поселенцев: окна закрывали огромные деревянные щиты или мелкие решетки,
зато в стенах в изобилии пестрели узкие амбразуры. Держась так, чтобы меня
нельзя было заметить хотя бы из окон - с амбразурами приходилось мириться
- я побежал к дому.
негромкий булькающий звук. Выждав секунду - звук не прекращался - я взял
автомат наизготовку и ногой распахнул дверь.
четырьмя комнатами. Получился здоровенный зал с разнокалиберными обоями и
пластиком на стенах, с грудой мешков и пирамидой ящиков по углам. У
дальней стены высились рядком несколько набитых посудой шкафов и
поблескивала никелем умопомрачительно роскошная плита. Какие-то кривые, со
следами сварки трубы тянулись из плиты в потолок - кухонное чудо техники
явно переделывали с газа или керосина на заурядные дрова.
Обхватить ртом широкий короткий носик было невозможно, и вода несколькими
ручейками стекала по его волосатой груди. Никакой одежды на мужчине не
было.
левой руке, раскачивался над самым полом, затухающие глаза растерянно
смотрели на меня. Пытаясь подняться, мужчина оперся о плиту, снова осел,
напирая на рукоять впившегося в грудь ножа. На спине его вспухла бугорком
кожа, затем беззвучно лопнула, выпуская кончик лезвия.
очередной двери я услышал смутно знакомый звук, то не сразу поверил в его
реальность. Из-за ободранной двери загаженного дома в разграбленном
поселке доносилась музыка? Самая настоящая музыка - негромкий гитарный
перебор, и аккомпанемент каких-то инструментов, и сильный красивый голос.
"Yesterday..." Меня пронзил озноб. Это звучала песня из прошлого, из тех
дней, когда в небе светило настоящее солнце... Эту песню пел какой-то
знаменитый ансамбль, потому что ее часто передавали по радио и в
телепередачах. "Yesterday".
ощущение, когда все вокруг кажется уже пережитым, испытанным, а сейчас,
словно театральная постановка, разыгрывающимся повторно.
- старый уже мужчина, если бы не автомат на коленях, никогда бы не
поверил, что он может быть в банде.
почему-то были сброшены и простыни, и одеяло. На обтянутом грязно-серой
материей матрасе двигались два обнаженных тела. У опирающегося на локти
мужчины лопатки выступали над спиной сантиметров на пятнадцать. Еще
один... Прижатая им к кровати девушка что-то сдавленно шептала, но музыка
заглушала слова. Звук шел из портативного проигрывателя, болтающегося на
поясе у последнего бандита. Тот стоял у кровати, одной рукой держа
девчонку на волосы, другой перехватывая в кистях ее тонкие руки. Лицо его
было безмятежно-невозмутимым, с тем едва заметным самодовольством, какое
встречается у легких дебилов.
губам, потом пригрозил им. Музыка еще продолжалась, в прозрачной коробке
проигрывателя вращался радужно отблескивающий диск, и я хотел дослушать
запись до конца... Но парень с дебиловатым лицом тоже поворачивался в мою
сторону, и руки его, отпуская девчонку, скользили по поясу, нащупывая
рукоятку пистолета.
капсюля боек, ударили в ствол пороховые газы, выплевывая крошечную
свинцовую пульку, передергивая затворную раму...
жутковатая фигура с наполовину снесенным черепом. Потом стал валиться - не
сгибаясь, прямой как столб, с фонтанчиком крови, плещущим из
серовато-багровой каши в остатках головы. Тело глухо впечаталось в пол.
Раздался слабый хруст, и музыка смолкла. Так я и знал... Надо же было
ублюдку упасть так, чтобы раздавить практически вечный лазерный
проигрыватель с питанием от солнечных батарей. Мне всегда не везет в
мелочах.
Насилующий ее парень взглянул на меня, и я скривился от гадливости - над
обычными человеческими глазами мутнел третий, немигающий, холодный, как у
змеи, глаз. Сходство с часовым было полным - не иначе как близнецы. А
трехглазый все смотрел на меня, еще не осознав происходящего и продолжая
раскачиваться в уже затихающем ритме. ...Лицо его вдруг расплылось,
приобретая блаженно-бессмысленное выражение, расслабляясь.
пронзительно закричал, выгнулся, пытаясь руками дотянуться до морды
Принца. Пятясь, собака потащила его из комнаты.
вслед Принцу. Повернулся к старику. Женщина вскочила, бросилась к кровати,
обняла скорчившуюся, закрывающую лицо руками девушку. Мужчина продолжал
сидеть. Расслабленные руки лежали поверх автомата.
ухмыляясь.
Сам не насильничаешь, только любуешься на подручных... Но рожа у тебя все
такая же мерзкая, Джереми.
что, специально вас всех отослал?
Сказал, что дает нам полчаса, за которое можно удрать, пока у драконов
слабые крылья. Джереми рассмеялся: - Драконы... Ничего человеческого в
душе... Забывшие слово "добро"... Вот разочаровался бы Элдхауз, увидев
тебя.
Джереми не понимал, что это бесполезно.
Абсурд.
злят. Ты рассчитываешь на возвращение шестого? Того, кто гнался за
убежавшей девчонкой? Я убил его у реки.
женщин... Может, ты и спать с ней не будешь?
действительно симпатичная... Она пыталась закрыться поднятым платьем, но
это не мешало видеть чуть разведенные в стороны груди с маленькими острыми
сосками; длинные, прямые ноги с нежными, розовыми подошвами; тонковатые,
но красивые бедра. Меня захлестнуло волной желания - бешеного,
нестерпимого. И проблемы, в сущности, никакой не было...
ублюдка.
девчонок ты тут не найдешь - эта была последней.
напоследок, его утешала.
благословлять до скончания дней! И всем расскажут про самого хорошего,
самого доброго на свете дракона!
Джереми. Ему не могло быть больше пятидесяти, хотя выглядел он полным
стариком. Но сообразительности он не потерял...
я. - Чтобы доказать твою неправоту, а ты не прав, мне придется убить здесь
всех. - Я сделал паузу. - Или всех пощадить. И этих, людишек... И тебя,
хоть ты и издевался над будущими драконами.
таких случаях отказывает.
доброты, и мои слова - чушь. Но и если всех пощадишь - докажешь, что
просто развлекался, и... никакого добра в тебе...
настороженно посмотрел на меня.
Тебя я и пальцем ни разу не тронул!
Рокуэлла понимал, Очкарика, Тюфяка, Светловолосого...
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Корнев Павел
Шилова Юлия
Трубников Александр
Апраксина Татьяна