Чтение 10–й страницы книги ~Встреча через века~

- Давайте пояс.

Люций указал на стул возле кровати. Там уже лежал светло-серый костюм
того же покроя, который он видел на Мэри и Владилене. Только те были
темноликими.

- А почему у меня другой цвет?

- Ты любишь серый, - ответил Люций.- Разве не так?

Это было, разумеется, так. Люди тридцать девятого века все замечали.

На рубашке Волгина блестела Золотая звезда. По приезде в дом Мунция он
снял ее и спрятал в ящик ночного столика. Автоматы, ведавшие чистотой
одежды, не были знакомы с такими вещами и могли испортить муаровую ленту и
звезду. Кроме того, Волгин мог забыть снять ее перед очередной сменой
верхней одежды.

Теперь кто-то, вероятно, Люций, счел нужным прикрепить Золотую звезду на
ее законное место. Зачем?

- Ты должен явиться перед людьми таким, каким они знают тебя, -сказал
Люций, заметив удивление Волгина и поняв его причину. - Ты легендарный
представитель Героев Советского Союза, и не надо стесняться этого. Конечно,
ты можешь снять эту награду, если хочешь, но я не советовал бы тебе делать
этого.

- Хорошо, я буду носить ее, - согласился Волгин.

Разговор о звезде снова навел его на давно интересовавшую его мысль: как
воспринимают причину присвоения ему звания Героя Советского Союза
современные люди? Вражда и ненависть неизвестны им, война отошла в область
преданий. Все люди относятся друг к другу, как братья. Убить человека - это
должно казаться им немыслимым. А ведь он, Волгин, уничтожил свыше четырехсот
человек! Способны ли Люций, Ио, Мэри понять суровую необходимость,
руководившую им?

- Я давно хотел спросить вас, - сказал он, - не кажется ли вам чудовищной
причина моего награждения этой звездой?

- Чудовищной? - ответил Ио. - Напрасно ты думаешь так. На Земле и сейчас
встречаются гады. Мы уничтожаем их и делаем это без всякой жалости. Ты
скажешь, что это не люди. Верно. Но и люди могут быть хуже гадов. Великая
Отечественная война первого века нашей эры была со стороны твоей страны
справедливым делом. И она имела громадное значение для всей последующей
истории человечества. Мы знаем и понимаем все, что произошло тогда. И
человек, принимавший участие в этой войне, нам еще дороже.

- В том, что ты именно такой человек, - прибавил Люций, - лишнее
свидетельство, что нам повезло.

- Ну, со мной вам как раз не особенно повезло, - улыбнулся Волгин. - Было
бы куда лучше, если бы на моем месте оказался какой-нибудь ученый.

Он внезапно заметил чуть заметную улыбку, скользнувшую по губам Ио. Она
промелькнула и сразу исчезла, но ее значение было ясно. "Какая разница, -
говорила эта улыбка, - ты или выдающийся ученый вашего века?" Волгин
почувствовал глухую обиду. "Как низко, - подумал он, - эти люди ставят моих
бывших современников!" Тень, пробежавшая по выразительному лицу Волгина, не
укрылась от внимательных глаз Люция, и тот со всегдашней своей чуткостью
понял ее причину.

Не в обычае людей тридцать девятого века было скрывать свои мнения, и
Люций, не опасаясь задеть старого друга, сказал прямо:

- Улыбку Ио ты неправильно понял, Дмитрий. Он думал о том, что ты так же
дорог нам, как всякий другой человек, и что мы любим тебя, как любили бы
любого из людей твоего века.

- Конечно, - прибавил Ио, - я думал именно это. Если ты понял как-нибудь
иначе, мне очень жаль.

- В вашей любви ко мне, - ответил Волгин, - я никогда не сомневался. И я
понял именно так.

Он хотел бы, но не был в состоянии откровенно выражать свои мысли. В
действительности он глубоко убежден, что понял улыбку Ио в ее истинном
значении.

То, что его хотели убедить в противном, доказывало только, что в
исключительных случаях эти люди не избегали "спасительной" лжи.

"Ложь, - подумал Волгин, - не является органически чуждой им", Мунций
пристально посмотрел на сына, и по выражению его лица Волгин понял, что отец
осуждает несдержанность Ио.

А как думал он сам?..

-Одевайся! - сказал Люций как ни в чем не бывало. - Мэри и Владилен ждут
тебя.

Волгин быстро оделся. Взяв в руки пояс, который, как сказали ему, был
антигравитационным, он удивился, что не чувствует стремления этого куска
материи подняться вверх. Ведь пояс должен был отталкиваться от земли, а не
притягиваться к ней.

- Почему он не улетает, - спросил Волгин, - когда не надет на человека?

- Потому, что цепь не замкнута, -ответил Люций.

