обогревающий тело и наполняющий пульс, и есть истинная человеческая душа!
Точно также, воздух, отошедший от уст господа и кипящий в крови Иисуса
Христа, есть дух божий, евреи называли его Элохим.
снова стоит на кафедре где-то в Германии, проповедует горожанам,
доказывает, что никакой троицы нет и никогда не было, и нет иного бога,
чем тот, что действует в природе. Теперь ему есть, чем подкрепить свои
слова, и ему вынуждены будут поверить! "Во что вас бить еще, продолжающие
свое упорство?" Откройте глаза - перед вами истина! Бог это камень в
камне, дерево в дереве...
наелись до отвала, их временно перестали обносить горячими блюдами. На
столах остались лишь фрукты, сыр, тонко нарезанный балык, легкое рейнское
вино. Смолк дробный перестук ножей и ложек, чавканье сменилось сытым
рыганием, а всеобщая пьяная беседа еще не завязалась, так что голос Мигеля
был слышен многим, музыканты не могли заглушить его своими виолами,
спинетами и лютнями.
Арианство! Как можно такое говорить здесь, где столько ушей? Вот сидит де
Ори, он метит в инквизиторы, это все знают. Ори похож на катаблефу -
африканского василиска. Катаблефа тоже всегда держит голову опущенной,
чтобы никто прежде времени не догадался о страшном свойстве ее глаз. А
Мишель, кажется, ничего не понимает.
вижу ничего необычного. Похожим образом понимали душу Левкипп с
Демокритом. Неужели вы станете тратить время на опровержение того, что
давно опровергнуто? К тому же, и в этом случае, местом рождения души
является сердце, ведь именно там очищенная печенью кровь смешивается с
воздухом, который поступает туда по венозной артерии. Благодарное сердце
за это особо питает легкие через посредство артериальной или же легочной
вены...
затем Шарлье мне удалось доказать...
вазе посреди стола, вынул из воды пышную оранжерейную розу, положил перед
Мигелем и раздельно проговорил:
одряхлели и умерли, так что в наше время далеко не все сказанное под
розой, сказано под розой.
минут понял, что ему сказано. Роза - символ бога молчания Гарпократа.
Сказано под розой - значит, по секрету. А он-то!.. Вот уж, действительно,
замечательно отвел от Франсуа внимание доминиканца! К тому же, чуть не
разболтал результаты своих исследований. В Париже и Шарлье, где он
продолжал занятия анатомией, он выяснил, как течет кровь по сосудам, и как
образуется природная теплота. Ложно утверждение, будто по артериям
проходит воздух, неправильны представления о роли сердца! Жизнь
действительно заключена в крови, Мигель доказал это многими вскрытиями, и
не собирался объявлять о своем открытии прежде времени. Ведь это тот
неопровержимый довод, которого не хватало ему на диспуте в Гагенау.
Описание чудесного тока крови Мигель вставил в пятую главу своей новой
книги. Там и должны впервые увидеть ее читатели. Спасибо Франсуа, он
вовремя предостерег его. Если хочешь больше написать, надо меньше
говорить.
голову. Короткие пальцы перебирали матово-черные зерна гагатовых четок,
медленно и напряженно, словно доминиканец делал какую-то невероятно
сложную работу. Мигель отвел глаза и громко объявил:
языческой философии, ни о кровавой анатомии. Побеседуем о чем-нибудь
растительном.
это яблоко. Оно из садов аббатства Сен-Себастьян. Сорт называется
"Карпендю".
его. Никогда не ел яблок "Карпендю"!
Гости, отягощенные паровой осетриной и тушеными в маринаде миногами,
одурманенные бесконечным разнообразием вин, уже ни на что не обращали
внимания. Каждый слушал лишь себя. Обрывки душеспасительных бесед
перемежались скабрезными анекдотами и пьяной икотой. Пришло время
"разговоров в подпитии".
стола, зашептал:
не такова. Взгляните на наших хозяев: Франсуа де Турнон и Жан дю Белле.
Оба знатны, оба богаты, и тот и другой - архиепископы. Правда, владеть
Парижской епархией почетнее, но Лионский епископат богаче. Оба они
министры и оба кардиналы. Один получил шапку после заключения неудачного
мира в двадцать шестом году, второй после столь же прискорбных событий
тридцать восьмого года. Кажется, что им делить? А между тем, нет в мире
людей, которые ненавидели бы друг друга больше чем наши кардиналы. И при
этом один тратит свой годовой доход, только чтобы пустить пыль в глаза
другому. Так устроена жизнь, с этим приходится считаться.
мы с вами похожи?
откровенности, но ответил сразу и честно:
ненавижу Алькофрибаса за то, что он принес в Утопию звериный клич: "Делай,
что хочешь!" Вот он, ваш лозунг в действии! - Мигель ткнул в дальний угол,
где монах в серой рясе держал большую медную плевательницу перед
перепившим гостем, помогая ему освободиться от излишков проглоченного.
прогулку. Вы никогда не были в Отель-Дье?
огромным каменным распятием, они попали на берег Роны и двинулись по
набережной Францисканцев, еще столетие назад превращенной в подобие
крепостной стены. В мирное время проход по ней был свободным, а вот
Госпитальная набережная от церкви Милосердной божьей матери и до самого
моста еще со времен великого кроля Хильберта и его богомольной супруги
Ультруфы принадлежала Отелю-Дье. Невысокое здание кордегардии,
поставленное поперек набережной, преграждало проход, решетка низкой арки
всегда была заперта.
двенадцати ректоров, управлявших больницей. Но привратник, заметив, что к
воротам направляются два одетых в шелковые мантии и парадные малиновые
береты доктора, поспешно поднял решетку.
Рабле толкнул двустворчатые двери.
густые и тяжелые испарения заполняли здание. Мигель от неожиданности
попятился, прикрывая рот рукавом. Пахло как возле виселицы, где свалены
непогребенные, или как от сточной канавы, протекающей близь бойни. Поймав
насмешливый взгляд Рабле, Мигель оторвал ладонь от лица и шагнул вперед.
плотно законопаченными, чтобы сырой мартовский воздух не повредил больным,
была разгорожена решеткой на две половины. По одну сторону лежали мужчины,
по другую - женщины. Застланные тюфяками широкие кровати стояли почти
вплотную одна к другой, на каждой помещалось по восемь, а иногда по десять
человек - голова к ногам соседа. И все же мест не хватало, тюфяки стелили
поперек прохода, так что больные на них оказывались наполовину под
кроватями своих более удачливых собратьев, а наполовину под ногами
служителей.
бред, разговоры и ругань, призывы о помощи. На женской половине истошно
кричала роженица. Одетая в белое монашеское платье акушерка возилась подле
нее, вторая, отложив в сторону бесполезное житие святой Маргариты,
раздувала угли и сыпала в кадильницу зерна ладана, готовя курение, которое
должно облегчить страдания больной. Других служителей в зале не было.
просил пить, другой умолял выпустить его на волю, третий жаловался на
что-то.
указывая на своего соседа, какой-то невероятно худой человек. - Уберите
его отсюда. Он давно умер и остыл, а все еще занимает место! Прежде мы по
команде поворачивались с боку на бок, но он умер и больше не хочет
поворачиваться, и мы с самого утра лежим на одном боку!
был мертв.
где виднелась маленькая дверца. Рванул дверь на себя:
побледнела и задушенно выговорила:
Контровский Владимир
Маккарти Кормак
Конан-Дойль Артур
Белов Вольф
Василенко Иван
Сертаков Виталий