настенных зеркалах, слушал слабое потрескивание факелов и чувствовал, как
горячо становится в груди, как перехватывает дыхание от нахлынувшей
злости.
обрушить меч на неприступные двери. - Проклятый Колдун... Это ты затащил
меня сюда!
загудевшей створке, и боль привела его в чувство. Разве лучше было в
Лабиринте трех цепей, когда наступила дождливая ночь, и он, безоружный,
оказался один против заманивших его в ловушку кровавых кинжальщиков?
Подавить гнев - и действовать, действовать, искать выход, пока нигде не
видно озерных метателей. Искать!
там, наверху, есть выход, и, миновав ее, углубился в коридор наискосок от
дверей. Каменный пол коридора был застелен потертыми черными шкурами,
полностью заглушавшими звук шагов. Это было и хорошо и плохо, потому что
могло помешать услышать приближение противников. Вскоре Грон обнаружил то,
чего опасался: по левую руку от него стена внезапно делала резкий поворот
под прямым углом, образуя неглубокую нишу, удобную для засады. В свете,
падавшем из окна, поблескивала черная поверхность полукруглой мраморной
скамьи. На скамье лежал засохший незнакомый цветок с осыпавшимися
пепельными лепестками. Забранное решеткой окно было шире предыдущих, и
Грон решил попытать счастья. Встав на скамью, он заложил меч за шипастые
металлические прутья и, собрав все силы, попробовал разогнуть их, действуя
лезвием, как рычагом. Раздался скрежет металла о металл, меч упруго
изогнулся, подчиняясь силе вольного бойца, но прутья даже не дрогнули. Тут
требовался по меньшей мере клюв железной птицы Ирры, которую поминал
Вальнур Рай. Грон, стиснув зубы, посмотрел в окно - двор по-прежнему был
пуст, ветерок трепал гривы коней и коричневые плащи, - призвал на головы
тех, кто запер двери замка, пожирателей звезд и продолжил путь.
таиться засада. Грону стало жарко от постоянного напряжения, но он не
снимал плащ, чтобы иметь свободными обе руки. Пол начал наклонно уходить
вниз, и Грон в раздумье остановился. Стоит ли идти дальше, если коридор
ведет под землю? Есть ли там выход? Может быть, лучше вернуться и поискать
другой путь?
Где-то там, в темноте, поглощавшей коридор, протяжно стонала женщина.
Оглянувшись и не обнаружив никакой опасности, Грон быстро пошел на эти
звуки, прижимаясь к стене. Стон прервался, потом раздался опять, в нем
сплетались тоска, отчаяние и обреченность...
запертую на висячий замок размером с половину дорожной сумы. Он просунул
меч между скобами, дернул на себя раз, другой, третий - скобы нехотя
поддались, полезли из дерева. Еще один мощный рывок - и замок с грохотом
упал на пол. Завизжали, заскрипели несмазанные петли, дверь медленно
открылась под нажимом ладони, и вольный боец, пригнувшись, вошел в
полутемную комнату с невысоким потолком. Колыхнулось пламя толстой свечи с
наростами воска, стоящей в покосившемся подсвечнике на трехногом табурете,
дрогнули и вновь сгустились тени - и опять раздался стон. Грон схватил
свечу, впившись пальцами в податливый воск, шагнул к углу, где темнело
что-то бесформенное. Продетая сквозь торчащее из стены кольцо
разлохмаченная веревка обвивала неподвижную женщину в длинном темном
платье, лежащую ничком на охапке соломы. Черные волосы до пояса, слегка
вздрагивающие плечи. И тяжелый вздох...
растирать руки узницы. Бережно усадил ее, поддерживая за плечи, повернул к
себе лицом. Поднял с холодного пола свечу - и обмер, почувствовав, как
болезненно сжимается сердце и кровь неистовыми толчками бьется в виски.
Девушка, беспомощно прислонившаяся к его плечу, неуловимо, но несомненно
напоминала ту, чье тело давно предали огню, чей голос был - как пенье
рассветной птицы... Ту, что явилась сегодня во сне, ту, что часто
приходила во сне.
