Чтение 10–й страницы книги ~Пока молчат оракулы~

обвиняешь меня?!

- Уи, - равнодушно проговорила девчонка с чисто русским акцентом. -
Сэте туа ки а тюэ ма мэр ы мон пэр.

Что переводилось, если я не забыл еще французского, как "Это ты убил
мою мать и моего отца".

- Да нет, послушай, ты что-то путаешь! Разве я мог бы?..

Она не стала меня слушать.

- Дядя, а у тебя нет хлебушка? - спросила она уже по-русски. - Дай
покушать, и тогда я никому не скажу, что ты убил моих родителей.

Я совсем было растерялся от таких заявлений. Но тут же понял, что
бедняжка тронулась умом от неожиданного горя...

Я судорожно сбросил с плеча и, обрывая застежки, открыл свой "горб".
Не помню, что я доставал и совал ей - вначале в ручонку, потом в подол
ситцевого платьица, а потом просто на черный снег золы. Наверное, я отдал
ей все, что у меня оставалось съестного... А в голове билась мысль: как же
так, как же так?!.

- Есть здесь еще кто-нибудь, кроме тебя? - спросил я и,
спохватившись, уточнил: - Живой...

В этот момент со стороны дороги, которая вела к Сосновке по берегу
речушки, послышалось гудение автомобильных двигателей.

Крикнув девчонке: "Прячься быстрее!" - я рванул к лесу как на
стометровке. Через несколько минут был рядом со своими.

- Ну, что там? - нетерпеливо спросил Бык.

- Девчонка в шоке, - сказал я. - Это ее родителей повесили вон на том
колодце...

В деревню нагло, не скрываясь, ворвался открытый блиндер, в кузове
которого сидело человек двадцать солдат. За ним следовал самый
обыкновенный, обшарпанный дорогами Нечерноземья "джип". Он затормозил
прямо напротив девочки, которая и не думала прятаться, и из машины через
борт выпрыгнул голенастый капитан в полевой форме Сообщества. Но не это
бросило меня в холод. В бинокль я увидел, что капитан похож на меня, как
будто мы с ним появились на свет из одного чрева и в одно время. Так вот
почему девчонка приняла меня за убийцу!..

Мой "двойник" неторопливо подошел к девчонке, которая что-то грызла
(наверное, галету из моего сухпайка, подумал я, и от этой мысли мне стало
еще холоднее, несмотря на жаркое солнце в зените). Офицер что-то спросил.
Девочка отрицательно помотала головой. Капитан опустился на корточки и
стал изучать пепелище.

"Следы!" - на этот раз меня будто обожгло. От моих полусапог с
характерным рубчиком подошвы наверняка остались следы на золе!..

Капитан выпрямился и поманил девочку к себе пальцем, но она,
наоборот, попятилась от него. Тогда он деловито достал из кобуры пистолет
и передернул затвор.

Сбоку от меня кто-то завозился, шумно вздыхая. Я повернул голову.
Лейтенант лежал на Белорусе, заламывая его правую руку, в которой был
судорожно зажат СМГ, а Ромпало, пытаясь вырваться из железных тисков Быка,
сдавленно сипел:

- Он же, зверуга, прыбьет дяучонку!.. Неужто мы будям смотрэть на
это?!

- Нельзя, Вася, нельзя, - твердил командир. - Пойми: не для того нас
сюда послали...

Ефрейтор грязно выругался и прекратил сопротивление.

А на пепелище грохнул выстрел, и он показался мне громче залпа
гаубичного дивизиона. Я закусил губу, не чувствуя боли, ничего не
чувствуя. Глаза мои застлала странная пелена. И из-за этой пелены до меня
донесся голос лейтенанта:

- Уходим, бойз! Они будут прочесывать лес!

Солдаты весело прыгали из кузова блиндера и разворачивались в цепь.

ЕФРЕЙТОР-МОР ВАСИЛИЙ РОМПАЛО (КЛИЧКА "БЕЛОРУС")

Вот уже полчаса мы лежали в кустах у шоссе, а по нему все шли и шли
нескончаемым потоком колонны. Вся техника была знакомой, и лица у
милитаров, которые ехали по шоссе, были знакомыми. Но это были враги.
После того, что видели в Сосновке, это было ясно как божий день...

Сообщество подверглось агрессии хорошо подготовленного и до зубов
вооруженного противника, который, чтобы сбить с толку и армию, и мирное
население, использовал нашу форму, наше оружие и нашу же технику.

Было еще одно возможное объяснение, но в него не хотелось верить: а
что, если в самом Сообществе произошел раскол, вылившийся в крупный
военно-политический конфликт? Что, если это - гражданская война?

Громыхали по дороге, обдавая нас удушливой вонью отработанной
солярки, "джамп-танки", из люков которых высовывались потные и чумазые
лица. Шли грузовики с пехотой, блиндеры и "бээмпешки". Катились штабные и
командирские "джипы" и "уазики", вздымая тучи пыли с обочин, если
приходилось обгонять основную колонну. Два раза неторопливо прогудели
тяжелые тягачи, к которым были прицеплены длинные, тщательно зачехленные
платформы: вероятнее всего - оперативно-стратегические ракеты класса
"Мирпль".

Колонны направлялись на восток, где гремела несмолкаемая
артиллерийская канонада, которую мы сначала приняли за далекую грозу.

Потом передвижение войск на дороге прекратилось, и стало тихо. В
тишине послышался приближающийся топот множества ног. Вскоре из-за
поворота шоссе, метрах в ста от нас, появилась пешая колонна людей. Они
шли шеренгами по четыре, и насчитывалось их несколько сотен. У этих людей
не было ни оружия, ни поясных ремней. Некоторые шагали босиком. Многие
были ранены, и раны наспех были обмотаны обрывками грязных тряпок.
Кое-кого тащили под руки.

Я вспомнил, где мне приходилось видеть подобную процессию: в старых
фильмах про вторую мировую войну. Так обычно конвоировали военнопленных.
Только теперь в роли конвоиров выступали не откормленные эсэсовцы с
овчарками на поводках, а солдаты в милитарной форме Сообщества.

Колонна шла молча. Когда мимо нас проходила очередная шеренга, один
из раненых споткнулся и упал. Встать он не смог, несмотря на помощь
товарищей по несчастью. К упавшему мигом подскочил конвоир, и я сразу
узнал его.

Это был Серега Береговой, мы вместе с ним призывались из Бобруйска,
вместе целую неделю кантовались на пересыльном пункте в Могилеве.

Серега деловито ткнул прикладом упавшего парня и сказал:

- Вставай, сволочь!.. Вставай, если жить хочешь!

- Да пошел ты!.. - огрызнулся пленный, но Серега не последовал этому
совету, а выстрелил лежащему прямо в лицо - навскидку.

Выстрел отбросил тело пленного в кювет, на нашу сторону дороги, и я
успел заметить, в какое месиво превратилось лицо несчастного.

В рядах военнопленных возник ропот, но Серега повел стволом в их
сторону и, ощерясь, прохрипел:

- Кто хочет быть следующим, х-хады?..

Колонна поняла, что с Серегой выкрутасы плохо закончатся, и побрела
дальше - навстречу издевательствам, голоду, заразным болезням, побоям и
смерти...

Я с трудом удержался от того, чтобы больно не ущипнуть себя за руку.

Так кто с кем воюет? Если бы на месте условного противника оказались
какие-нибудь арабы или африканцы, я бы не удивлялся. Но _с_в_о_и_ против
своих - это не укладывалось в голове...

И опять, как и в Сосновке, я одним прыжком вымахиваю на шоссе, сжимая
готовый к бою ган. Прежде всего, я убиваю Серегу, вместе с которым ел
тушенку из одной банки на "пересылке". Я стреляю ему прямо в лицо - так,
как он только что проделал это с пленным - очередью подлиннее... Еще я
успеваю снять пару-тройку самых мордастых жлобов из числа конвойных, а
потом вся остальная свора наваливается на меня, но даже сбитый пулями с
ног, я продолжаю рвать им глотки и ломать ребра ударами, которые мне еще
никогда не приходилось применять против людей по-настоящему...

Кто-то сжимает мое плечо, и я прихожу в себя. Это Плетка.

- Что с тобой, Васья? - шепчет тревожно он. - Ты так скрипишь
зубовно, будто...

Он заводит глаза вверх в поисках подходящего сравнения, но я его уже
не слушаю. Я расслабляюсь. Мне становится страшно. Еще секунда - и я бы
провалил нашу группу. Может, мы бы и освободили пленных, но на этом наша
бурная деятельность завершилась бы...

Когда мне уже стало казаться, что ничего путного на этой дороге у нас
не выйдет, от поворота шоссе послышался условный сигнал Эсаула.
Пресловутые "три зеленых свистка", как гласит бородатая армейская шутка.
Сигнал означал, что приближается подходящий для захвата объект.

Это был "Урал" с турбодвижком в семьсот пятьдесят "лошадей" и с
кузовом, наглухо закрытым брезентовым тентом. Он шел где-то под
шестьдесят... В кабине рядом с водителем дремал, свесив голову на грудь,
обер-капрал. На кузове грузовика было выведено яркой несмываемой краской:
"Карго-персонель".

Наши роли были давным-давно расписаны и отрепетированы заранее. На
выбитом траками гусениц асфальте шоссе, на траектории движения "Урала"
лежал Большой Камень, с помощью специального гримерного набора очень
правдоподобно разукрашенный под тяжелораненого.

Когда грузовик поравнялся с кустами, где затаился Эсаул, даргинец
кошкой выметнулся из укрытия и зацепился с помощью специальной вакуумной
присоски за заднюю часть кузова.

Увидев на дороге тело милитара в луже крови, водитель, естественно,
затормозил, а потом и остановился, не глуша двигателя.

Дальше обычно начинались импровизы, потому что никто не мог