что пообедал в трактире. Он и правда хотел пойти в трактир, жалея уже, что
не остался выпивать в компании Карвера; он даже встал, собираясь выйти -
но помедлил и снова сел.
на портрете, дивный мальчик с чистыми, не тронутыми шпагой щечками качал
головой и многозначительно улыбался.
умирает, а ночь еще не родилась. За окном гасло небо; из углов выползли
тени, и комната преобразилась. Разглядывая еще различимые кабаньи морды на
гобеленах, Эгерт ощутил слабое, неясное беспокойство.
чувству; это было будто бы ожидание - ожидание чего-то, не имеющего формы
и названия, смутного, но неизбежного. Скалились кабаны и улыбался
белокурый мальчик у колен матери, грузно колыхался край полога над
кроватью; Эгерту стало вдруг холодно в теплом кресле.
беспокойства; хотел позвать кого-нибудь - и одумался. Уселся снова,
мучительно пытаясь определить, что же и откуда ему угрожает; вскочил,
чтобы спуститься в гостиную - и тут, на его счастье, слуга принес
зажженные свечи. На стол был водружен старинный многорукий канделябр,
комната ярко осветилась, сумерки сменились теперь уже вечером - и Солль
сразу же позабыл о странном чувстве, навестившем его на стыке дня и
темноты.
связанное с именем Солля, и только собственная мать Эгерта не стала от
этого ни веселее, ни разговорчивее. На могиле студента подрастала трава,
на берегу Кавы оборудовалась новая арена для кабаньих боев, а капитан
гуардов, он же муж прекрасной Дилии, объявил на построении о
приближающихся учениях, высокопарно именуемых маневрами.
гуардам, что они не просто сборище гуляк и дуэлянтов, а воинское
формирование. Эгерт Солль любил учения, где так естественно хвастать
доблестью, и всегда радовался их приближению.
приноровился брить Солля с особой осторожностью - растительность на щеках
и подбородке считалась несовместимыми с аристократическим происхождением,
поэтому Эгерту ни на секунду не приходила мысль прикрыть отметину бородой.
Окружающие понемногу привыкали к его новому обличью, да и сам он думать
забыл о ране - но с каждым новым днем странное беспокойство, поселившееся
в его душе, все увереннее разрасталось, оборачиваясь смятением.
безотчетная, из черных щелей выползающая тревога гнала его домой, и по
приказу молодого хозяина слуга сносил в его комнату чуть не все свечи в
доме. И хоть комната Эгерта сияла огнями, как бальный зал, ему все равно
временами мерещилось, что вепри на гобеленах поводят налитыми кровью
глазами.
слуге раньше времени приготовить постель и лег. Уснуть удалось не сразу,
но Эгерт упорно не открывал зажмуренных глаз; наконец, он соскользнул в
дрему, а потом и в сон.
сны, простые, обыденные, более или менее приятные - женщины, лошади,
знакомые, тараканы... Проснувшись, он забывал свой сон раньше, нежели
успевал осознать, что именно снилось; на этот раз он вскочил среди ночи,
мокрый, в облепившей тело сорочке, трясущийся, как щенок под ливнем.
отдаленных уголков памяти, невесть где услышанные рассказы стариков,
байки, над которыми он посмеивался еще подростком... Во сне он увидел, как
на крыльцо его дома поднимается странное существо в просмоленном балахоне,
и лицо обмотано черными от смолы тряпками. В руках у пришельца орудие,
напоминающее вилы с очень длинными, загнутыми прутьями - будто огромная,
сведенная судорогой птичья лапа. Дом пуст, пришелец поднимается в гостиную
- там откинута крышка клавесина, свечи прогорели, и мать Эгерта сидит,
положив руки на клавиши... Желтые, сухие, мертвые руки... Пришелец
поднимает грабли - и мать валится на бок, как деревянная фигурка...
Облитый смолой человек сгребает своим орудием мертвое тело - так садовник
сгребает прошлогодние листья...
