Чтение 10–й страницы книги ~Пещера~

"дипломатом" под мышкой. Даже сверху, с балкона, легко заметны были и
растрепанные волосы, и странно сгорбленные плечи, и неуверенность, смятение в
каждом шаге; хлопнула, закрываясь, дверь подъезда. Молодая мама, стоящая с
коляской по другую сторону перекрестка, вздрогнула и обернулась; девушка нервно
пошарила рукой в кармане курточки, выронила на тротуар темный цилиндрик помады,
посмотрела на него невидящим взглядом и, как потерянная, двинулась прочь.

Раман Кович прервал свои размышления, чтобы подняться и перегнуться через
перила.

Нет, он не собирался сводить счеты с жизнью. Он просто хотел внимательнее
посмотреть на Павлу Нимробец.

Разминувшись с приземистой старушкой, - та удивленно оглянулась ей вслед, -
растрепанная девушка рысцой двинулась через улицу Кленов; Раман видел, как
молодая мама поспешно подняла складной капюшон коляски - так, будто начался
внезапный дождь.

Неприметная серая машина, стоявшая за углом, на улице Надежды, вдруг резко
рванула вперед-спортивные модели способны развивать скорость мгновенно, как
гепарды.

Неизвестно почему, но Раман Кович мертвой хваткой вцепился в перила.

Машина выпрыгнула из-за угла в тот момент, когда Павла Нимробец была уже на
полпути к противоположному тротуару; Раман Кович. умеющий чувствовать траектории
движущихся предметов, явственно увидел точку, в которой серая машина и Павла
должны обязательно встретиться. И даже открыл рот, чтобы крикнуть - крик,
вероятно, прозвучит спустя секунду после столкновения...

Именно в этот момент непутевая ассистентка Нимробец чертыхнулась и со
звоном ударила себя по лбу. Развернулась и бегом кинулась обратно, туда, где
одиноко лежал у подъезда темный тюбик недорогой помады.

Серая машина пронеслась мимо.

Раману показалось, что стиснутые ладони его одеревенели, уподобившись
перилам балкона. Серой машины след простыл; Павла внимательно осмотрела каменное
крыльцо, нашла тюбик, вытерла его о курточку и так вот, с помадой в руке,
зашагала прочь.

Раман поспешил к выходу. Бегом пересек квартиру, выскочил на лестницу и
спустился вниз, чуть не теряя по дороге домашние тапочки.

Павла Нимробец брела вдоль по улице Кленов. Брела, ничего вокруг не
замечая, а Раман Кович стоял у своего подъезда и смотрел ей вслед.

Сегодня вечером были его любимые "Железные белки".

Он пришел в театр за два часа до начала спектакля; он пребывал в том самом
тяжелом состоянии духа, когда всюду - а в особенности за спиной - ему мерещились
косые взгляды. Он вошел в театр- и театр как будто бы обомлел.

Улыбка вахтера показалась ему натянутой и чрезмерно льстивой; он погасил ее
какой-то мелкой придиркой. Завпост шарахнулся с его пути - тогда он не поленился
пройти на сцену и собственноручно проверить декорацию. Нашел изъян, излил
раздражение, чуть успокоился; прошел к себе в кабинет, заперся, раскрыл окно,
уселся на широкий подоконник.

Весенняя улица роилась, галдела и цокала каблуками. На клумбе напротив
огнем горели тюльпаны; день готовился стать вечером, весна готовилась стать
летом. На скамейке у служебного входа жизнерадостно курили рабочие сцены, а
уборщица меланхолично бродила вокруг стеклянных дверей, подхватывая веником
разнообразный весенний хлам; потом к рабочим присоединилась молоденькая
девочка-билетерша, мечтающая стать актрисой, и веселье на скамейке достигло
своего апогея.

Раман ощутил сильнейшее желание спуститься. Разогнать парней по рабочим
местам, а девчонке сообщить, что актрисой она не станет. Никогда; что она
бездарна, что ей надо думать совсем о другой специальности, поступать в техникум
или институт...

Он превозмог себя. Тремя широкими кругами прошелся по кабинету, уселся за
стол, пододвинул к себе чистый лист бумаги.

Пункт первый. Никогда не следует проводить параллели между миром людей и
миром Пещеры. Задирая сарну, он всего лишь убивает более слабого зверя. В
согласии с собственным инстинктом хищника и в соответствии с ее ролью жертвы...

Он нарисовал на чистом листе жирную единицу и обвел ее кружком.

Неестественность. Вот что пугает. То, что случилось с ним, извращение. Одна
ненормальность за другой - сперва троекратный промах... Смог бы он опознать
жертву, если бы не упустил ее трижды? Нет. Могла бы она узнать его?..
Определенно не могла бы. По совершенно объективным причинам.

Он пририсовал к нарисованной единице руки и ноги.

И ниже нарисовал почему-то детскую коляску. И еще одну, другой модификации.
И еще.

Это здесь, в театре, он может позволить себе ненормальность. Искусству
интересны извраты... Сааги должны быть НОРМАЛЬНЫМИ. Как нормальны все звери.
Прочие просто не доживают до зрелости...

