новенького было полно. Во-первых, на двери косо висел лозунг: "Когда я
слышу слово "культура", я вызываю мою полицию". Лозунг я, конечно, содрал,
но это было только начало. Стол в моем номере оказался залит уже застывшим
гуммиарабиком - поливали прямо из бутылки, бутылка валялась тут же - в
центре этой засохшей лужи красовался листок бумаги. Записка. Совершенно
дурацкая записка. Корявыми печатными буквами было написано: "Господина
инспектора Глебски извещают, что в отеле находится в настоящее время под
именем Хинкус опасный гангстер, маньяк и садист, известный в преступных
кругах под кличкой Филин. Он вооружен и грозит смертью одному из клиентов
отеля. Господина инспектора убедительно просят принять какие-нибудь меры".
прежде чем понял ее содержание. Потом я закурил и оглядел номер. Следов,
конечно, я никаких не заметил. Я расправил смятый лозунг и сравнил его с
запиской. Буквы лозунга были тоже печатные и тоже корявые, но выписаны они
были карандашом. Впрочем, с лозунгом и так все было ясно - это была,
конечно, чадова работа. Просто шутка. Один из тех дурацких лозунгов,
которые французы писали на своей Сорбонне. С запиской же дело обстояло
значительно хуже. Мистификатор мог подсунуть записку под дверь, мог
воткнуть ее в замочную скважину, просто положить на стол и придавить,
например, пепельницей. Нужно быть полным кретином или дикарем, чтобы ради
дурацкой шутки загадить такой хороший стол. Я еще раз перечитал записку,
изо всех сил затянулся и подошел к окну. Вот тебе и отпуск, подумал я. Вот
тебе и долгожданная свобода...
метров. На крыше по-прежнему торчал опасный гангстер, маньяк и садист
господин Хинкус. Он был один.
был как всегда пуст. Из бильярдной доносился треск шаров - там был Симонэ.
Дю Барнстокр продолжал чистить Олафа в номере у Олафа. Чадо возилось с
мотоциклом. Мозесы были у себя. Хинкус сидел на крыше. Пять минут назад он
спустился в буфетную, взял еще бутылку, зашел в номер, облачился в шубу и
теперь намерен, судя по всему, дышать чистым воздухом по крайней мере до
обеда. А я стоял перед его номером, пробовал в замочной скважине ключи из
связки, которую утащил из конторки хозяина, и готовился совершить
должностной проступок. Конечно, я не имел ни малейшего права вторгаться в
чужой номер и производить там обыск или даже просто осмотр без ордера. Но
я чувствовал, что это необходимо сделать, иначе я не смогу спокойно спать
и вообще жить в ближайшее время.
сделал это так, как обычно делают герои шпионских боевиков - других
способов я не знал. Солнце уже почти зашло за хребет, но в номере было
довольно светло. Вид у номера был нежилой, кровать не смята, пепельница
пуста и чиста, а оба баула стояли прямо посредине комнаты. Никак не
подумаешь, что человек собирается прожить здесь две недели.
сильнее. Это был типичный фальшивый багаж: какое-то тряпье, драные
простыни и наволочки и пачка книг, подобранных самым нелепым образом. Ясно
было, что Хинкус валил в этот баул все, что подвертывалось под руку.
Настоящий багаж содержался во втором бауле. Здесь было три смены белья,
пижама, несессер, пачка денег - солидная пачка, побольше моей - и две
дюжины носовых платков. Была там также небольшая серебряная фляжка -
пустая, футляр с темными очками и бутылка с иностранной наклейкой, полная.
А на самом дне баула, под бельем, я нашел массивные золотые часы со
сложным циферблатом и маленький дамский браунинг.
размышление у меня оставалось крайне мало. Я оглядел часы. На крышке была
выгравирована какая-то сложная монограмма. Золото было настоящее,
червонное, с красноватым отблеском, циферблат был украшен знаками зодиака.
Это были, несомненно, часы господина Мозеса. Потом я оглядел пистолет.
