- Нет, - не слишком уверенно ответил он и добавил, чувствуя, что
покровительница не верит ему:
- Разве что Заику...
- Ты любишь ее?
- Не знаю, покровительница... Не так, как тебя Я не умею объяснить.
Изабелла поймала себя на том, что совсем забыла о страшном известии,
которым с ней поделился утром доктор Салливан Боже правый и
милосердный, когда он сказал, что Лопоухий Первый намечен, так она
сразу и обмерла. Сразу все одеревенело. Она хотела закричать, броситься
на колени, сказать, что есть ведь и Лопоухий Второй, но ничего этого
она не сделала. Кто ее послушает? Только выдашь себя и последуешь
дорогой бедного доктора Синтакиса. А он вроде ничего особенного и не
сделал. Обратился к кому то из клиентов, просил денег. Вот вместо денег
его сюда и привезли обратно. Привезли, показали всему штату и отдали
огненным муравьям на пропигание, забив ему рот кляпом, чтобы не визжал.
Ужас, как он гримасничал . Погримасничаешь, когда тебя заживо жрут
миллионы прожорливых маленьких тварей с челюстями, как маленькая пилка.
Да и то сказать, чего ему не хватало? Получал здесь неплохо, жил
тихо-мирно, вернулся домой к сестре, денежки в банке, проценты идут.
Живи, радуйся, а он, видишь, еще захотел. Увидел фото клиента, узнал,
ну и решил, что тот ему тут же и заплатит за молчание. Только забыл он
про доктора Грейсона. Не было еще человека, который бы его ослушался и
живым остался.
- Я побегу, покровительница, а то меня хватятся. Мы ведь сегодня на
расчистке работаем. А мистер Халперн, сама знаешь, какой...
- Иди, малыш. Не нужно, чтобы тебя искали. И будь осторожнее с Заикой...
- Она хорошая, и у меня к ней сердце мягкое.
- Я ничего не говорю, Лопо. Она и красивая, и спокойная... но все таки...
- Уж очень ты осторожная, покровительница. Ты Заики не бойся. У нее
глаза добрые... До свиданья, я побежал.
Лопо помахал Изабелле рукой и исчез за поворотом тропинки, которая вела
к лагерю.
Изабелла подождала несколько минут и потихоньку поплелась к своему
корпусу. Пресвятая дева Мария, как же грустно устроен мир, всегда
приходится разлучаться с теми, кто тебе дорог... Кажется, совсем
недавно собиралась она сюда, в неведомую даль, и сердце у нее,
молоденькой медицинской сестры, сладко замирало при мысли о далеком
путешествии, о неведомой стране, новых людях. Господи, как это было
давно...
Давно умерла мать, сестры образование получили на ее, Изабеллы, деньги
и не вспоминают о ней с тех пор, как вышли замуж... А здесь... здесь
теперь ее дом. И уважают. Сам доктор Грейсон всегда здоровается с ней
за руку. Когда засунули беднягу Синтакиса в муравейник и весь штат
собрали, чтобы люди видели, что случается с теми, кто нарушил Закон,
доктор Грейсон помахал ей рукой, и ее пропустили вперед.
- Садитесь здесь, в первом ряду, дорогая Изабелла, - сказал он ей - Вы
это заслужили...
Конечно, строг он, но умеет ценить людей. Восемнадцать лет вместе.
Но все равно не осталась бы она здесь больше срока, если бы не Лопо.
Дева Мария, неужели же восемнадцать лет прошло с того момента, когда
она стояла в родильной вместе с доктором Грейсоном и доктором Халперном.
И опять увидела, как наяву: плод совсем уже большой - плавает под
большим прозрачным колпаком. Изабелла сначала даже не поняла, зачем ее
вызвали. Потом взглянула на шкалу роста и охнула про себя: "Батюшки, да
ведь пора уже".
- Ну, коллеги, - сказал доктор Грейсон, - пора переодеваться. Судя по
всему, малыш нас уже заждался.
