И он втянул в ноздри воздух, приманивая запахи далекой волнующей душу
кухни.
стоял на коленях возле телефона, а Данилов напросился к нему в устный
журнал. Мелехин подошел к Данилову, взял его под руку, отвел в пустую
комнату, вручил ноты и сказал, глядя сквозь стену куда-то в служебные
хлопоты:
от людей-композиторов, восемь от машины, можешь их посмотреть, а можешь и
вздремнуть, ты у нас и Стравинского играешь с листа... А Мишка-то Коренев
какой стервец!
хрустальная стрела судьбы тихо и сладостно вонзилась Данилову под левую
лопатку.
Екатерина Ивановна Ковалевская, активистка нашего журнала, а я побегу...
Муравлевых и к тому же, сама того не ведая, огненным столбом ворвалась в
жизнь домового Ивана Афанасьевича. Екатерина Ивановна обрадовалась
Данилову, но в глазах ее Данилов уловил непривычную для Екатерины Ивановны
печаль.
- Наташей ее зовут.
обожгло его, будто восьмиклассника, явившегося на первое свидание под
часы.
удивленно, с трепетом, как Садко на рыбу Золотое перо. Данилов хотел было
сказать легкие, лукавые слова, какие он обычно говорил женщинам, но он
произнес смущенно и даже резко:
прочитать...
мешать.
Данилова вновь забилось ретивое.
взволнован? Неужели явилась эта тонкая женщина с прекрасными серыми
глазами - и все в моей жизни изменилось?.. Ведь выпадают же иным людям
чудные мгновенья, отчего же и мне чудное мгновение не испытать... Она и не
сказала ни слова, и я ничего не знаю о ней, а вот вошла она - и стало и
легко, и торжественно, и грустно, будто я уже где-то высоко-о-о... Нет,
нет, хватит, и нечего думать о ней..." Данилов запретил себе думать о
Наташе, однако все вспоминал ее глаза и то, как она смотрела на него,
вспоминал и еще нечто неуловленное им сразу в ее облике... Однако ноты не
ждали. Данилов с усилием воли развернул поданные Мелехиным бумаги и
обомлел. Схватил инструмент и выбежал в большую артистическую. Мелехин был
тут и исчезнуть не имел возможности.
пьесы не для альта, а для скрипки! Что же вы меня дурачили-то!
А еще больше виноват стервец Мишка Коренев. Неделю обещал, а сегодня утром
прислал какое-то нервное письмо: мол, не может и еще черт знает что!..
знакомый музыкант высокого класса, я тебе двадцать рублей лишних дам, ты
возьми квинтой выше, а тем-то, которые в зале сидят, им-то ведь все равно,
на чем ты станешь играть, на альте, на скрипке или на пожарном
брандспойте...
оскорбительно и противно. Я ухожу сейчас же.
но ты не уйдешь, неужели тебе, альтисту, слабо сыграть то, что написано
для какой-то скрипки!
Ивановной заглянула в артистическую, наткнулась взглядом на Данилова,
смутилась и улыбнулась ему. И Данилов понял, что он выскочил во гневе с
альтом в руках не только для того, чтобы разнести в пух и прах Мелехина,
да и во всем клубе произвести шум, но и для того, чтобы еще раз увидеть
Наташу или хотя бы почувствовать, что она рядом. И еще он понял, что
сейчас сыграет на своем альте любую музыку, написанную хоть бы и для
скрипки, хоть бы и для тромбона или даже для ударных.
обманы.
Михайлович.
"А что, неужели мне действительно слабо сыграть за скрипку?" Тут же он
упрекнул себя в малодушии, нечего и вообще было подымать шум - и
инструмент его хорош, да и собственные его мечты о музыке возносили альт
на такую высоту, на какую и скрипка, пусть даже из Страдивариевых рук,
взлететь не могла. Что же теперь робеть! Да и созорничать никогда не
лишне! Словом, через сорок минут Данилов вышел из комнатки веселый и даже
в некоем азарте. Устный журнал уже начинали.
