Чтение 10–й страницы книги ~Звезды

стратосфере, на высоте двадцати с небольшим километров, словно обычный
сверхзвуковой самолет... с неработающими двигателями. Я отключил
автоматику, взялся за штурвал. Осторожно качнул челнок -- он слушался
рулей неплохо, на такой скорости давление набегающего воздуха
компенсировало разреженность.

Будь в баках хотя бы обычный резерв горючего, я бы попытался
сманеврировать и сесть на космодром. Но баки были почти сухими.

Минут через десять мы уже спустились до облачного слоя, и в этот
момент восстановилась связь.

-- "Трансаэро", ответьте... -- устало повторял диспетчер.

-- Я на связи.

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать! Видим вас!

-- Очень рад, -- сказал я.

-- Петр, вертолеты в воздухе, в точке твоей посадки дорога расчищена.
Ты идешь прямо по направлению трассы, у тебя неплохой шанс.

Я не стал уточнять проценты этого шанса. Не лучшее время для ругани.

-- Что советуете, Земля?

-- Петр, на связи Александр Данилов, -- сказал диспетчер. И тут же в
разговор вступил другой голос. Немного мне знакомый. Лучшего пилота
"Трансаэро" Данилова я видел раза три. Сейчас он водил "Бураны", но
начинал со "Спирали".

-- Петр, времени на соболезнования нет, -- начал он. -- И
постараемся, чтобы они не понадобились. Через десять минут ты пролетаешь
над космодромом. Еще через две, на высоте около пяти километров,
оказываешься над дорогой.

По крайней мере, он не сказал "над магистралью"...

-- Дорога хреновая, -- безжалостно сообщил Данилов. -- Я по ней
ездил. Но тот участок, где ты снижаешься до нуля, относительно в
порядке... там часто ездят китайские торговцы, маленько подлатали
покрытие. На автоматику рассчитывать не приходится. Какой у тебя опыт
полетов?

-- Два с инструктором, семь самостоятельных. Все на "Спирали", -- я
сглотнул, и добавил: -- Все посадки на автоматике...

-- Это я знаю. Военный налет?

-- Девять полетов.

-- На чем летал?

-- На "сушке", тридцать седьмой.

-- И то хорошо. Запомни, "Спираль" все-таки управляема вручную, очень
медленно слушается рулей на посадке, но все возможно. Я садился вручную
дважды.

-- Дорога широкая? -- спросил я. От ровного, злого голоса Данилова
оцепенение проходило.

-- Пять метров. Могло быть и хуже. Если опустишься четко, то колеса в
кювет не попадут. Прокатись хотя бы метров сто, чтобы сбросить скорость.
Тогда у тебя все шансы уцелеть, когда скатишься с шоссе.

-- Люди есть на дороге?

-- Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.

-- Саша, -- от волнения я потерял всяческий пиетет, -- у меня реально
есть шанс?

-- Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете... да, вижу тебя!
Посмотри вниз... черт, у тебя нет такого обзора... Космодром видишь?

Я видел. Впереди, и очень далеко внизу.

Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним, конечно, не
пролетал...

-- Ты ровно идешь, -- утешил меня Данилов. -- Эта птичка еще
полетает. Тебе выдали расчет курса?

-- Да, -- глядя на дисплей ответил я. -- Две коррекции?

-- Одна, чтобы выйти на ось дороги, другая перед касанием.

-- У меня хватит топлива лишь на одну.

Данилов секунду молчал, потом решил:

-- Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь
планировать.

-- Понял.

-- Все, работай, -- бросил Данилов. -- Ветра практически нет,
видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!

Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром. Четыре
главных старта, для челноков, три маленьких, для спутников. Две
прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в
небе. Я мысленно помахал Данилову рукой.

Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера. Слабый
шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.

Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В общем-то,
использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне
терять нечего.

Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд двигатель
автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно,
взахлеб... а может быть, мне это уже мерещилось... Двухсекундный импульс
-- челнок слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом
продолжил падение.

По крайней мере мы действительно шли над дорогой. Господи, неужели в
России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик? Или
эта осталась с царских времен?

Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги, мелькали
коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу...

Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в час --
ничто по космическим масштабом. Но для обычной дороги и это
непозволительно много.

Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина отозвалась на
удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия -- моя траектория,
отклонилась от зеленой. Я вновь вернул "Спираль" на ось дороги. Безумная
надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее
безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно
отрабатывали этот маневр давным-давно.

Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени
отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно
падала. Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был
бесполезен, а обзор из кабины "Спирали" никогда не отличался широтой. В
последний миг я все же довернул челнок правее.

В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи.
Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет,
не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже -- в
полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую,
заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!

Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не
существовало. Шесть секунд, и...

Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом,
как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе
бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась
машина -- огромный, обшарпанный "Икарус". Шофер, увидев несущейся на
него звездолет не растерялся, а ухитрился затормозить и стал
разворачиваться.

Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока
ухитряясь не слететь в кювет, и не перевернуться на одной из
многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы,
автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы,
выводил людей... нет не успеть... так хоть съехал бы с дороги, может кто
жив бы остался...

Я еще попытался согнать "Спираль" с дороги. Хоть на обочину, хоть в
сопку -- лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл
пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: "А город подумал --
ученья идут..."

Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже
не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами.
Российские звездолеты -- самые надежные в мире!

Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так
медленно, что я успел заметить номерной знак: "06-31", выхлопную трубу,
выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись
"Не уверен -- не обгоняй!"

Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус...

Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый
керамикой нос "Спирали" оказался покрепче прогнившего железа. Челнок
въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его
стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным
тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать
сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с
преградой и остановились.

Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза
удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос "Спирали"
смялся, кабина сморщилась как гармошка, но почему-то уцелели все стекла,
и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик,
отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам...

Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.

А потом все у меня внутри похолодело.

Кровь была не в глазах. Все стекла "Спирали" были покрыты
багрово-красным месивом.

Боже!

Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь пошел в шлюз.
Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке,
словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо,
сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я