Она, было, совсем растерялась. Еще бы, ее первые роды, да в придачу в
присутствии самого мистера Грейсона. Он хотя никогда не кричал на
сотрудников и часто улыбался, но боялись его все. Изабелла долго не
могла понять почему. И лишь раз, поймав на себе его взгляд, бесконечно
холодный и равнодушный, она поняла, почему никто никогда не спорит с
доктором Грейсоном. С тех пор слово его стало для нее Законом.
Тогда, в родильной, она быстро взяла себя в руки. Переоделась в
стерильное, все приготовила, разложила и подчеркнуто четко, даже
молодцевато доложила:
- Доктор Грейсон, все готово.
Доктор посмотрел на нее, поблагодарил, прикрыв на мгновение веки, и
кивнул Халперну. Доктор Халперн, толстый и неповоротливый, мгновенно
преобразился, движения стали четкими и быстрыми.
Раз, два, три, четыре, пять щелчков - и вот уже пластиковый колпак
откинут, околоплодный пузырь вспорот, и в руках у доктора
синевато-багровый большеголовый уродец со страдальчески сморщенным
личиком Ловкий шлепок - и младенец огласил родильную жалобным криком.
Изабелла была женщиной, не склонной к сомнениям и анализу, почти
начисто лишенной фантазии. И весь лагерь, и родильная, и молчаливые
пугливые слепки воспринимались ею как нечто естественное, привычное. А
через три года она стала старшей покровительницей, и реальный мир для
нее окончательно принял формы и очертания Новы - так назывался лагерь.
Мир же вне Новы был бесконечно далеким, слегка фантастическим, пугающим
и чужим.
Она осталась. Тем более, что в этом мире был Лопо, ее малыш.
Когда его влажное крошечное тельце сжимали резиновые перчатки доктора
Халперна, она еще ничего не испытывала к нему. Она обрезала пуповину,
обмыла его.
- Мисс Джервоне, - сказал доктор Грейсон, - запишите его в книгу
рождений. Он будет номер... - он посмотрел на предыдущую запись, - сто
одиннадцать - тире один Ну, а кличка... Как же мы его назовем, а? - Он
посмотрел на ново рожденного, на доктора Халперна, на нее. И опять
сердце у нее екнуло, как провел он по ней холодным своим взглядом. -
Ну. мисс Джервоне, вы женщина, глаз у вас зоркий...
- Вот, разве ушки... Лопоухонький он какой-то...
- Лопоухонький... Ну что ж, прекрасно Пусгь будет Лопоухий Первый.
- Почему Первый? - спросила она.
- Первый слепок того, кого он повторяет. Может быть, потом сделаем
второго Лопоухого...
Она вписала его в большую тяжелую книгу. Писала она тщательно и
аккуратно, как делала все в жизни.
На второй или третий день, когда она кормила малыша и он жадно хватал
крошечными губами соску. Изабелла вдруг впервые поняла, что у этого
существа нет ни матери, ни отца, ни дедушки, на бабушки. Разве что
когда-нибудь будет брат, который и не будет знать, что он брат. И эта
простая мысль вдруг наполнила ее ужасом сострадания, и волна любви и
жалости к малышу ударила, обдала жаром щеки.
- Лопоухонький... - шептала она-Лопо...
Теперь, когда она купала его, держа на согнутой левой руке, он уже не
казался ей синевато-багровым. Тельце его стало розовым, и прикасаться к
нему руками, губами, лицом доставляло Изабелле бесконечное удовольствие.
В Нове в то время она была единственной покровительницей - комбинацией
матери, няньки, медицинской сестры и воспитательницы для ребятишек до
трех лет. Вскоре у нее появилась помощница, молчаливая медлительная
девушка, которая сразу признала авторитет Изабеллы.
Как-то ее вызвал к себе в кабинет доктор Грейсон. Она бежала к его
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Куликов Роман
Афанасьев Роман
Белов Вольф
Лукин Евгений