мысли. Конечно, любая диланка управилась бы с массажем куда лучше, но с
Кэролл было проще. Вместе с Рэем она совершила завидный скачок в карьере,
продвинувшись из солисток ночного армейского балета в наложницы Верховного
правителя. Для страховки Рэй убедил ее, что в случае его внезапной кончины
она первой взойдет на погребальный костер, но, в общем, Кэролл была
простеньким механизмом - наивные ее хитрости вызывали умиление.
и присела на корточки перед нишей, доставая еду. Рэй следил за ней с
нарастающим вожделением: ее смуглое тело явственно просвечивало сквозь
ткань, дразня и обещая, и это было совсем не то, что откровенная нагота
бледнокожих туземок, ладно скроенных, но обделенных тайной.
встать ему навстречу не успела: одним движением задрав все ее платья до
плеч, Рей притиснул женщину к полу. Кэролл торопливо ласкала его, тяжело
дыша и вскрикивая, но сейчас ему было безразлично - в самом ли деле она
испытывает пылкую страсть или лишь искусно ее имитирует. Насытившись, Рей
отлепился от разгоряченного влажного тела, усмехаясь своей брезгливости:
истинный, к тому же высокородный, огр даже прикосновения женщины не может
выносить долго.
в воду. Безусловно, она была красива, но всему свой срок и своя мера:
потом он еще намучает ее вдоволь, ибо оставлять женщину неудовлетворенной
- значит толкать на предательство.
кувшин. Голова чуть закружилась, но это скоро пройдет. Блаженно Рэй
похлопал себя по животу, перевел взгляд на Кэролл и снова ощутил в себе
желание.
и надлежит быть женщине. Впрочем, может, прав Герд, и трудная победа
дороже? Влюбить в себя диланку - смогу ли? А почему же нет? Он-то смог!..
(много ли стоит ее преданность?) согревала телом его колени. Скоро она
заснула, усталая и умиротворенная, - Рэй же, бросив плоти подачку, как
собаке кость, мог теперь размышлять без помех.
знаю еще всей твоей мощи. В целом мире только ты выше меня, так почему бы
нам не объединиться? Пусть диланы и дальше служат тебе разумом - я же
стану твоей направляющей волей, твоим указующим перстом. Я покажу тебе
цель, достойную тебя, и ты достигнешь ее, потому что ничто не сможет
устоять перед тобой. Только ты способен установить на планете порядок, а
первым после тебя стану я. И это справедливо, ибо я действительно первый
среди людей, я лучше других сумел подчинить страсти рассудку и
освободиться от условностей и предубеждений. Меня распирает энергия и
переполняют замыслы, моя воля безгранична. Только ты, Лес, можешь
противостоять мне, но ты будешь моим союзником...
докажу, что сильнее и его. А время покажет, кто прав. Туземцы ли,
спеленавшие себя моралью и не способные даже на видимость борьбы... Или
кичливые аристократы, утонченно лелеющие грязные страстишки, отвыкшие
мыслить и тупо повторяющие обветшалые лозунги... Псы? - это быдло, вонючее
и чавкающее, глухое ко всему, кроме животных позывов... Я сильнее всех,
следовательно, прав я! Слышишь меня, Герд? Я прав, а не ты,
Вепрь-одиночка, потерявший голову из-за дикарки и этим сделавший себя
уязвимым. Жаль, что ты не рядом, такой помощник пришелся бы мне кстати. Уж
я сумел бы тебя приручить, ты ведь еще веришь в дружбу, в честь, в долг -
такие люди бесценны для умного правителя!.. Жаль, жаль, Герд, что ты
должен умереть, это будет потеря для меня... трудновосполнимая потеря...
порядке, но Рэй действительно оказался уникален: перегородка, отделявшая
его от остальных, строилась на века, и даже Лес не мог ее сокрушить.
