Прости,
господин.

Мес еще немного постоял.

- Ну, я не знаю, - проговорил он, двинувшись в дорогу. Не оборачивался.
Все равно исчезнет.

Обиталища Снофру достиг скоро. Слепящий камень плато сменился угрюмым
молчанием темных стен. Присели возле них изваяния с каменными лицами. Острые
яркие лучи протыкали темное пространство помещения позади Омфала, исходя из
узких щелей с поверхности. Снофру вышел навстречу Месу.

- Сегодня вы вовремя, герр Мес, - произнес он, как-то странно ежась.

- Что Арелла?

- Она готова.

- Пусть не впадает в транс, - пошутил Мес, усаживаясь в кресло и
принимая от Снофру традиционную чашу. Тот вдруг ухмыльнулся.

- Она знает, что делать.

- Приступайте, коли так.

Он открыл окошечко, и вот что странно: он не услышал обычного людского
гомона, переполнявшего в этот час святилище Трижды Величайшего. Да,
ошибиться было невозможно - огромный чертог был пуст, только переглядывались
между собою громадная статуя Трисмегиста и тихо и загадочно улыбающиеся лики
под потолком. Пуст был и каменный помост жрицы. Хор бормотал - точно скопище
косноязычных уличных певцов.

Дам! - булькнул глухо гонг. Среди молчания храма и казавшегося ненужным
шума, издаваемого хором, где-то далеко скрипнула дверь. Через огромное
пространство, огибая статую, к Арелле, выросшей на помосте, шел человек. Он
был один, и Омфал со своим подавляющим величием еще более подчеркивал это,
как бы говоря: "Что за мелкое насекомое ползет по моему телу?" Человек
приблизился, и Мес увидел, что на нем золотом, самоцветами сверкают богатые
одежды, и блеск металла ложится снизу на его лицо, делая его каким-то
неживым, точно отлитым в виде драгоценной погребальной маски. Медальность
его облика особенным образом подчеркивали его глаза - холодные и немигающие,
они льдисто смотрели с красивого, в бронзе отлитого лица.

Человек остановился недалеко от помоста.

- Оракул слушает тебя, - промолвила жрица, и подобрался позади помоста
Мес. Насмешливой улыбкой сморщились губы живого изваяния, стоящего перед
ней.

- Воистину говорят, - гулко сказал он, - те, кто ближе к богу, со
временем становятся чересчур высокого мнения о себе. Ханжество - болезнь
нашей эпохи. Кто ты, женщина?

Жрица изумленно заморгала - так с ней еще не разговаривали. Но
мгновенно прежняя маска, внезапная сдернутая этим человеком, вновь легла на
ее лицо.

- Я Арелла, жрица этого оракула, - громко и гордо произнесла она. - Но
сам кто ты, спрашивающий?

- Мое имя Зет Браганса, - обронил человек. - Недавно я стал королем
этой страны. Твой оракул, Арелла, также входит в мои владения.

- Вотчина бога не может быть под властью человека, - отчеканила жрица.

Медленная улыбка всползла на лицо Зета Брагансы, короля, раздвинула
губы.

- Бог далеко, Арелла, жрица.

Мес за стеной почесал затылок.

Жрица отшатнулась.

- Как можешь ты, - в волнении воскликнула она, - как можешь так
говорить здесь? Трисмегист слышит тебя!

Человек затрясся в тихом смехе, и было это тем страшнее наблюдать, что
черты его лица почти не изменились, а глаза продолжали оставаться холодными.
Отсмеявшись, он сказал:

- Я не верю в богов, Арелла, жрица. Мне они ни к чему. Единственный во
всей Вселенной, я остаюсь вечным атеистом.

- Но сам ты не вечен, человек, - раздельно и бесстрастно сказала она. -
Чем может служить тебе бессмертный оракул? Или ты пришел глумиться над
беззащитными слугами Трисмегиста?

- Но ты сказала, что грозный бог слушает меня, - насмешливо произнес
Браганса.

- Миры людей - мерзь и зло, - устало сказала Арелла. - Мы верим
Трисмегисту. Однако мы знаем, что он не сможет защитить нас от всех
несчастий. Болезнь и порок подстерегают всякого, и отвратить их от нас -
долг прежде всего наш, а не Трижды Величайшего. Хватает и того, что он
спасает нас от загробных мучений в скитаниях души по серой вечности Порога.

Браганса подошел ближе. Он слушал.

- Трисмегист заботлив, - говорила жрица. Глаза ее заблестели. - Он -
добрый пастырь. Его благость не стоит наших черствых душ. Его сила бессильна
поколебать столп нашего неверия. Даже слова его, мудро прорицающие, болью
отзываются в сердцах лишь немногих. В сердцах же остальных они поднимают
только облака рыхлого ила тупоумия. Но немногие эти, болью взращенные,
прозревают и осязают боль мира.

Мес у своего окошка с восхищением смотрел на нее. Он даже забыл о чаше