ни разу не изменила. Ко мне она относится весьма критически, многое
прощает, предпочитая затушить искру назревающего раздора, нежели
раздуть ее и превратить в пожар, считает меня главой семьи и в то же
время где-то в глубине души относится ко мне как к ребенку. По поводу
последней рыбалки никаких особенных мыслей у нее не было. Как всегда во
время моих субботне-воскресных отлучек, она волновалась, но, привыкшая
к тому, что у нас в семье никогда ничего не случается, волновалась
скорее по традиции, машинально, нежели под воздействием каких-то
конкретных причин. Правда, когда к десяти часам вечера я не вернулся,
подсознательное волнение переросло во вполне осознанную тревогу. Но в
десять часов она, как обычно, легла спать, хотя тревога в ее душе
осталась. Даже в снах ее сквозило беспокойство. (Я с удивлением
обнаружил, что могу "просматривать" чужие сны.) Недоумение вызвал
громадный осетр, и уж совершенно небывалый взрыв эмоций произошел при
виде космических роз. Здесь мыслей не было почти никаких, зато чувства
били фонтаном. Радость и восторг, восхищение и неподдельное изумление,
сомнение в реальности чудесного видения и искренняя благодарность
соперничали в ее душе, не оставляя места для дурного настроения и
подготовленных заранее нравоучений по поводу моего позднего приезда с
рыбалки. Женщины вообще любят цветы, а она их любила в особенности --
наверное, потому, что так редко получала их в дар. Где, у кого и как я
достал эти розы, существуют ли такие в природе, водятся ли в Истринском
водохранилище осетры -- все это Машу не интересовало. Вернее,
интересовало, но не настолько, чтобы ставить под сомнения слова мужа.
Раз муж сказал -- значит, так оно и есть. И потом, не все ли равно, где
я достал эти цветы? Главное, что достал -- для нее...
покраснел. Подглядывание в замочную скважину всегда претило моей в
общем-то благородной натуре.
напевала. Да, знала бы она сейчас, что ее мозг коварно прощупывается
телепатическими щупальцами мужа!
даже подло, и тут же, сидя на кухне, поклялся никогда больше не
копаться в мыслях и чувствах супруги без ее ведома. Принятое решение
принесло мне некоторое облегчение. Я встал, подошел к жене и нежно
обнял ее за плечи.
божественный аромат неземных цветов. Она шумно потянула носом, и на ее
губах заиграла блаженная улыбка. Подбежав к серванту, она, словно
пчелка, заглянула в каждый цветок, слегка повернула вазу и посмотрела
на меня. Глаза ее светились счастьем.
Все, бегу! Пока, Коленька...
черствый кретин! Осел! Как я мог забыть! Ведь сегодня четырнадцатое мая
-- годовщина нашей свадьбы! Двадцать лет совместной жизни...
время, все двадцать лет, был счастлив -- счастлив так, как бывает
счастлив человек, проживший тихую, спокойную жизнь, не знавший ни
радости побед, ни горести поражений, ни внезапности потрясений. Кто-то,
может быть, скажет, что это не жизнь, а прозябание (кстати, Арнольд
именно так и выразился), что счастье в борьбе, а не в тишине и
спокойствии. Все это верно -- но только отчасти, считал я. Не всем же,
в конце концов, бороться, надо же кому-то и жить! Просто жить, не
загромождая свой мозг решениями глобальных проблем. У меня есть сын,
Василий, неплохой, в принципе, парень, и жена, Маша, о которой я, чего
греха таить, так часто забывал. Вот и сейчас... Как я мог забыть!
Хорошо, что она этого не заметила, решила, что эти необыкновенные цветы
я достал специально к нашему юбилею. Нет, что ни говори, а Арнольд
Иванович оказал мне неоценимую услугу. Как знал, что у меня двадцатая
годовщина свадьбы! А может, и правда знал? Что ему стоило поворошить
мою память и выудить оттуда сведения о свадьбе и, в частности, дату
регистрацию брака? Ровным счетом -- ничего.
пальцем дипломат, вылетел на лестничного площадку.
куцые облака на юг. На углу пятиэтажки стоял газетный киоск, где
работала тетя Клава, наша соседка по подъезду. Долгие годы она снабжала
меня дефицитной периодикой, оставляя специально для меня нужные мне
экземпляры, а я помогал ей по дому чем мог: она ведь жила одна. Но
сейчас, вместо обычной приветливой улыбки, тетя Клава одарила меня
сердитым взглядом из-под насупленных бровей и высокомерно поджатыми
губами. Я оробел.
ничего нет?
мужик, а позволяешь себе такое! Мало того, что полночи где-то шлялся,
да еще домой пьяный заявился. Думаешь, я не знаю? Я, братец ты мой, все
знаю, все видела!
улицы.
ведь верит ему! На рыбалку он ездил... Как же! Поди, за сорок уже
перевалило, а все туда же...
вести с этой вздорной старухой -- разыграть ли оскорбленную невинность
или обернуть все в шутку. Тон тети Клавы вдруг резко изменился.
прилавка пачку газет и журналов. -- Не сержусь я боле. Мне-то, в общем,
дела нет до твоих похождений. Бабу твою жалко, хорошая она, работящая.
Да и ты, видно, мужик неплохой, только... Ничего жена-то? Молчит? Не
догадывается?
я... Да никогда! Провалиться мне на этом самом месте, если вру!
тут подобрала на твой вкус и цвет. И "Футбол", и "Советский спорт", и
"Англия". А с Арнольдом не связывайся, алкаш он, знаю я его.
желанием было исчезнуть, раствориться в воздухе, превратиться в
собственную тень.
столб. -- Слышала я, как ты с ним вчера прощался и по имени его
называл. Вот я и догадалась, ведь Арнольд у нас здесь один, имя-то,
поди, такое не каждый день встретишь. Жаль только, не видела я вас,
темно очень было. Но голос его узнала, часто здесь околачивается.
на голову упало что-то небольшое и твердое, больно ударив меня по
макушке, потом отскочило и со звоном покатилось по асфальту. Я нагнулся
и, оторопев от удивления, поднял золотой царский червонец, совершенно
новый и нигде не потертый, словно только что вышедший с монетного
двора.
бас.
Тетя Клава ехидно захихикала.
морковного цвета, свитер и темные цейсовские очки. Но не его одеяние
заставило меня вздрогнуть аж до кончиков ушей. Незнакомец начисто был
лишен подбородка и бровей. Я понял, что передо мной инопланетянин.
Оттуда, с Большого Колеса.
Может, я что-то не так... не того?..
махнув рукой, ступил на мостовую.
груженный ржавыми трубами, налетел на инопланетянина и сшиб его. Я
зажмурился и до крови закусил нижнюю губу. Когда я вновь открыл глаза,
все было тихо. Ни КАМАЗа, ни инопланетянина, ни даже цейсовских очков.
Прохожие как ни в чем не бывало торопились по своим делам, а тетя Клава
спокойно и непринужденно беседовала с клиентом об исчезновении сахара и
предстоящем визите Рейгана в Москву.
автобус.
Прессу забыли!
похож на человека, над которым поработал первоклассный гипнотизер: я
ничего не видел, не слышал, не чувствовал. "Что же это было? Что же это
было?" -- неустанно спрашивал я себя, но ответа не находил.
непосредственный начальник, высокий, тучный мужчина лет пятидесяти со
Андреев Николай
Гуревич Георгий
Доценко Виктор
Шилова Юлия
Перумов Ник
Беляев Александр