получертовка, с распущенными волосами, раскрасневшаяся, хохочущая.
обхвативший шею. - А вон и сам Купало. А это Леда, чрезвычайно
воинственная, чрезвычайно... А вон и Ладо, такая уж, такая...
постарше - Полеля. А вот тот, с четырьмя головами - Световид, добрый
вояка. Те вон, лохматые да страховидные - Волоты, на любого страху
напустят. Все собрались здесь, все уцелевшие. Сейчас только в тайге и
можно скрыться от людей. Да и то, надолго ли?
руки и оторвался от его спины.
словно земля перестала притягивать его. Его снова окружили лешие,
заговорили, залопотали.
Лицедей. - Весело ли тебе?
наполнившей тело. Хотелось обнимать всех этих уродцев, сплетать с ними
хороводы, горланить песни без слов, пролетать сквозь пламя костра и пить
сладкий, обжигающий сок, выжатый из голубых цветов.
поджав ноги, окруженный кольцом волков, и напевал что-то, прикрыв глаза, и
волки вторили ему тихим воем. И еще он увидел древних богов этой земли -
душу тайги и тундры, приземистых, могучих, с лицами, блестящими от
медвежьего жира, рука об руку пляшущих со славянскими богами и славящих
изобилие, вечность и неистребимость жизни.
предвидел конец вечного, истребление неистребимого, иссякание изобилия и
оплакивал это в своей песне.
Дажьбогом пил, и Ладо целовала его, и Леля-малина играл для него на
свирели.
Я занесу всех вас в Красную книгу! Слышите?! Отныне вас никто не тронет!
Живите как хотите!
щекотали Егора и прижимались на миг к его телу своим - холодным и упругим.
огромном огненном тигле, смешивалось, рождалось, умирало, распадалось,
соединялось из миллиона раздробленных крупиц и снова расщеплялось,
погребалось, воскресало, возносилось и низвергалось...
незаметно исчез, а рядом стоит Маша. Обнаженная, тонкая, без улыбки, без
слов, смотрит на него.
его руками за шею, и он ощутил, как она входит в него, вжимается своей
плотью в его плоть, исчезает в нем, растворяется, уходит без остатка в его
тело. Он не стал отстраняться, не испугался, а обнял крепче и обнимал так
до тех пор, пока не увидел, что сжимает руками свои собственные плечи. И
он почувствовал, что он уже не он и что в нем две души и два тела. И то, к
чему слепо стремятся люди, сжимая в объятьях своих любимых, то, потерянное
и забытое ими навсегда, вернулось к Егору.
словно пытался снять с себя собственную кожу. И уже не обращая внимания ни
на кого, он лег на землю, вжался в нее, животворную, теплую, и пустил
корни, и стал деревом, и вырастил на своих ветвях плоды. Плоды познания
добра и зла, познания души природы.
тайгу разрозненная вода, поила корни и листья, приводила в движение
загустевшие соки, обмывала, обновляла, спасала от смерти, сбивала на землю
увядшие голубые венчики цветов, лилась ровными тугими струями на спину
лежащего человека.
вся тайга склонилась над его головой и баюкает, и навевает сны - один
лучше другого.
с ним на своем языке, и все слова понятны, и нет нужды называть живых
существ придуманными людьми именами, ибо и он сам, и все они - едины и
неразделимы. Все, что дышит, растет, движется, все, что рождается,
изменяется, обращается в прах и снова возрождается, - все это, от микроба
до кита, было им, Егором, и он был всем этим, живым, вечным.
и Егор изменился. Изменился, но не изменил ни людям, ни лесу.
на берегу и, свесив ноги в воду, разговаривал с кем-то невидимым. Он долго
не признавал людей, заговаривался и твердил о том, что в нем заключены все
звери и деревья тайги. Его отмыли, накормили, посадили на оленя и привезли
в стойбище. Пока ожидали вертолет, Егор бродил по стойбищу, разговаривал с
оленями, гладил собак, и те не кусали его. О нем заботились и обращались с
ним, как с больным человеком, свихнувшимся от долгого блуждания по тайге.
На все вопросы он отвечал односложно, но от разговоров не уклонялся, и
похоже было, что он не видит большой разницы между оленями и человеком.
в город.
соседей был Генералиссимусом галактики, и от его команд хотя и не гасли
звезды, но сны снились беспокойные, поэтому Егор на ночь превращался в
дерево и спал без сновидений до самого утра.
рассказы Егора, а может быть, это была просто профессиональная вежливость.
Егора он слишком-то не разубеждал, а лечил его согласно науке, стремясь
расщепить его многоликую душу.
комнате и ничего не делать для спасения вымирающего племени по меньшей
мере преступно.
форточку, минуя яркие фонари.
умер, отдав свое тело земле, а душу рассыпав среди трав и кузнечиков.