сон, забыть, забыть!.. Засветил свечу, потом, обжигаясь - другую; из
темноты явился портрет - белокурый мальчик у ног женщины. Эгерт на секунду
замер, вглядываясь в лицо своей молодой матери, будто прося защиты, как в
детстве... Где-то пел сверчок, за окном стояла глухая ночь, Эгерт прижал
подсвечник к груди и шагнул к портрету, ближе - и в это самое мгновенье
лицо женщины на портрете исказилось страшной злобой, посинело,
оскалилось...
же ночь, густая, душная, липкая.
заметался по комнате из угла в угол, изо всех сил обхватив руками
вздрагивающие плечи. Вдруг это снова сон? Вдруг до скончания века он
обречен теперь жить в кошмарном сне, и просыпаться, чтобы один кошмар
сменялся другим? Что будет завтра? Что приснится завтра?
обрадовался - со времени памятного сна самый вид постели был ему
неприятен. Уж лучше провести ночь в седле, с оружием в руках, нежели снова
бороться с предательским желанием оставить светильник гореть до утра!
патруля, Карвер, Лаган и еще двое совсем молодых, лет по шестнадцать,
гуардов.
лавочник заявлял не без гордости, что спит спокойно, когда слышит под
окнами перестук копыт и голоса караульных. До настоящего дела доходило
редко - то ли в Каваррене было недостаточно ночных разбойников, то ли
разбойничали они на тихую, то ли попросту опасались - господа гуарды не
шутят...
Эгерт с Карвером впереди, за ними Лаган и юные Оль с Бонифором. Покружив
по улочкам вокруг ратуши, двинулись к городским воротам; одно за другим
гасли окна, отовсюду слышался скрежет задвигаемых засовов и лязг
захлопывающихся ставен. Трактир у ворот не спал; кавалькада повертелась
перед широкой дубовой дверью, раздумывая, не зайти ли на минутку проведать
хозяйку, повелевающую славными Итой и Фетой. В конце концов долг взял верх
над соблазном, и патруль уже собирался продолжать свой путь, когда из
дверей трактира, пошатываясь, выбрался пьяный.
разобрать даже, аристократ ли, простолюдин... Весело гикнув, Карвер
направил на него лошадь; разогнавшись чуть не во весь опор, поднял скакуна
на дыбы перед самым лицом обомлевшего пьяницы, не задев беднягу, но обдав
его горячим конским дыханием и перепугав при этом до полусмерти. Гуарды
засмеялись; издав странный сдавленный звук, пьяница сел на мостовую, а
Карвер, довольный, вернулся в ряды товарищей, все поглядывая на Солля -
когда-то именно Эгерт выучил приятеля этой шутке.
патрульных да редкие звезды в просветах среди туч кое-как освещали черные
фасады спящих домов. Ехали молча; под копытами лошадей звякала мостовая, и
Эгерт, которому неприятно было глядеть на пляску теней вдоль улицы, взялся
смотреть вниз, на истертые камни.
ледохода - булыжники беспорядочно толпились, перли друг на друга, вздымая
острые края, будто ожидая жертвы. Похолодев, Эгерт понял вдруг то, чего не
осознавал раньше; он понял это и сам поразился своей былой слепоте. Камни
мостовой были враждебны, смертельно опасны, и человек, упавший на них с
высоты, хотя бы и со спины лошади, был почти обречен.
жеребец - но всадник его уже не видел ничего вокруг. Сжимая мокрыми
ладонями уздечку, Эгерт Солль, прирожденный наездник, умирал от боязни
упасть.
мостовой сладострастно выпирали, будто предчувствуя момент, когда голова
храброго лейтенанта треснет, подобно спелому арбузу, на их полированных
боках. Пот градом катился по Эгертовой спине, хотя ночь была свежей, даже
прохладной. За два квартала он успел тысячу раз умереть, и, наконец, конь
его тоже почуял неладное, будто смятение всадника передалось и ему.
этого неожиданного движения хватило прославленному наезднику Соллю, чтобы
свалиться.
лошади, потому что последний раз это случилось с ним, когда он был
десятилетним мальчиком. Он ощутил только мгновенный ужас, перед глазами
его мелькнуло черное небо с редкими звездами, а потом последовал
болезненный, но, к удивлению Солля, не смертельный удар.
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Ларссон Стиг
Херберт Фрэнк
Доценко Виктор
Маккэфри Энн