Безделушка с перламутровой рукояткой, никелированный ствол, калибр 0.25,
оружие для рукопашного боя и, строго говоря, вообще не оружие... Вздор,
все это вздор. Гангстеры не обременяют себя такой чепухой. И если на то
пошло, гангстеры не воруют часов, даже таких старинных и массивных -
настоящие гангстеры, с именем и репутацией. Тем более в гостинице, в
первый же день, с риском немедленно засыпаться.
доказательств, что Хинкус - опасный гангстер, маньяк и садист, и сколько
угодно доказательств, что кому-то хочется выдать его за такового. Правда,
фальшивый багаж... Ладно, с этим я разберусь потом. Что делать с
пистолетом и часами? Если изъять их, а Хинкус действительно вор (хотя и не
гангстер), тогда он выходит сухим из воды... Если их ему подбросили...
Черт, никак не соображу... Опыта не хватает. Тоже мне, Эркюль Пуаро...
Если их изъять, то, во-первых, куда я их дену? Таскать при себе? Еще
обвинят в воровстве... И в номере прятать нельзя...
на стол. Кто-то протопал мимо дверей. Голос Симонэ зычно осведомился: "А
где же инспектор? Где он, наш храбрец?" Пронзительно взвизгнула Кайса,
леденящий хохот сотряс этаж. Пора было удирать.
в карман, а пистолет и часы вернул на дно баула. Я едва успел выскочить и
повернуть ключ, как в другом конце коридора появился дю Барнстокр. Обратив
ко мне аристократический профиль, он говорил кому-то, по-видимому, Олафу:
отказывались от реванша? Сегодня же, если вам будет угодно! Скажем, в
десять часов вечера, у вас...
орудовать), а дю Барнстокр повернулся и, увидев меня, приветливо помахал
рукой.
Таков всегдашний удел дю Барнстокров.
Олаф слишком уж методичен, играет, как машина, никакой фантазии. Даже
скучно... Минуточку, что это у вас? - Он ловко выдернул у меня из
нагрудного кармана игральную карту. - А, это тот самый туз червей, которым
я окончательно сразил нашего беднягу Олафа...
прошел мимо нас и добродушно улыбнулся, буркнув: "Выпить перед обедом..."
Дю Барнстокр, улыбаясь, проводил его глазами и вдруг, словно что-то
вспомнив, схватил меня за рукав.
дорогой покойник? Зайдемте-ка на минуточку ко мне...
Вот, извольте взглянуть, что я получил сегодня. - Он протянул мне смятый
клочок бумаги.
орфографическими ошибками, там было написано: "Мы вас нашли. Я держу вас
на мушке. Не пытайтесь бежать и не делайте глупостей. Стрелять буду без
предупреждения. Ф."
зеркалом. - Даже подпись есть. Надо бы спросить хозяина, как звали
Погибшего...
буфет за спиртным, а я сидел и курил сигару. Раздался стук в дверь, я
сказал: "Да-да, войдите", но никто не вошел. Я удивился, и вдруг я увидел,
что у двери лежит эта записка. Видимо, ее подсунули под дверь.
сказал я.
дю Барнстокр. - Пойдемте? Откровенно говоря, я основательно проголодался.
дороге чадо и так и не сумев уговорить его помыть руки.
когда мы подошли к столовой.
голову, что всю историю с этими записками устроил он. На секунду меня
охватило холодное бешенство, мне захотелось затопать ногами и заорать:
"Оставьте меня в покое! Дайте мне спокойно кататься на лыжах!" Но я,
конечно сдержался.
обслуживала господина Мозеса, Симонэ и Олаф топтались возле стола с
закусками, хозяин разливал настойку. Дю Барнстокр и чадо отправились на
свои места, а я присоединился к мужчинам. Симонэ зловещим шепотом читал
Олафу лекцию о воздействии эдельвейсовой настойки на человеческие
внутренности. Упоминались: лейкемия, желтуха, рак двенадцатиперстной
кишки. Олаф, добродушно хмыкая, поедал икру. Тут вошла Кайса и принялась
тарахтеть, обращаясь к хозяину:
пойдут. А когда все соберутся, тогда они и придут. Они так и сказали... И
две бутылки пустые...