допустим, Миртил догадывается о божественной помощи... а он горд - вернее,
был горд - и решает... Нет, сам он так не решит. Значит, помогли.
Подсказали. Кто? - тот, кому это выгодно. Возможно, Галинтиада, дочь
Пройта, пожар ее праху! Хотя нет: явись старая Одержимая к Миртилу с такой
идеей хоть до, хоть после состязаний - он бы ее в шею погнал! Неужели...
Эврит-ойхаллиец?!
условие и впрямь было поставлено покойному Миртилу; причем не после
состязаний, а еще до них.
приставлять?!
жертва Алкиду; особенно - добровольная.
Одержимый! Причем из тех, кто был осведомлен о подлинной причине безумия
Геракла!
Геракла, Иолаю, сыну Ификла, сына Амфитриона, сына Алкея, сына
Персея-а-а-а!.."
одного забыли: самого Громовержца, Персеева отца... Дыхания не хватило,
что ли?
человеческой...
наблюдал за двумя кряжистыми рабами-абантами - коренными жителями Эвбеи,
чьи спутанные волнистые кудри падали на лицо не из-за неряшливости, а
согласно древней, забытой всеми, кроме самих абантов, традиции.
жарили на вертеле баранью тушу, время от времени обмениваясь гортанными
возгласами и сбрызгивая жаркое винным уксусом из глиняного кувшинчика.
Бледные, но от того не менее жаркие языки огня жадно лизали истекавшую
шипящим жиром баранину; мускулистые тела абантов лоснились от пота и,
казалось, тоже сейчас начнут шкворчать и дымиться; дразнящий аромат
растекался по двору - и Иолай, в общем-то не голодный, не выдержал.
рядом бревна широкий разделочный тесак - и, сочно врубившись в бараний
бок, оттяпал себе добрый кус чуть подгоревшего по краям мяса. Абанты
одобрительно хмыкнули, один из них протянул Иолаю пол-лепешки и пучок чуть
привялой зелени - после чего с удовольствием расхохотался, когда Иолай
запустил крепкие зубы в пропахшую дымом баранью плоть.
страдающий от похмелья дамат, его чуть не сшибли трое одетых в козьи шкуры
детин, волокущих корзины с провизией; неподалеку коротко и умело ухал
топором мясник; две молодухи, не слишком старательно завернувшиеся в
голубые пеплосы, одарили Иолая многообещающими улыбками и быстро
прошмыгнули мимо, потому что хмурый молодой человек не обратил на их
улыбки никакого внимания.
створки в разные стороны, и во двор неторопливо въехала влекомая гнедой
парой колесница.
спрыгнул наземь, оправляя белоснежный фарос - накидка идеально подходила к
буйно-седой гриве Эвритовых волос - и махнул рукой поднявшемуся с
поленницы Иолаю.
что бы то ни было - все равно что воровать звезды с неба.
правды не скажет.
(возможно!) разговорит Эврита, покажется детским лепетом...
удивленно-доброжелательно смотрел на молодого человека с куском баранины в
руке.
поинтересовался Иолай.
колесничные ристания - тогда другое дело... Нет уж, пусть мои... дядя и
отец состязаются. Кстати, басилей - а почему ты сам здесь, вместо того
чтобы демонстрировать женихам свою легендарную меткость?
Теперь до самого последнего тура мне на поле делать нечего.
впервые приехал с сыном в Фивы, чтобы учить будущего героя - ты мало
изменился.
повернулся к Иолаю, который как ни в чем ни бывало жевал баранину, отирая
заливающий бороду мясной сок.
твердым нажимом на слове "юноша" произнес басилей, каменея лицом.
рассуждаю.
неожиданно вспомнил о хороших манерах.
разных людей, сурового басилея Ойхаллии и юного возничего Геракла - и
только когда оба скрылись в недрах дворца, рабы и слуги, опомнившись,
вернулись к прерванной работе.
наслаждением погрузился в воду, откинувшись спиной на гладкие керамические
плитки, облицовывавшие ванну.
строений и покоев дворца, носивших печать если не бедности, то небрежения
и запустения, здесь было чисто и уютно; и в соседней пристроечке уже
суетились две семнадцатилетних девочки, при виде Иолая накинувшие на бедра
льняные полотенца.
светлыми волосами - усердно таскала лекифом [лекиф - черпак] воду из
громадного бронзового котла на трех оканчивающихся копытцами ножках,
заполняя вторую ванну и искоса поглядывая на стоявшего рядом басилея;
другая же, черноволосая и полногрудая уроженка Фессалии (только
плодородная Темпейская долина рождала вот таких женщин, чуть ли не с
рождения предназначенных для любви и материнства), поддерживала ровный
огонь в очажных углублениях под котлом.
стараясь не глядеть на фессалийку - но в памяти всплывало: Тиринф, и по
эстакаде в узкий проход между башнями, ведущий к крепостным воротам,
сворачивает колесница со стариком и старухой.
поданный вовремя щит, прикрыл тринадцатилетних близнецов; старуха -
Алкмена, мать Геракла, женщина, которую покойный лавагет Амфитрион Персеид
давным-давно делил с богом.
Завидная невеста! Лаодамия, дочь Акаста...
аргонавта, нынешнего иолкского басилея?! Разве... разве это не рабыни?!
ли от жара очага - Лаодамию.
жилистым безволосым ляжкам. - Знаешь ли ты, юноша, что за эту вот "рабыню"
(Эврит ласково подергал худышку-синеглазку за волосы) женихи на поле
стрелы мечут?! Ну что, Иола, дочь моя, - ты счастлива?