Он взял из рук Волгина пояс и застегнул его на кнопки. Пояс рванулся
вверх, но Люций не выпускал его. Было ясно, что, предоставленный самому
себе, кусок материи мгновенно оказался бы у потолка.

- Никогда не застегивай его, когда снимаешь с себя, -объяснил Люций.

Разъединив снова концы пояса, он протянул его Волгину.

- А это не страшно?

Люций и Ио засмеялись.

- Ты будешь чувствовать себя необычайно легко, - сказал Ио, - но быстро
привыкнешь. Ты увидишь, что усталость будет наступать гораздо реже.

Пересилив невольный страх, Волгин застегнул на себе пояс.

Как только он это сделал, чувство поразительной легкости овладело им.
Точно с его плеч сняли солидную тяжесть. Пояс ощутило поднимал его над
землей, но не настолько, чтобы ноги отделились от пола. Руки как будто
потеряли вес.

В этот момент он понял причину удивлявшей его легкости, с какой ходили
все вокруг него. До этого он не мог понять, как могли люди такого роста и,
следовательно, большого веса так быстро передвигаться, точно земля не
притягивала их.

- Мне кажется, - сказал он, - что я мог бы сейчас подпрыгнуть до потолка.

- Нет, - серьезно ответил Ио. - Пояс уменьшает вес верхней части твоего
тела в два раза. Некоторые люди носят пояса с коэффициентом действия один -
три, один - четыре и даже один - пять. Но для начала тебе достаточно
двойного.

- А как отражается ношение пояса на работе внутренних органов тела,
например, сердца?

- Только положительно. Сердцу гораздо легче. Без этих поясов нашей науке
труднее было бы добиться двухсотлетней жизни для человека.

2 Арелет приближался к Ленинграду.

С волнением всматривался Волгин сквозь прозрачную стенку машины в
подернутую туманной дымкой даль горизонта.

В прежней жизни много раз случалось ему подъезжать к родному городу на
поезде, подлетать к нему на самолете, и всегда он испытывал волнение. Так
было и сейчас, только неизмеримо сильнее.

Великий город всегда казался Волгину отличным от других городов на Земле.

Город Ленина! Колыбель Октябрьской революции! Как близки и понятны были
Волгину эти слова!

Понимают ли значение Ленинграда современные люди? Что говорит их сердцу
это гордое слово?

Может быть, для них город на Неве ничем не отличается от других? Может
быть, два тысячелетия изгладили воспоминания, такие свежие для Волгина?..

Нет, это было не так!

Волгин услышал, как Мэри сказала Владилену:

- Уже давно я не бывала здесь. Не правда ли, когда подлетаешь к
Ленинграду, испытываешь особое чувство?

- Да, - ответил Владилен. - И это вполне понятно. Именно здесь был
заложен фундамент истории человечества.

- Последних двух тысячелетий.

- О! Все, что было до Великой революции, кажется мне сплошным мраком.
Здесь зажегся первый луч света.

- И как ярко этот свет разгорелся теперь! - добавил Волгин.

Он понял, что люди ничего не забыли. Человечество свято хранило память о
славном прошлом, и благодарность к тем, кто создавал и строил прекрасный
мир, в котором они жили, не угасла. И Дмитрий Волгин и оба его спутника
испытывали одни и те же чувства, различавшиеся только неизбежным масштабом
времени. Для них это была история, незабываемая и волнующая. Для него -
буквально вчерашний день жизни.

Ленинград должен был вот-вот открыться. Арелет находился от города в
трехстах километрах. Владилен, управлявший машиной - без помощи каких-либо
рычагов управления, а только силой своего воображения, - все больше и больше
сбавлял скорость.

Молодой ученый отлично понимал, какие чувства волнуют Волгина. Он
заметил, что Дмитрий почти никакого внимания не обращал на те места, где они
пролетали. Когда раньше арелет, увеличив скорость до предела, поднялся на
большую высоту и подробности земной поверхности стали плохо различимы,
Дмитрий не возражал против этого. Его мысли стремились вперед, к тому, что
ждало их в конце пути. Всеми помыслами он был уже в Ленинграде и только в
Ленинграде.

Даже при средней скорости арелета города появлялись на горизонте,
оказывались прямо внизу и исчезали из виду с такой быстротой, что
рассмотреть их не было возможности. Владилен не хотел, чтобы Ленинград
оказался под ними раньше, чем Дмитрий почувствует и переживет его появление.
Он знал, что "постепенное приближение к родине" - это как раз то, что нужно
сейчас его другу.

И он "приказывал" арелету лететь все медленнее и медленнее.

Волгин заметил и понял этот маневр. Он был благодарен Владилену за его
чуткость и внимательную заботу, но говорить сейчас слова благодарности не
был в состоянии.