великолепный кожаный чемодан, на котором сидела большая жирная ворона.
Повсюду белели яркие пятна использованных презервативов - впрочем, иногда
презерватив можно было перепутать с небольшой костью вроде ключицы, а
костей в траве валялось почти столько же, сколько бутылок. Особенно много
было черепов - потому, наверно, что они оказывались слишком тяжелыми для
мелких грызунов, а звери покрупнее боялись подходить близко к грохочущей
желтой стене. Некоторые черепа, совсем старые, были до меловой белизны
отполированы дождями и ветром, а на тех, что посвежее, еще оставались
волосы и куски плоти. Особенно Андрея рассмешил один череп с блестящей
дужкой очков, в которых, как показалось, даже сохранились стекла.
разноцветные полотенца, одеяла и наволочки. Они развевались по ветру, как
флаги, приветствуя новую жизнь, несущуюся вперед и мимо, - так, вспомнил
Андрей, сказал, кажется, какой-то поэт, бросившийся потом головой вниз из
окна вагона-ресторана. Подушек тоже было много - и совсем еще новых, и уже
сгнивших под частыми в это лето дождями. Их хозяева обычно лежали
неподалеку в самых разных позах и стадиях разложения; многие, правда, и на
насыпи сохраняли строгий вид - ноги полусогнуты, одна рука подвернута под
голову, а другая вытянута вдоль туловища. Объяснялось это просто - иногда
проводники по просьбе родных особым образом перевязывали бечевкой
конечности усопших, чтобы те выглядели после смерти пристойно; кроме того,
это имело какое-то отношение к религии.
засохшие белые цветы, которые он сперва принимал за презервативы. Он
подумал, что они просто отцвели, но увидел, что многие из них завернуты в
прозрачную пленку и лежат стеблями вверх. Потом стали появляться букеты, а
потом - венки, все из увядших белых роз. Андрей понял, в чем дело, -
недели две назад по телевизору показывали похороны американской поп-звезды
Изиды Шопенгауэр (на самом деле, вспомнил Андрей, ее звали Ася Акопян). В
газетах писали, что во время церемонии из окон выбросили две тонны
отборных белых роз, которые покойная обожала больше всего на свете, -
видно, это они и были. Андрей прижался к стеклу. Прошло две или три минуты
- все это время белые пятна на траве густели - и он увидел лежащую в траве
мраморную плиту со стальными сфинксами по краям, к которой золотыми цепями
была приделана бедная Изида, уже порядком распухшая на жаре. На краях
плиты была реклама - "Rolex", "Pepsi-cola" и еще какая-то более мелкая -
кажется, товарный знак фирмы, производящей овощные шницели чисто
американского вкуса. У плиты суетились две небольшие собаки; одна из них
повернула морду к поезду и беззвучно залаяла. Вторая крутила хвостом; из
пасти у нее свисало что-то синевато-красное и длинное.
опозданием".
Сначала они стали расти реже, между ними появились просветы, а потом вдруг
открылось поле с пересекающей его дорогой. Возле дороги стояло несколько
кирпичных домов с черными дырами окон - их ставни были широко распахнуты.
Вдали медленно проплыла удивительно красивая, похожая на поднятую к небу
руку, белая церковь с косым крестом - был виден только ее верх, а нижнюю
часть закрывал лес.
Андрей успел заметить старую вставную челюсть, одиноко лежащую на голой
бетонной плоскости. Рядом с челюстью торчал шест с пустым стальным
прямоугольником, в котором когда-то была табличка с названием станции.
Мелькнуло несколько плит бетонного забора, за которым громоздились
какие-то решетчатые конструкции из ржавого железа, и все скрылось за вновь
появившейся стеной плотно растущих деревьев - те, кто верил в снежных
людей, считали, что эти деревья посажены ими, чтобы взгляды и мысли
пассажиров не проникали слишком далеко в их мир.
дают.
стеклом плыла все та же стена деревьев. Он отвернулся от окна, вынул из
кармана конверт и оборвал его край. Внутри оказался клетчатый листок с
аккуратным обрывом, на котором чернели ровные чернильные строки:
тянет нас за собой в будущее. Бывало, что они делили прошлое на свое и
чужое. Но все осталось за спиной: жизнь едет вперед, и они, как видишь,
исчезли. А что в высоте? Слепое здание за окном теряется в зыби лет. Нужен
ключ, а он у тебя в руках - так как ты его найдешь и кому предъявишь? Едем
под стук колес, выходим пост скриптум двери".