Он вздрогнул. Когда-то в юности он видел в Пещере егеря только раз, но
запомнил на всю жизнь. Человекоподобная фигура с железным хлыстом в руках- что
может быть страшнее с точки зрения зверя?..

Быть ненормальным режиссером-почетно. Но быть ненормальным саагом...

Раман поежился.

Еще полгода назад он дал согласие поучаствовать в закрытой социологической
программе. Пообещал сообщать о каждом случае так называемого "везения" жертвы -
и посмеялся про себя, уверенный, что сама встреча с ним исключает какое-либо
"везение". И вот... позавчера утром позвонил по условленному телефону и,
морщась, изложил суть дела.

Что заставило его снять трубку? Интерес к практической социологии?

Нет. Страх перед ненормальностью. Желание внушить самому себе, что
произошедшее - закономерно.

Вежливый голос в трубке чуть утратил самообладание, удивленно
переспрашивая: трижды?!

Раман умел улавливать мельчайшие подтексты- и потому, положив трубку, впал
в жестокую депрессию. И не успокоился, пока на утренней репетиции не довел до
истерики самолюбивую актрисулю, вчерашнюю студентку, талантливую в общем-то
девчонку...

И, успокоившись, решил, что досадный период его жизни - позади.

И крупно ошибся. Потому что их встреча с Павлой - преступление. Против
законов природы. И ему страстно хочется вернуть сегодняшнее утро - избежать
столкновения любой ценой.

Интересно, девчонка проболтается?

Интересно, а у психиатрической службы есть каналы, по которым можно
отслеживать такие вот... встречи?

Интересно...

Он спохватился и посмотрел на часы; до спектакля оставалось сорок минут.

Он спустился к служебному входу в тот самый момент, когда Клора Кобец,
молодая героиня сегодняшних "Белок...", закончила милый разговор с вахтером и
провела через вертушку долговязого, сияющего от радости парня. Раман
остановился, оперся о дверной косяк и с удовольствием подождал, пока Клора его
заметит.

Она заметила. Улыбка улетучилась с ее лица, смылась, будто плохая
косметика. Парень еще сиял- он еще не знал Рамана Ковича. Ничего, узнает.

Выждав паузу, Раман обернулся к вахтеру:

- Господин Охрик?..

Вахтер забормотал оправдания; Раман не стал его слушать;

- Я настоятельно просил бы вас помнить, что пребывание любой посторонней
особы в служебной части театра чревато для вас взысканием по службе. Лично для
вас... Повторять я не стану, господин Охрик. Вас, молодой человек, попрошу
покинуть помещение.

Парень глядел на него во все глаза. Он, вероятно, думал, что в храме
искусства живут добрые и покладистые боги.

- Господин Кович, - дрожащим голосом вмешалась девушка. - Я хотела заказать
билет, входной... Но администрация отказала, я подумала, что если он тихонько
постоит на ярусе...

- Выйдите, молодой человек, - сказал Раман холодно. Юноша покраснел до
корней волос - и слепо двинулся назад, к вертушке; девушка шагнула за ним -
Раман заступил ей дорогу:

- У вас впереди сложнейший спектакль, Клора. Вы явились на полчаса позже,
чем предписано. Вы занимаетесь... короче, вам плевать на театр, плевать на
зрителя, плевать на меня и уж тем более начхать на искусство... Я огорчен. Все,
что я думаю по этому поводу, я скажу потом- а сейчас немедленно идите
готовиться... и постарайтесь сосредоточиться. Вперед.

Он проводил ее взглядом- еле сдерживая злые слезы, она тащилась вверх по
лестнице, и рядом волочился по ступенькам сдернутый с шеи цветастый шарф.

Перед "Голубым Рогом" он ничего не сказал бы ей. Там совсем другая
работа... А вот перед "Белками..." ее надо вздрючить. Надо хорошенько завести -
иначе она не потянет ритма...

Его настроение чуть улучшилось; он поднялся в кабинет, выпил чашку кофе,
потом прикинул расписание репетиций на будущую неделю, потом позвонил бывшей
жене и достаточно мило поболтал с сыном. Связался с администраторской, убедился,
что "Железные белки" распроданы на два месяца вперед, удовлетворенно кивнул и
отправился в зал.

Публика, сплошь приличная и респектабельная, густо заполнила собой партер,
и нгпреклонная старушка с программками гнала на верхний ярус "заблудившуюся"
парочку студентов с входными билетами. Раман прошелся по фойе - за стеклянными
дверями спрашивал "лишнего билетика" изгнанный долговязый юноша и на лице его
было отчаяьяе.

"Белки..." пошли хорошо.

Раман сидел в директорской ложе - справа от сцены; Клора Кобец работала
пристойно, на нерве, но без нажима. Привычно фиксируя мелкие неточности и
"блохи", Раман, сам того не замечая, щелкал пальцами, помогая поддерживать ритм.
Метроном, метровом, метроном...

Потом он на некоторое время увлекся, любуясь своим детищем точным,
граненым, как алмаз, прозрачным и жестким спектаклем; потом из третьего ряда
выбрались две фигуры и, крадучись, поспешили к выходу, и у дверей их нагнали еще