ривычных ей поцелуев, она невольно отклоняла голову в другую сторону,
старалась избежать его ласк и все же наслаждалась ими.
оттого, что они так далеко забрели. Что о них подумают?
тив другого, лицом к лицу, так близко, что каждый ощущал дыхание друго-
го; и взгляды их встретились - те пристальные, испытующие, острые взгля-
ды, в которых словно сливаются две души. Они искали в глазах друг друга
ту тайну, то непроницаемо сокровенное, что спрятано где-то глубоко; они
пронизывали один другого немым, настойчивым вопросом. Чем они будут друг
для друга? Как пойдет их совместная жизнь? Какую долю радостей, востор-
гов, разочарований принесут они друг другу в пожизненном, нерасторжимом
сообществе, которое зовется браком? И каждому из них показалось, что он
видит другого впервые.
страстным поцелуем, каким еще никогда не целовали ее. Этот поцелуй вон-
зился в нее, проник ей в мозг и кровь; и такое удивительное, неизведан-
ное чувство потрясло ее, что она отчаянно, обеими руками оттолкнула
Жюльена и едва не упала навзничь.
кое-то смущение сковывало присутствующих Только оба священника, мэр да
четыре приглашенных фермера поддерживали грубоватое веселье, обяза-
тельное на свадьбе.
сов около девяти; подали кофе. В первом дворе, под яблонями, начинался
деревенский бал Из раскрытых окон видно было все гулянье. Подвешенные к
ветвям фонарики бросали ярко-зеленые отсветы на листья. Парни и девки
собрались в круг и неистово прыгали, горланя плясовую, которой слабо
вторили две скрипки и кларнет, взгромоздившиеся на большой кухонный
стол, как на эстраду. Временами нескладное крестьянское пенье совсем
заглушало напев инструментов, и тоненькая мелодия, разорванная ревом го-
лосов, казалось, обрывками падала с неба, рассыпалась отдельными нотками
Две служанки непрерывно полоскали стаканы и кружки в лохани и сейчас же,
не вытирая, подставляли их под кран, откуда текла красная струйка вина
или золотистая струйка прозрачного сидра. И разгоряченные танцоры, сте-
пенные старики, вспотевшие девушки толкались, протягивали руки, чтобы
захватить кружку и, запрокинув голову, одним махом влить себе в горло
свой излюбленный напиток.
каждый угощался время от времени. Это здоровое, разгульное веселье под
навесом из освещенных листьев соблазняло унылых господских гостей тоже
пуститься в пляс, напиться из большой пузатой бочки и закусить ломтем
хлеба с маслом и сырой луковицей.
противник гражданской власти, возразил:
и точка.
в простонародных забавах. А потом гости удалились. Барон и баронесса о
чем-то препирались шепотом. Мадам Аделаида, пыхтя больше обычного,
по-видимому, не соглашалась сделать то, чего требовал муж; наконец она
сказала почти вслух:
ватило резким ветром, холодным летним ветром, который уже дышит осенью.
ли они несколько минут. Казалось, он колеблется, смущается. Наконец он
решился.
добало бы выполнить маме, но она отказывается, и мне поневоле приходится
заменить ее. Я не знаю, что тебе известно о житейских делах. Есть тайны,
которые старательно скрывают от детей, в особенности от девушек, чтобы
они сохранили чистоту помыслов, чистоту безупречную, вплоть до того ча-
са, когда мы отдадим их с рук на руки человеку, предназначенному забо-
титься об их счастье. Ему-то и надлежит поднять завесу над сладостным
таинством жизни Но если девушки пребывают в полном неведении, их нередко
оскорбляет грубая действительность, таящаяся за грезами. Страдая не
только душевно, но и телесно, они отказывают супругу в том, что законом
человеческим и законом природы признается за ним как безоговорочное пра-
во. Больше я ничего не могу сказать тебе, родная; одно только помни,
помни твердо: вся ты всецело принадлежишь мужу.
тущая, мучительная тоска навалилась на нее, точно страшное предчувствие.
рыдала на груди Жюльена. Всхлипывания вырывались у нее с таким шумом,
как воздух из кузнечных мехов, а слезы лились, казалось, сразу из глаз,
из носа, изо рта; молодой человек растерянно, неловко поддерживал толс-
туху, которая лежала в его объятиях и заклинала его беречь ее дорогую,
любимую, ненаглядную девочку.
с Жюльеном. Все трое были так смущены, что не могли выдавить из себя ни
слова; мужчины, все еще во фраках, стояли, опустив глаза, мадам Аделаида
полулежала в кресле, глотая последние слезы. Наконец неловкое молчание
стало нестерпимым, и барон заговорил о предстоящем в ближайшие дни путе-
шествии новобрачных.
три ручья. Руки ее не слушались, она не находила ни завязок, ни застежек
и явно была взволнована еще больше своей госпожи. Но Жанна не замечала
слез горничной; ей казалось, будто она вступила в другой мир, попала на
другую планету, разлучилась со всем, что было ей знакомо и дорого. Все в
ее жизни и в сознании словно перевернулось, у нее даже возникла странная
мысль: а любит ли она своего мужа? Он вдруг представился ей чужим, почти
незнакомым человеком. Три месяца назад она не знала о его существовании,
а теперь стала его женой. Почему? Зачем было так стремительно бросаться
в замужество, точно в пропасть, разверстую под ногами?
ладные простыни вызывали легкий озноб, и это еще усиливало ощущение хо-
лода, одиночества, тоски, томившее ее последние два часа.
щемящей болью в сердце ждала она того, о чем догадывалась, на что туман-
но намекал отец, - таинственного посвящения в великую загадку любви.
ли три раза. Она затрепетала, задрожала всем телом и не ответила. Стук
раздался снова, а немного погодя щелкнул замок. Она спрятала голову под
одеяло, как будто к ней забрался вор. По паркету еле слышно проскрипели
башмаки, и вдруг ктото коснулся ее постели.
дела, что Жюльен стоит перед ней и смотрит на нее, улыбаясь.
вид красавца мужчины; и ей стало вдруг ужасно стыдно лежать в постели
перед таким корректным господином.
друг на друга в этот важный, ответственный час, от которого зависит суп-
ружеское счастье целой жизни.
единке, сколько гибкости, самообладания, сколько умелой нежности надо
проявить, чтобы ничем не оскорбить чуткую стыдливость, тончайшую
чувствительность девственной, вскормленной мечтами души.
кроватью, точно перед алтарем, прошептал еле слышно, как будто вздохнул:
кружев голову и улыбнулась ему:
помехой голосом спросил: