коротенькие гудки отбоя. Вот тогда-то он и потащился на кухню, щелкнул
выключателем и полез в холодильник, отыскивая припасенную на всякий
пожарный бутылку. Руки у него тряслись как у заправского алкоголика,
горлышко звякало о край стакана, а сам он тихо, тупо глядя перед собой,
бормотал: "Нет, это все... Больше так нельзя... Некуда. Все, приехали", -
а дальше уже что-то нечленораздельное.
класса, когда отцу дали вот эту самую квартиру, и пришлось перейти в новую
школу. Что же такое творится? Конечно, он понимал - звонили какому-то
другому Сергею, имя нередкое, да ошиблись номером. Алкаш с похмела не ту
цифру набрал. И вообще день с ночью перепутал. Все было правильно, но
Сергей не мог в это поверить. Он чувствовал, что звонили именно ему.
странные боли в спине, но к врачам идти не хотелось, бюллетень все равно
не выпишут, зато придется гробить время в хмурых очередях, таскаться на
анализы, и в конце концов за всем этим мельтешением уловить негромкую
интонацию, едва различимую мысль: "А иди-ка ты, мужик, отсюда на..." И он
пошел бы, именно по тому адресу бы и пошел. Если бы не Старик.
той минуты, когда Старик не торопясь, с достоинством вышел из обклеенной в
синий горошек стены.
подползает к платформе похожая на мокрую гусеницу электричка, рассекает
желтым фонарем плотную стену тумана. И клочья тумана кажутся живыми
тварями, сгустками осени, и есть между ним и этими клочьями какая-то
связь. Вообще, если подумать, он, Сергей, должен быть благодарен судьбе за
промозглую вечернюю муть. Именно в такую погоду и стоит уходить. Если бы
печальный багровый закат, или, к примеру, бледный диск луны в прозрачном
небе - вот тогда бы зашевелились в душе сомнения. А сейчас, под моросью,
наконец-то пришла окончательная ясность. Конечно, с формальной точки
зрения он еще может все переиграть, может вернуться. Вот прямо сейчас
достать из кармана плаща конверт, швырнуть под колеса электрички и быстро
зашагать к светящейся вдали станции метро. Да, это еще можно сделать.
ноябрьскую ночь? В горячей ванне кухонным ножом резать вены? Или махнуть
на все рукой, выдавить из сердца боль и зажить как среднестатистическая
единица населения? Но зачем себя обманывать? Не такой он породы, чтобы
приспособиться. Уж куда вероятнее петля. Нет, к дьяволу такие мысли.
Решение принято - и точка.
лишь тремя сиденьями впереди расположилась пожилая чета с вертлявой
маленькой внучкой. Внучка сосала леденец на палочке, не забывая при этом
смешно таращить глаза и что-то шептать на ухо бабуле.
кого он видит. Кто знает, что будет там? Ну что ж, не самые худшие
представители обреченной цивилизации. Будет что вспомнить...
иссеченном кривыми струйками окне. Где-то вдали, словно раненый динозавр,
взревел маневровый тепловозик - и все стихло. Лишь гудение ламп над
головой да ритмичный стук колес. И опять ему почудилось, будто слышна в
негромком лязге старая песенка: "Один. Один. Совсем один. Совсем один.
Теперь - иди!" Впрочем, Сергей не слишком обольщался - от себя не убежишь.
Что бы ни ждало его в ночной неизвестности, все равно останется с ним
тягучий, назойливый ритм.
больше всего, в этом страхе не хотел признаваться даже самому себе. Вдруг
все происшедшее - блеф? Мало ли... Вдруг все окажется сном, болезнью,
чьей-то изощренной и подлой шуткой? И ему придется ехать обратно - в
промозглый, совсем теперь чужой мир. И если до Старика в этом слякотном
мире еще можно было кое-как, с грехом пополам, существовать, то теперь все
неуловимо изменилось. Возвращение - дорога к петле, мосты сожжены, и билет
он взял только в один конец. И лежит в кармане плаща конверт. А в конверте
- бумага с точным указанием места. Кстати, после электрички придется
топать довольно долго, да еще в темноте. Надо обязательно успеть до
полуночи. Они, как сказал Старик, ни минуты ждать не станут. "Если
захотите - успеете. Это, можно сказать, последняя проверка." И выходит,
что времени в обрез. Но он не опоздает, нет. Слишком много поставлено на
карту.
глазами, отгоняя клочья мыслей, пытаясь понять, что происходит.
троица и, продолжая начатый разговор, оживленно комментировала сучье
поведение некоего Коляхи. Троица разместилась на скамейке как раз между
Сергеем и пожилой четой. Ну что ж, под газком ребятишки, - механически
подумал Сергей. - Сопляки, лет по восемнадцать от силы. Интересно, как
будут дальше развиваться события? И будут ли развиваться? Сергей
чувствовал, что будут. Должна же судьба напакостить напоследок? Хотя это
его уже не волновало. Все, отрезано. Между ним и миром уже стоит
невидимая, но прочная стенка.
сего". В самом деле, скоро он исчезнет, и никто здесь не почешется. Мир -
слишком устойчивая конструкция. Но верно и обратное. Ему мир тоже теперь
до лампочки. Не волнуют его уже ни вагонные скандалы, ни утверждения
диссертаций, ни чувство глубокого удовлетворения от неуклонного повышения
потребностей потребляющих. Неизвестно, стоит ли ради этих потребляющих
вообще что-то делать? Пускай даже и не в здешнем пространстве.
оторвался от изучения "Правды" и сделал парням строгое внушение. Дескать,
им, подрастающему, понимаешь, поколению, вообще не положено матерно
выражаться, тем более при пожилых женщинах и малых детях.
старому таракану заткнуть хлебало, пока не огреб на полную катушку.
подойдя к парням, потребовал извинения. Не для того он прошел фронты и
целину, чтобы всякая там шпана...
деда с его моралями они сочли подарком судьбы. Кто-то надвинул ему на
глаза кепку, кто-то сорвал очки и швырнул их в конец вагона - давай, мол,
ветеран, топай за окулярами.
лапы. Бабка растерянно хваталась то за сумку, то за спинку сиденья,
разрываясь между мужем и девчонкой, ловя сухой воздух разинутым ртом.
животе, как всегда в таких делах. Кстати, любопытно, что до сего момента
ребятки не брали его в расчет. Видно, решили что спит. Или нализался до
зеленых чертиков.
осведомился он, подходя поближе.
приглашение.
ответил Сергей и тут же, безо всякого перехода, резко ударил самого
мощного каблуком в коленную чашечку, а потом, не давая опомниться - ребром
ладони в основание шеи. Так, - подумал он механически, - один имеется.
стойку и иронически оглядывал компанию.
как бы между делом, уклонился от удара ноги. Впрочем, уклонился лишь на
самую малость - чтобы, захватив ее ладонью, резко дернуть вверх. Да,
сопляки и есть сопляки. И волком выть хочется, и хвост щенячий. Он сразу,
еще до того, как поднялся, смекнул, что драться всерьез эта молодежь не
умеет, а умеет только издеваться да калечить. Даже армейской десантной
подготовки оказалось против них вполне достаточно.
сообразительный, тот, чья очередь была первой. - В натуре, на каратиста
нарвались, так твою налево!
и бабушкой. Мне любопытно, умеете ли вы это делать? Потом поднимите и
подайте очки, а после, так уж и быть, уматывайте. А то ведь я вас могу и
не отпустить. Вот так-то, братцы-поросятки.
как выполнялись условия капитуляции. Потом так же молча позволил парням
удалиться. После чего пришлось выслушивать благодарности супругов, молча
кивать распалившемуся деду, мечтающему лично покосить эту мразь из
пулемета. Отворачиваться к мокрому окну от внучки ("Поблагодари дядю!
Скажи дяде спасибо! Он нашего дедулю защитил. Дядя хороший!")
вероятность, что вернутся молокососы - брать реванш. Ничтожно малая
вероятность, Но все-таки... Назвался груздем - полезай в кузов.
воспоминанием? Грустно, коли так. Грязь, пошлость, наглость... Повсюду, со
всех сторон. И в то же время Старик прав - как разделишь на овец и козлищ?
Но его трясло точно в лихорадке. И он даже не мог понять, кто сильнее
обжег ему душу - шкодливые пацаны или вот эти милые старички, радеющие о
пулеметной справедливости и так униженно благодарящие?
ничего нельзя было различить. Лампы над головой негромко гудели, мертвый,