сложил и сунул назад в конверт. Потом он лег на свой диван, погасил
лампочку над подушкой и повернулся к стене.
никогда. Поезд шел через ночной город по низкой эстакаде, отделенной от
улиц железной решеткой. За окном вагона горели бесчисленные огни - фонари
на улицах, окна домов, фары автомобилей. Но самым странным было то, что
внизу были люди, очень много людей. Они стояли у решетки эстакады; когда
окно, за которым сидел Андрей, проплывало мимо, они начинали махать руками
и что-то весело кричать. В городе, похоже, был праздник - все, кого он
видел, выглядели до крайности беззаботно.
взглядов. Он встал и вышел в коридор. С другой стороны вагона за окнами
тянулась обычная темная цепь деревьев, и Андрей почувствовал себя легче.
Коридор выглядел как-то странно - пол был покрыт густым слоем пыли, двери
всех купе были распахнуты, и в них виднелись голые железные каркасы
диванов. Андрей сначала удивился и даже испугался, но вспомнил, что в
поезде кроме него нет ни одного человека, и успокоился. Ему захотелось
перечитать письмо, и он вытащил сложенный вдвое конверт из кармана. Текст,
естественно, остался прежним:
купе, положил ладонь на ручку замка и вдруг заметил в самом низу листа
постскриптум, короткую приписку мелким почерком, которой он раньше не
заметил - наверно, потому, что она располагалась за линией сгиба.
лежит на диване своего купе и видит сон. Он стал просыпаться, но за тот
неуловимый миг, который заняло пробуждение, успел прочесть и запомнить
постскриптум, точнее, запомнить слова, которые ему снились, - во сне они
имели какой-то совсем другой смысл, который никак нельзя было протащить в
обычный мир, но который он успел понять.
которое закончилось за секунду до того, как мы успели выехать.
никакого постскриптума там не было. На том месте, где он увидел его во
сне, было только несколько малозаметных царапин, словно кто-то водил по
листу засохшей ручкой, пытаясь ее расписать.
дивана, помотал головой и вдруг понял, что вокруг стоит оглушительная
тишина. Колеса больше не стучали. Он поглядел в окно и увидел неподвижную
ветку с большими черными листьями в квадратном пятне света, падавшего из
окна. Поезд стоял.
пахло табаком. Но пол под ногами был совершенно неподвижен, и Андрей
заметил, что чуть покачивается, шагая по нему. Дверь в служебное купе была
открыта. Андрей заглянул туда и встретился взглядом с проводником, который
неподвижно стоял у стола со стаканом чая в руке. Андрей открыл рот,
собираясь спросить, что случилось с поездом, но понял, что проводник его
не видит. Андрей подумал, что тот спит или впал в какое-то оцепенение, но
тут его взгляд упал на стакан в руке проводника - в нем неподвижно висел
кусок рафинада, над которым поднималась цепь таких же неподвижных
пузырьков.
осторожно сунул руку в боковой карман его кителя и вынул оттуда ключ.
он вошел неглубоко, потому что скважина была забита многолетним мусором -
и повернул его. Дверь со скрипом открылась, и на пол посыпались набитые в
ее щели окаменелые окурки. Андрей подумал было, что надо вернуться в купе
за вещами, но понял, что ни одна из тех вещей, которые остались в его
лежащем под диваном чемодане, теперь ему не понадобится. Он встал на край
рубчатой железной ступени и поглядел в темноту. Она была бесконечной и
тихой; из нее прилетал теплый ветер, полный множества незнакомых запахов.
которым были присыпаны шпалы, сзади раздалось шипение сжатого воздуха, а
еще через секунду лязгнули растянувшиеся сочленения между вагонами. Поезд
тронулся и стал медленно набирать ход. Андрей отошел на несколько метров в
сторону и посмотрел на "Желтую стрелу".
огнями стрелу, пущенную неизвестно кем неизвестно куда. Андрей посмотрел в
Суворов Виктор
Мурич Виктор
Мичурин Артем
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Прозоров Александр