рубцами.
аттическом наречии. Схватив девушку за руку, он нащупал на ней следы
ремней, стягивавших тонкие запястья. Тогда он приподнял дешевые бусы,
нацепленные на шею девушки, чтобы скрыть следы от привязи.
негодовал сириец. - Меня не проведешь. Годится только в наложницы да еще
возить воду. После разгрома Стовратых Фив девушки здесь подешевели, даже
красивые, - ими полны дома во всех портах Внутреннего моря.
торговец.
этого сброда, - сириец показал на фиванцев, подумал и сказал: - Дам тебе
половину, все-таки девяносто драхм. Беру для своих матросов на обратный
путь. Я сказал последнюю цену! - И сириец решительно шагнул к другой кучке
рабов, сидевших на каменном помосте в нескольких шагах от фиванцев.
пыль и загар, покрывавший ее измученное гордое лицо.
газ покрывала, которым спасались от пыли богатые афинянки. Рядом стала
золотоволосая Эгесихора, и даже угрюмые глаза продаваемых рабов
приковались к двум прекрасным женщинам.
ненависти погас в них, и Таис вдруг увидела лицо человека, обученного
читать, воспринимать искусство и осмысливать жизнь. Теоноя - божественное
разумение оставило свой след на этом лице. И фиванка то же самое увидела в
лице Таис, и ресницы ее задрожали. Будто невидимая нить протянулась от
одной женщины к другой, и почти безумная надежда загорелась в пристальном
взгляде фиванки.
было на его губы, но тут же сменилась почтением. Он заметил двух спутников
Таис, догонявших приятельниц. Хорошо одетые, бритые по последней моде, они
важно прошли через расступившуюся толпу.
афинянок и, как свойственно всем людям, уже пожалевший, что покупка
достанется другому.
или придешь сам в дом Таис, между холмом Нимф и Керамиком.
несколько голосов подхватили:
знак своего владения ею. Девушка вцепилась в нее, как утопающая за
брошенную ей веревку, и, боясь отпустить руку, спрыгнула наземь.
ответа.
рабыня...
были распахнуты Ноту - южному ветру с моря, в это время года сдувавшему
тяжелую жару с афинских улиц. Свежая и бодрая, Таис пообедала в
одиночестве. Знойные дни ослабили пыл поклонников Афродиты, ни одного
симпосиона не предстояло в ближайшие дни. Во всяком случае, два-три вечера
были совсем свободны. Таис не ходила читать предложения на стене Керамика
уже много дней.
Девушка, пахнувшая здоровой чистотой, вошла, стесняясь своего грязного
химатиона, и опустилась на колени у ног гетеры с неловким смешением
робости и грации. Привыкнув к грубости и ударам, она явно не знала, как
вести себя с простой, ласковой Таис.
покупки и выбрала скромный полотняный хитон из своего платья. Темно-синий
химатион для ночных похождений завершил наряд Гесионы.
дала тебе это старье...
это вовсе не старье, госпожа. - Рабыня поспешно оделась, умело расположив
складки хитона и расправив завязки на плечах. Она сразу же превратилась в
полную достоинства девушку из образованных верхов общества. Глядя на нее,
Таис поняла неизбежную ненависть, которую вызывала Гесиона у своих хозяек,
лишенных всего того, чем обладала рабыня. И прежде всего знаний, какими не
владели теперешние аттические домохозяйки, вынужденные вести замкнутую
жизнь, всегда заведуя образованным гетерам.
жизни, не понимая, как беззащитна и легкоранима нежная юная женщина,
попадая во власть того, кто иногда оборачивался скотом. Гесиона по-своему
поняла усмешку Таис. Вся вспыхнув, она торопливо провела руками по одежде,
ища непорядок и не смея подойти к зеркалу.
с этими словами она взяла красивый серебряный пояс и надела его на рабыню.
доброту?
"Пройдет Немало времени, - подумала Таис, - пока это молодое существо
вновь приобретет человеческое достоинство и спокойствие, присущее
свободным эллинам. Свободным эллинам... Не в том ли главное различие
варваров, обреченных на рабство, что они находятся в полной власти
свободных. И чем хуже обращаются с ними, тем хуже делаются рабы, а в ответ
на это звереют их владельцы". Странные эти мысли впервые пришли ей на ум,
прежде спокойно принимавшей мир, каков он есть. А если бы ее или ее мать
похитили пираты, о жестокости и коварстве которых она столько наслышалась?
И она стояла бы сейчас, исхлестанная бичом, на помосте, и ее ощупывал бы
какой-нибудь жирный торговец?..
цвета, такие привозили финикийцы из страны, державшейся ими в секрете.
Слегка сдвинув упрямые брови, она постаралась придать себе выражение
гордой и грозной Лемниянки, не вязавшееся с веселым блеском глаз. Беспечно
отмахнувшись от путаных мыслей о том, чего не было, она хотела отослать
Гесиону. Но одна мысль, оформившись в вопрос, не могла остаться без
об(r)яснения.
и плена, стараясь скрыть недоумение: почему эта гордая и воспитанная
девушка не убила себя, а предпочла жалкую участь рабыни?
падения великого города, когда в наш дом, беззащитный и открытый,
ворвались озверелые враги, топча, грабя и убивая. Когда безоружных людей,
только что всеми уважаемых граждан, выросших в почете и славе, сгоняют в
толпу, как стадо, нещадно колотя отставших или упрямых, оглушая тупыми
концами копий, и заталкивают щитами в ограду, подобно овцам, странное
оцепенение охватывает всех от такого внезапного поворота судьбы...
усилием воли сдержала себя и продолжала рассказывать, что место, куда их
загнали, в самом деле оказалось скотным рынком города. На глазах Гесионы
ее мать, еще молодая и красивая женщина, была увлечена двумя щитоносцами,
несмотря на отчаянное сопротивление, и навсегда исчезла. Затем кто-то увел
младшую сестренку, а Гесиона, укрывшаяся под кормушкой, на свою беду,
решила пробраться к стенам, чтобы поискать там отца и брата. Она не отошла
и двух плетров от ограды, как ее схватил какой-то спрыгнувший с коня воин.
Он пожелал овладеть ею тут же, у входа в какой-то опустелый дом. Гнев и
отчаяние придали Гесионе такие силы, что македонец сначала не смог с ней
справиться. Но он, видимо, не раз буйствовал в захваченных городах и
вскоре связал и даже взнуздал Гесиону так, что она не смогла кусаться,
после чего македонец и один его соратник попеременно насиловали девушку до
глубокой ночи. На рассвете опозоренная, измученная Гесиона была отведена к
перекупщикам, которые, как коршуны, следовали за македонской армией.
Перекупщик продал ее гиппотрофу бравронского дема, а тот после безуспешных
попыток привести ее к покорности и боясь, что от истязаний девушка
потеряет цену, отправил ее на Пирейский рынок.
двадцати двух лет.
туда. Это богиня мира у минийцев, наших предков, берегового народа до
нашествия дорийцев. Служение ей - против войны, а я уже была женой двух
воинов и ни одного не убила. Я убила бы себя еще раньше, если бы не должна
была узнать, что сталось с отцом и братом. Если они живы и в рабстве, я
стану портовой блудницей и буду грабить негодяев, пока не наберу денег,
чтобы выкупить отца - мудрейшего и добрейшего человека во всей Элладе.