способу припугнуть врага поверг Брана в недоумение. Но он знал, как трудно
спорить с Мавет, и не стал этого делать.
даже плохой, счесть было невозможно. Ее и тропой-то можно было назвать с
трудом. Гадючьим ходом извивалась она то между сомкнутых скал, то по краю
отвесной пропасти, и всадник по ней мог проехать только один, да и то с
трудом. Немудрено, что Аммон, даже если и был уведомлен об этой тропе,
предпочел воспользоваться обходной дорогой.
лошади. Омри, конечно, не нокэм, обязанный убивать себя, чтобы избежать
унижения, но в отчаянии люди всякое способны над собой сотворить. И что
скажет Мавет, если Омри бросится в пропасть?
насколько ей известно, тропа насчитывает пятнадцать тысяч шагов. Брану при
таких обстоятельствах в голову бы не пришло считать шаги. Мавет постоянно
ехала впереди - разведывала дорогу на предмет завалов. Возвращалась пешком,
приносила воду в бурдюке - значит, были здесь родники и помимо той пещеры.
Скалы нависали над ними, и в горах казалось прохладнее, хотя солнце палило
все так же немилосердно. И кровь колотилась в висках, и сердце билось в
диком возбуждении - от этой жары ли, от горного воздуха, просто от голода.
Бран вел за собой в поводу коня со спеленутым министром. Тот за все время
произнес только два слова по-нептарски. Бран запомнил их и, когда Мавет в
очередной раз вернулась с водой, сообщил ей. Тут она перевела без
затруднений. "Фанатики! Безумцы!"
гору с развалинами Наамы на вершине.
тогда она казалась ему меньше из-за огромного числа облепивших окрестности
войск. Сейчас он отчетливо видел, что Наама была большой крепостью,
рассчитанной на многочисленный гарнизон, а не на несколько сотен человек,
что ее защищали. Была. Потому что нынче от нее мало что осталось.
которую Аммон приказал возвести своим солдатам, чтобы установить на ней
самую большую из осадных башен. За столько лет насыпь сильно осела, поросла
цепкой горной травой, которая оплела и развалины стен, но и теперь Брану
казалось, что он замечает в земле колеи, накатанные этими осадными
чудовищами, а среди травы виднелись наконечники стрел и осколки каменных
снарядов.
это, лишь когда пришлось спешиться. Стены Наамы были разбиты имперскими
баллистами, но каким-то чудом часть арочного проема над прежними воротами
еще держалась. И буквы на ней...
за волосы назад, поставил так, чтобы тот видел над воротами надпись, которую
не могли прочитать гвардейцы. Но Омри Га-Ход мог.
осталось. Десять лет Наама была ужасом его жизни, но теперь он знал, что
имеет право войти сюда. И ничего не боялся. Тогда, из-за потрясения, он
смутно запомнил внутренние строения Наамы. Теперь взгляд его был зорок, но
он мог лишь догадываться, что здесь было. Склады, мастерские, жилые дома,
мельница, даже сады, очевидно, были здесь... колодцы... Вот колодцы он
помнил. Колодцы и распахнутые зернохранилища. Да, Наама, несомненно, была
большой крепостью. И будь на месте Аммона человек поумнее, он бы не
уничтожил Нааму, а сохранил бы ее для империи. Однако что сделано, то
сделано. Уцелело лишь основание главной башни, вырубленной в цельной скале,
- его не брали даже имперские баллисты. Туда, наверх, по каменным ступеням,
и толкал Бран Омри Га-Хода.
горной грядой. Бран и не подозревал, как высоко завела их извилистая тропа.
С башни было различимо даже озеро Горькие Воды, отливавшее тем же
металлическим блеском, что и небеса. Немудрено, что нокэмы были так преданны
своему Богу - с этой вершины он виделся им совсем близко.
некогда зал, служивший, верно, местом собрания командирам нокэмов, - когда
Аммон вошел в крепость, множество трупов лежало именно там. Теперь на этом
месте была открытая горным ветрам площадка да сохранилась часть стены в две
трети человеческого роста, слишком мощной - восемь локтей толщиной, - чтобы
разрушиться полностью. На ней сидела молодая женщина в простом холщовом
платье и распахнутом плаще, сложив на коленях поблескивающие металлом руки.