Герд сидел на траве в самой гуще обширных зарослей кустарника, пусто глядя
перед собой. Рядом безжизненно лежала Уэ. После стычки у Дома - уже
четвертые сутки! - она почти не просыпалась, а в недолгие минуты
просветления с трудом отвечала на тревожные вопросы Герда, глядя виновато
и жалобно, отказываясь от всего, и скоро засыпала снова. Некому теперь
было предупреждать Герда об опасности, потому-то он и забрался в эти
кусты, поднимавшие трескучий шум, стоило кому-то в них сунуться. А что до
комфорта, то с этим дело обстояло благополучно в любой точке Леса, и
только привычка побуждала Герда ночевать в Домах. Но за последние месяцы
ему пришлось отказаться от многих привычек, в том числе и куда более
въевшихся. Вместе с армией рухнул мир, рассыпавшись на тысячи крохотных
осколков, и выстроить из них новое здание казалось невозможным. Все
утратило смысл: его жизнь - эта беспрерывная, веселая и яростная схватка
за место под солнцем, его доблесть и слава, его гордость. За что славить,
чем гордиться? Чуть сдвинулся угол зрения, и доблестный воин превратился в
бешеного кровожадного зверя, заслуживающего лишь смерти. И Герд с
готовностью принял бы смерть, если бы не был уверен, что Уэ не переживет
его и на минуту, ибо прикипела она к нему куда прочней, чем это принято у
огров. Уэ была главной нитью, связывающей Герда с жизнью, и он оберегал
эту нить, как мог - но что он мог? Потребовалось бы - ради диланки Герд
набросал бы гору трупов, но под этой горой она задохнется еще надежней. А
он умел только убивать, другому его не учили. Девочка стала угасать давно,
и только огр - истинный огр! - мог так долго этого не замечать. Уэ
взвалила на узкие плечи свои непосильную ношу: самой судьбой Герд был
обречен на насилие, и цепь убийств тянулась за ним жутким шлейфом. А
доконали малышку его кошмары.
Я не дилан и никогда им не стану - где уж мне! Я - огр, всеми своими
корнями. Самый гнусный Пес ближе мне любого иноземца, разве не так? Мы -
звери, да! - но разве наша вина, что некому было пестовать в нас доброту,
как это произошло с диланами? И, черт возьми, мы же не безнадежны, раз
способны еще замечать и ценить эту доброту. А если так, могу ли я
допустить истребление диланов?.. Но повернуть против огров, изменить
всему, за что дрался столько лет, переступить через кровное родство? Да
пусть я стану трижды дезертиром, но предателем - нет!.. Но Уэ, что будет с
ней?.. Проклятие, что делать?! Я разучился решать... Ясно одно: рай в
шалаше не состоялся, самоустраниться не удалось... Пора, пора
определяться!..
каждый шорох. Но когда его разбудили первые утренние лучи, Уэ рядом не
оказалось. Ее вообще не было на пятачке вокруг дерева - она исчезла!
трудом задавив в себе желание метаться и звать, он осмотрел поляну -
методично, сантиметр за сантиметром. Но как всегда, Лес не сохранил
следов. Да и мог ли кто прокрасться сквозь кусты незамеченным?
высоту, гладкому и ровному, будто мраморная колонна. Попробовал стилетом
на прочность, затем, набрав иголок и вооружившись короткой дубинкой, начал
восхождение к далекой кроне.
росла нестерпимо медленно. Ближе к вершине, когда Герд миновал уровень
лесной крыши, стал сильно досаждать ветер, о существовании которого он уже
начал забывать. К исходу дня Герд, ободранный и измученный, все же
взобрался на эту сумасшедшую высоту, подобающую более горе, чем дереву.
Крону составляли громадные мясистые листья - видимо, очень длинные, но
сейчас скрученные в цилиндры, внутри которых, показалось Герду, дышала
странная жутковатая жизнь.
ханжества и глупости... Но не могла же она вознестись?"
поразительно плотной и ровной, словно свежевспаханное поле. Лишь изредка в
сплошной листве просматривались прорехи, из которых, как правило,
вздымались к небу такие же колоссальные столбы.
сильных стали шквальными, и разразившаяся гроза застала его врасплох. В
первые же секунды дождя лесная крыша разгладилась почти до блеска, и вода,
стекая по направляющим плоскостям, стала собираться в деревья-резервуары,
расправляя прочную пленку их громадных пузырей, - почему-то Уэ нравилось
наблюдать за этим снизу...
и ушла - очень просто... Нет! - тряхнул он головой. Так покидают
опостылевших любовников имперские красотки, но для Уэ это невозможно. Она
нашла бы способ меня предупредить.
к подножию дерева и долго стоял, прислонившись к стволу, ощущая, как
стекают по телу холодные струи. Но ни они, ни предельная усталость не
приносили облегчения, не могли отвлечь от смертного холода в груди... или
пустоты? Нет, это была жуткая, чудовищная боль, неведомая ему прежде, от
которой темнело в глазах, хотелось выть и проклинать все и всех - даже Уэ.