а Данилов уселся за кулисами на стульчике и стал ждать своей минуты. Рядом
тихонько играли в подкидного шестеро электрических гитаристов, блестели
перстнями, сметали с клубного реквизита пыль кружевными манжетами. Громкие
парни эти поначалу дерзили Данилову, а может, и жалели его, как жалеют
водители лимузинов мокрого кучера на облучке посудной телеги. Но потом
разглядели инструмент в кашмирском платке, притихли и заскучали.
видеть Данилова и в случае нужды не позволить Данилову одному утечь на
ужин.
новые конфеты "Волки и овцы", посвященные юбилею Островского. Конфеты эти
были розданы на пробу участникам журнала, сидевшим за столом. При полной
тишине зала, лишь в сопровождении барабанной дроби, как в цирке при
роковом номере, участники прожевали конфеты, оживились, стали хвалить
шоколадниц, а серые с красным обертки конфет пустили в публику для
ознакомления. Дожевывая конфету, поднялся из-за стола и подошел к краю
сцены с винтовкой в руке мастер спорта международного класса по стендовой
стрельбе Борис Чащарин, только что вернувшийся из Уругвая. Он сказал, что
говорить ему трудно, что его дело не говорить, а стрелять. Все же он
попытался сострить, пожалев, что напрасно зрители не пришли в клуб со
своей посудой. А то пришли бы, стали б теперь подкидывать тарелки, и он
показал бы класс. И тут над публикой возникла прекрасная фарфоровая
тарелка из мейсенского сервиза, покрутилась над первыми рядами, подлетела
к сцене и метрах в десяти над Чащариным прямо и застыла. Чащарин ошалело
уставился на тарелку, вскинул ружье, выстрелил. Дробь ударила в тарелку,
однако тарелка не разлетелась, лишь покачалась в воздухе, будто танцуя
менуэт. Опустилась еще метров на пять. Чащарин выстрелил снова, и опять
дробь вызвала лишь кружение взблескивающей в беспечных огнях тарелки.
сейчас же, раскрутив тарелку, отправил ее обратно в комиссионный магазин
на Старый Арбат и сдвинул на браслете пластинку с буквой "З". Минутой
раньше он забылся, перевел себя в демоническое состояние и устроил
развлечение с тарелкой. "Шутник какой нашелся! - никак не мог успокоиться
Данилов. - Будто юнец безрассудный!.. А ведь это я из-за Наташи! - пришло
вдруг Данилову в голову. - Оттого я юнец, что Наташа здесь!.."
как в Москве, и что он с дороги еще не привык к московскому атмосферному
давлению, оттого и нет у него в руках прежней силы. Он сел, а встал худой
подвижный человек в сатиновых нарукавниках, по виду бухгалтер, но на самом
же деле конструктор машины, писавшей музыку, Лещов. Он сказал, что сейчас
его машина, создавая вариации той или иной музыкальной темы или же
оркеструя их принятыми композиторами способами, уже готова писать сложные
сочинения на десять - пятнадцать минут звучания, не говоря уже о
лирических и гражданских песнях. Когда же мы научимся искуснее делать
полупроводники, машина сможет писать балеты, симфонии, а при наличии
текста и оперы. Скажем, если возникнет нужда, можно будет пустить в машину
учебник по алгебре для шестого класса и получить школьную оперу со
сверхзадачей.
товарища Данилова Владимира Алексеевича сыграть нам на скрипке шестнадцать
пьес, восемь из них написала машина, восемь люди с консерваторским
образованием. А потом пусть уважаемая публика и ученые умы определят, что
писала машина, а что люди. И давайте подумаем, как нам быть с музыкой
дальше...
не был он солистом, а был артистом оркестра и вовсе не скрипку нес в руке.
Однако что-то удержало его от первого признания, он лишь, поклонившись
публике, учтиво сказал:
Буркатовский Сергей
Корнев Павел
Пехов Алексей
Березин Федор
Ильин Андрей
Майер Стефани