вытереть их из-за связанных рук.
всего двое! Безумная женщина и дикарь, вообразившие себя нокэмами...
прислонясь к стене. Примоститься на самой стене ему бы не удалось, та была
достаточно высока, а возможности подтянуться он был лишен. И все. же
движения его были так непринужденны, словно он просто вольготно расположился
отдохнуть.
обращался к Мавет, в которой безошибочно распознал соплеменницу, - ты и твой
мужчина... n - Я ей не муж, - сказал Бран. Ему померещилось, что он уловил
тень удовольствия от его оправдания на лице Омри, и с невыразимым
наслаждением закончил: - Я ее раб.
Га-Ход, человек образованный, попытался заговорить с Мавет на древнем языке,
языке нокэмов. И это не было ему позволено."
вообще это дурь - Омри расселся, а он стоит перед ним, как слуга. И Бран с
демонстративной неуклюжестью устроился в противоположном углу площадки.
погубившему родную страну, изменившему своему народу. Так тебе должно было
это видеться из-за стен Наамы и детским взором. Но я-то не был тогда
младенцем. Я не был даже молод. Я многое видел и еще больше знал...
костре или колесовать его мы не можем - не на чем. В империи принята казнь
четвертованием. По- моему, это работа для мясника, а не воина, да и меч мой
для этого плохо годится. Но если ты решишь, я это сделаю.
количество жертв. Это случайность, что Малкут и Наама оказались в руках
разных партий, но уединенность вашей крепости усугубила свойства, присущие
нокэмам. Запершись здесь, вы ничего не хотели знать о тираническом правлении
князя, который трясся от страха перед собственными подданными и оттого
заигрывал с империей, не думая о том, что нельзя вечно размахивать жирным
куском перед мордой хищника. Вы не желали видеть борьбы политических
группировок, раздиравших Шемеш в клочья, причинивших ему больше зла, чем
вражеские войска. Вы устранились от интриг бездарных полководцев,
предпочитавших подсылать друг к другу наемных убийц, чем сражаться. Вы
закрывали глаза на то, что Нептару погубили не князь, не Омри и даже не
империя. Нептара изжила себя как государство. Люди, от века твердившие, что
не были и не будут рабами никогда и никому, стали рабами собственных грехов
и страстей.
закидаем. Уж камней-то здесь предостаточно.
скажу правду, но ты обязана ее услышать. Обычай дозволяет нептарам лгать и
льстить врагам, но не соплеменникам. Тебе-то они представляются
возрожденными древними героями, воинами Бога, и это понятно и естественно в
твоих обстоятельствах, однако большинство народа считало нокэмов просто
разбойниками, головорезами, в грош не ставящими человеческую жизнь и потому
не жалеющими ни своей, ни чужой...
Отрубить голову или повесить - это слишком быстро, а так, говорят, распятый
дня три дохнет. Вообще, еще говорят, для полного порядка еще бичевать
полагается, но, пожалуй, мы без этого обойдемся. Здесь, на стене, как раз
хватит места, чтобы вбить клинья, солнце жаркое, а уж вид какой...
женщине, поместившейся наверху, умышленно минуя противника. Правда, Омри не
снисходил до того, чтобы считать Брана противником. Он унижал северянина
тем, что говорил так, будто того здесь вообще нет, и чтобы тот не мог его
понять, на что Бран отвечал тем же, но так, чтобы Омри его отлично понимал.
мудростью, неустанно повторяя, что мы писали книги и создавали законы, когда
на месте империи еще бродили орды дикарей в козьих шкурах. И каждый
нептарский рыбак или плотник почитал себя выше императора... не замечая, что
мудрость эта одряхлела. Мы стали слишком стары и слишком мудры, чтобы
выжить. Нептара, такая, какой она была и какой никогда не будет впредь, уже
не могла существовать. Кичась почитанием закона и права, она забыла о
древнейшем нерушимом законе, известном даже диким зверям, - победа за тем,
кто сильнее, и законы устанавливает оружие. Сила империи обрушилась на нас,
и что стало с нашей мудростью, нашими книгами, нашими науками?