глаза, и уронила голову на руки Грона.
жажды!" - пронеслось в сознании Грона, лихорадочно шарящего взглядом по
темнице. Голые стены, голый пол, табурет и сырая солома - и больше ничего.
оплаканное без слез лицо! Словно поднялась из огня, услышав, наконец-то
услышав мольбу... Такая же молодая, все такая же молодая... Разве позволит
он ей вновь умереть, умереть от жажды? Скорее он сам умрет!
несся по звериным шкурам, пролетал мимо туманных зеркал, взбирался все
выше, выше, выше по бесконечной, бесконечной винтовой лестнице. Он не
помнил своего пути, он был пущенной рукой чувства стрелой, несущейся к
цели, знающей только цель и не замечающей рассекаемого пространства. Он
был стрелой...
Шелест листьев в далеком саду... Солнца блеск в том ручье под окном... что
давно пробежал... пересох... Неужели из дали времен возвратилось сгоревшее
имя?.."
бережно опустил девушку на кровать и бросился к столу с остатками недавней
трапезы. Ополоснул бокал вином из кувшина, вновь наполнил его.
блестящие темные глаза. Он присел на край кровати. Заныло сердце, холодок
пробежал по спине. Так когда-то смотрела Инейя...
что вот-вот ее губы, шевельнувшись, произнесут то давнее незабываемое имя.
кинжала безжалостно разрезал последние нити, ведущие в прошлое. Не
возвращаются исчезнувшие в огне. Или все-таки?..
метатели? Комок холодной донной тины. А вместо души у вас, мерзавцев,
зловонная болотная гниль.
выпитого вина. Она лежала как-то скованно, словно ей было неудобно лежать,
и почему-то больше не смотрела на Грона.
скамью под окном, посмотрел на девушку, чувствуя неровные удары
собственного сердца. Черные волосы Рении рассыпались по подушке, черные
волосы ее были - как тень от душистой густой листвы дерева бири в жаркий
полдень, а лицо с черными дугами бровей - как давний-давний сон. Как сон о
том, что ушло - и вернулось. Рения лежала, закрыв глаза, но Грону
казалось, что она смотрит на него из-под неплотно сомкнутых век. Ему очень
хотелось, чтобы она смотрела на него.
было у него никаких желаний, и он был готов сидеть так - вечно, лишь бы
рядом всегда находилась она, возрожденная, поднявшаяся, воплотившаяся из
безмерной тоски погребального пепелища. Ради себя он сейчас не шевельнул
бы и пальцем, но нужно было действовать ради безопасности той, что
беспомощно лежала на кровати. Нужно было выяснить, наконец, где же
метатели?
она, кажется, спала - и, отодвинув засов, вышел в коридор. Нужно было
найти выход, обязательно найти выход! Ему показалось, что вдали, за
изгибом коридора, произошло какое-то быстрое неясное движение, словно
кто-то отпрыгнул в сторону при звуке открывающейся двери. Грон постоял,
прислушиваясь, готовый моментально пригнуться, увернуться от шелестящего в
полете копья - но все было тихо. Он вновь, подтянувшись на руках, выглянул
в окно. Хмурое небо навалилось на мощные башни, пытаясь вдавить их в
землю; день угасал, как неумело разведенный костер. Все те же кони, все те
же плащи. Озерные метатели, казалось, сгинули в угрюмых пустотах замка.
Голоса были мужскими, грубыми, разговаривали несколько человек, но слов
нельзя было разобрать. Голоса прерывались смехом, и смех этот Грон не раз
слышал раньше. Так смеялись, разъезжая по дорогам, только озерные
метатели.
но за его спиной, в комнате, оставалась Рения, и он просто не имел права
рисковать. Отныне его жизнь принадлежала не только ему.
ждать ночи, и только потом..." Он вспомнил о Вальнуре Рае - Вальнур был бы
сейчас очень кстати. Но Вальнура занесло неизвестно в какие края, и
лучшее, что можно было сделать - это запереться в комнате и дождаться
ночи. И оставалась еще одна надежда: рано или поздно метатели должны
покинуть замок и отправиться дальше, за вином Асканты.