щеке?"
капли. - Прорицатель. Говорят, тебя ослепила Афина за то, что ты видел ее
обнаженной, но взамен дала дар прозрения.
том, кто больше испытывает наслаждения в любви - мужчина или женщина? - ты
принял сторону Зевса и сказал, что женщина берет себе девять частей
наслаждения, мужчина же - всего одну часть. Гера ослепила тебя, а Зевс
наградил прозрением.
за которым сидел Тиресий, - во всяком случае, ты не можешь пожаловаться на
несправедливость богов.
своими провалами вместо глаз. - Боги справедливы. Я даже могу представить
себе бога, который отнимет у тебя, Амфитрион Персеид, твой дом, твою жену
(Амфитрион вздрогнул), твоих детей и имущество, одарит тебя сотней
болезней, а потом в награду за терпение даст взамен другой дом, другую
жену, другое здоровье, других детей и другое имущество... Да, такой бог
тоже будет справедлив. Но скажешь ли ты, что он еще и добр, этот бог?
его видеть.
нащупали цветок шиповника, но Тиресий не сорвал его - так, подержал и
отпустил, отчего куст слегка закачался, играя солнечными пятнами.
старик, - как вольный цветок в руке богов: могут погладить, могут сорвать,
а могут...
желваки на скулах.
глазами, гордый внук знаменитого деда, но я чувствую исходящее от тебя
дыхание Ананки-Неотвратимости. Если ты хочешь о чем-то спросить меня -
спрашивай, потому что я скоро уйду. Или уходи первым и ни о чем не
спрашивай.
вглядываясь в безмятежное лицо слепца, заросшее редкими мутно-белесыми
волосами, похожими на лишайник, растущий в пещерах.
бог, а потом - ты. Большего я тебе не скажу.
ночи идет речь.
поднялся с бревна и замер, опираясь на невесть откуда взявшийся посох и
глядя поверх плеча Амфитриона.
Он доносился с Олимпа. И тот голос, которым гремит гром, возвестил, что у
смертной женщины из рода Персея Горгоноубийцы вскоре родится великий
герой. Скажи своей жене, о благоразумный Амфитрион, что она носит сына
Зевса - и покушения на ее жизнь прекратятся.
увидел белую, как снег, Алкмену, стоящую у источника и испуганно
прижимавшую руки к груди. Амфитрион бросился к жене, крепко обхватил ее и
привлек к себе - словно хотел втиснуть Алкмену внутрь, в свое бешено
стучащее сердце.
готовое разорвать грудь и огнем выплеснуться в мир, сжигая его или
перестраивая заново.
Тиресий, там уже никого не было. Недвижимо стоял старый ясень, от
источника, чья вода излечивает все болезни, кроме смерти и ненависти, в
спину тянуло прохладой, расправлял свои розовые лепестки потревоженный
цветок шиповника, и небо над рощей было бездонно-голубым и невинным, как
взгляд новорожденного бога.
покушения на ее жизнь прекратятся..."
перед скачкой над обрывом, но на самом деле он лишь беззвучно шевелил
губами, - он не сказал: "Твоя жена носит сына Зевса". Нет, он сказал:
"Скажи жене... скажи - и покушения прекратятся!"
был у меня первым? Ты - или Он?
видит его лица, подобного лицу воина, чью открытую рану лекарь промывает
кислым вином, - я был первым. Я был первым, а Он - вторым. Ты носишь сына
Зевса, женщина из рода Персея. И ты ни в чем не виновата. Так что нам
незачем ехать в Дельфы.
Достаточно громко, чтобы услышали все, кому надо?!"
не скоро - там царили волнение и суета. Бегавшие туда-сюда жрецы
расступались перед Алкменой, испуганно косясь на нее, храмовые рабы
почтительно отводили глаза и украдкой творили охранные жесты, а пришедшие
с Амфитрионом солдаты толпились во дворе, многозначительно переглядываясь,
и на лицах их были написаны восторг и гордость.
слегка встряхнул (лучшего средства для развязывания языков он не знал;
вернее, знал, но оно не годилось для родственников).
непонятно как оказавшийся рядом, торжественно поднял правую руку к небу,
отчего сразу стал похож на высохшую оливу. - Когда ты соблаговолил
отправиться к источнику, я в это время приносил утренние жертвы у алтаря.
И там мне было знамение. Только сперва я ничего не понял.
желания придушить старого дурака.
явился Тиресий Фиванский (надеюсь, тебе знакомо это имя?!) и все мне
растолковал.
узким ртом и вскинул заодно и левую.
деревьев, - радуйся, отмеченная Зевсом, ибо...
Амфитриона смаху запечатала ему рот. Как ни странно, но все
присутствовавшие сочли этот поступок вполне естественным - видимо, мужу
женщины, отмеченной Зевсом, позволялось многое.
Амфитрион для пущей убедительности заговорил языком бродячих певцов-аэдов,
не зная, что почти дословно предугадал высказывание одного из будущих
героев Эллады, которого в конце концов в ванной зарежут его собственная
жена и ее любовник. - Толком давай говори и меня ты не гневай - да здрав
возвратишься! Понял?
впредь не буду.
взглядом собравшихся.
Громовержец объявил олимпийцам, будто с этого часа никогда не прикоснется
к земной женщине. Только неясно, почему...