знакомо пахло нашатырным спиртом, позади что-то кричал Комов, стучали
дробно каблуки, я вскочил, промчался через кессон, нырнул в люк, еще не
успевший зарасти перепонкой, и вылетел наружу, в лиловатое сияние солнца.
касаясь босыми ногами мерзлого песка, он был все такой же скособоченный и
как-то странно двигал на бегу разведенными локтями, но теперь он был не
темный и не матово-белый, а светло-лиловый, и солнце отсвечивало на его
тощих плечах и боках. Он бежал прямо на моих киберов, и я замедлил бег,
ожидая, что сейчас он испугается и свернет вправо или влево, но он не
испугался, он проскочил в десяти шагах от Тома, и я глазам своим не
поверил, когда этот величественный дурак вежливо просигналил ему обычное
"жду приказаний".
болоту!
надо сказать, он умел, и расстояние между нами сокращалось очень медленно.
Ветер свистел у меня в ушах, издалека что-то кричал Комов, но его
решительно заглушала Майка.
ровный, с удобнейшей рубчатой поверхностью, и здесь дело у меня пошло
лучше - я стал нагонять. "Не уйдешь, - твердил я про себя, - нет, брат,
теперь не уйдешь. Ты мне за все ответишь..." Я глядел не отрываясь на его
быстро работающие лопатки, на мелькающие голые ноги, на клочья пара,
взлетающие из-за его плеча. Я нагонял и испытывал ликование. Полоса
кончалась, но до серой пелены над болотом оставалось всего шагов сто, и я
нагонял.
остановился. Несколько секунд он стоял, как бы в нерешительности, потом
посмотрел на меня через плечо, и я снова увидел его большие темные глаза,
никакие не застывшие, а, напротив, очень живые и вроде бы смеющиеся, и
вдруг он присел на корточки, обхватил руками колени и покатился. Я даже не
сразу понял, что произошло. Только что стоял человек, странный человек,
наверное, и не человек вовсе, но по обличью все-таки человек, и вдруг
человека не стало, а по трясине, через непроходимую бездонную топь,
катится, разбрызгивая грязь и мутную воду, какой-то нелепый серый колобок.
Да еще как катится! Я не успел добежать до берега, а он уже исчез за
клочьями тумана, и только слышались оттуда, из-за сероватой пелены,
затихающие шорохи, плески и тоненький пронзительный свист.
Майка вытерла со лба пот и проговорила:
смотрели. Мы с Майкой были вдвоем. Маленькие фигурки Комова и Вандерхузе
темнели рядом с кораблем.
в сторону корабля. - Километра три, не меньше, как вы полагаете, капитан?
почудилось?
огромных сияющих перспектив с новой силой взорвалось во мне.
счастья и тряся ее изо всех сил. - Что ты понимаешь в галлюцинациях! И не
надо тебе ничего понимать! Живи счастливо и ни о чем таком не задумывайся!
тряхнул ее напоследок хорошенько, обхватил за плечи и потащил к кораблю.
деле... Да отпусти ты меня, что за телячьи нежности?
Мбога вломит - чует мое сердце, что зря мы эту беготню устроили, не надо
было нам ее устраивать...
корточки, нагнула голову и, обхватив колени руками, качнулась вперед.
даст, ведь мы ему контакт сорвали, а потом все-таки объяснит...
же все-таки произошло. Получалось, что планета-то на самом деле обитаемая!
Да еще как обитаемая - крупные человекообразные существа, может быть, даже
разумные, может быть, даже цивилизованные...
переброска уже началась.
краснокожие... Потом они одеты, елки-палки, а этот совсем голый!
получать?
удалось. Нас ждали. Комов расхаживал по рубке, заложив руки за спину, а
Вандерхузе, глядя в пространство и выпятив челюсть, наматывал свои
бакенбарды: правый на палец правой руки, а левый - на палец левой. Увидев
нас, Комов остановился, но Майка не дала ему заговорить.
совершенно необычным способом...
и отругивание. И не угадал. Комов приказал нам сесть, уселся сам и
обратился прямо ко мне:
показалась мне совершенно естественной. И я рассказал все - о шорохах, о
запахах, о детском плаче, о криках женщины, о странном диалоге вчера
вечером и о черном призраке сегодня ночью. Майка слушала меня, приоткрыв
рот, Вандерхузе хмурился и укоризненно качал головой, а Комов не отрываясь
глядел мне в лицо, - прищуренные глаза его вновь были пристальны и
холодны, лицо затвердело, он покусывал нижнюю губу и время от времени
напряженно сплетал пальцы, похрустывая суставами. Когда я закончил,
воцарилось молчание. Потом Комов спросил:
кресла.
Стасик!
Комов перебил его.
здесь?
Киберы с площадки не отлучались. Откуда же на полосе булыжники и откуда на
полосе сучья? - Он оглядел нас и усмехнулся. - Все это риторические
вопросы, разумеется. Могу добавить, что у нас за кормой, прямо под маяком,
целая россыпь булыжников. Очень любопытная россыпь. Могу также добавить...
Простите, вы кончили, Стась? Спасибо. А теперь послушайте, что было со
мной.
были несколько иного рода. Испытания интеллекта. На второй день после
прибытия, запуская в озеро пантианских рыб, он заметил в двадцати шагах от
себя необычное ярко-красное пятно, которое расплылось и исчезло, прежде
чем он решился приблизиться. На следующий день он обнаружил на самой
макушке высоты 12 дохлую рыбу, явно одну из запущенных накануне. Под утро
четвертого дня он проснулся с явственным ощущением, что в каюте находится
кто-то посторонний. Постороннего не оказалось, но Комову послышался щелчок
лопнувшей перепонки люка. Выйдя из корабля, он обнаружил, во-первых,
россыпь камней у кормы, а во-вторых, камни и охапки сучьев на
стройплощадке. После разговора со мной он окончательно утвердился в мысли,
что в окрестностях корабля происходит неладное. Он уже был почти уверен,
что поисковые группы проглядели какой-то чрезвычайно важный фактор,
действующий на планете, и только глубокая убежденность в том, что разумную
жизнь проглядеть было бы невозможно, удерживала его от самых решительных
шагов. Он только принял все меры, чтобы район действия нашей группы не
стал объектом нашествия "любопытствующих бездельников". Именно поэтому он
изо всех сил старался сформулировать экспертное заключение таким образом,
чтобы оно не вызывало ни малейших сомнений. Между тем мое
Белоусов Валерий
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Андреев Николай
Фазиль Искандер
Лукин Евгений