ли весело, как осы, что, жужжа, облетят раз десять вокруг тарелки, пока
не усядутся спокойно. Но им спокойно не сиделось...
данно отнимают сладкое. И сказала:
лось...
кую.
ним.
нии. И преспокойно объяснила, что ее друг уехал на два-три дня домой, в
провинцию.
помнила, что еще накануне утром решила осудить ее за безнравственность.
Все вопросы нравственности были забыты. Она думала об одном: "Сегодня
вечером его не будет".
то собралась танцевать, и воскликнула, состроив забавную рожицу:
сетитель, сказала:
шумный рой ветрениц. Девушки болтали без умолку, украдкой поглядывая по
сторонам, шли семенящей походкой, поправляя прическу перед карманным
зеркальцем и у витрин, то и дело оборачиваясь, и их любопытные, живые
глаза, обведенные синевой, впивались в Аннету, - отошли чуть подальше,
семеня, украдкой поглядывая по сторонам, болтая без умолку, и снова
обернулись - поглядеть на Сильвию обнимавшую Аннету. И Аннете стало неп-
риятно: она поняла, что Сильвия обо всем разболтала.
росилась. А чтобы тетка не "охала" и не "ахала", решено было по дороге,
что Сильвия будет представлена как подруга. Впрочем, это ничуть не поме-
шало Сильвии после обеда, когда престарелая дама, покоренная ласковой
плутовкой, удалялась к себе, как бы в шутку сказать ей: "тетя".
идут мелкими шажками, вдыхая пряный аромат, который льют цветы на склоне
знойного дня. Из душ, подобно аромату цветов, изливались тайны. В этот
раз Сильвия отвечала на вопросы Аннеты, не очень скрытничая. Она расска-
зывала о своей жизни с самого детства; и прежде всего - об отце. Теперь
они говорили о нем, не стесняясь, не ревнуя друг к другу; он принадлежал
им обеим, и они говорили о нем со снисходительной, чуть иронической
улыбкой, - как о большом ребенке, забавном, обаятельном, несерьезном, не
очень благонравном (все мужчины такие!)... На него они не сердились...
она, когда была маленькой, сидела под прилавком, среди разбросанных цве-
тов, слушая, о чем болтает мать с покупателями, и как первые ее грезы
переплетались с укладом жизни в Париже, затем о смерти Дельфины (Сильвии
было тогда тринадцать лет), о годах учения у портнихи, подруги матери,
приютившей ее, о том, как через год умерла ее покровительница, здоровье
которой износилось в работе (в Париже изнашиваются быстро!), и о том, в
каких только не пришлось ей побывать передрягах. Она описывала свои
злоключения и горькие испытания с веселой усмешкой, в уморительных то-
нах. Мимоходом давала меткие определения людям, дополняя рассказ ка-
ким-нибудь штрихом, черточкой, словцом, гримаской. Рассказывала она не
все - жизнь научила ее многому, - кое о чем умалчивала, кое о чем, быть
может, ей было неприятно вспоминать. Зато она подробно рассказала о сво-
ем друге - последнем друге. (Были, вероятно, и другие страницы в ее жиз-
ни - она их утаила.) Он - студент-медик; встретились они на балу в их
квартале (она готова была отказаться от обеда, лишь бы потанцевать!). Не
очень красив, но премил, высокий брюнет, смеющиеся глаза с прищуром,
раздувающиеся ноздри, как у породистого пса, веселый, сердечный... Она
описывала его без всякого воодушевления, но с симпатией, хвалила его
достоинства, подшучивала над ним, довольная своим выбором. Сама себя
прерывала, смеялась при иных воспоминаниях, - и о которых рассказывала,
и о которых умалчивала. Аннета превратилась в слух, примолкла, - ее и
смущало и интересовало все это; порой она робко вставляла несколько
слов. Сильвия рассказывая, одной рукой держала ее руку, а другой ласково
перебирала ее пальцы, словно четки. Она понимала, что Аннета смущена, ей
это нравилось, и она забавлялась смущением сестры.
не видели друг друга. Сильвия - настоящий бесенок - воспользовалась этим
и поведала о чуточку легкомысленных и очень нежных сценках, чтобы окон-
чательно смутить старшую сестру. Аннета догадалась о ее хитрости; она не
знала, улыбаться ли, бранить ли сестру; хотелось побранить, но сестричка
была уж очень мила! Ее голосок звучал так весело - право, ничего пороч-
ного не было в ее жизнерадостности! Аннета с трудом переводила дыхание,
стараясь не показать, в какое смятение повергли ее любовные истории
Сильвии. А Сильвия, чувствуя, как дрожат от волнения пальцы сестры,
умолкла, очень довольная этим, придумывая новую каверзу; наклонилась к
Аннете и вполголоса, как ни в чем не бывало, спросила, нет ли у нее дру-
га. Аннета вздрогнула (она этого не ожидала) и покраснела. Проница-
тельные глаза Сильвии старались разглядеть ее лицо, защищенное темнотой,
но ничего не было видно: наконец она провела пальцами по щеке Аннеты и
сказала, заливаясь смехом:
релись еще жарче. Сильвия бросилась ей на шею.
смешная! Не сердись на меня! Ведь я хохотунья! Очень я люблю тебя! Ну,
полюби хоть капельку свою Сильвию! В ней хорошего мало. Но какая есть,
такая есть, и вся твоя. Сестричка. Птичка моя! Дай я поцелую твой клю-
вик, сердечко мое!..
отбивалась и говорила тоном знатока:
прикрыла ей рот рукой.
лась слушать ее, глядя на прозрачную полоску сумеречного неба, прорезан-
ного ветвями деревьев, на лицо Аннеты, которая, склонившись к ней, о
чем-то тихо говорила.
том полном счастье, которое выпало на ее долю в юности, в ее уединении,
о заре жизни маленькой Дианы, пылкой, но не смущаемой страстями, которая
имеет все, чего ни пожелает, ибо все, чего бы она ни пожелала сегодня,
завтра же осуществляется. И она так уверена в грядущем дне, что заранее
упивается его медвяным ароматом и не торопится срывать цветы.
ев полных нектаром грез. Она говорила о той душевной близости, о всепог-
лощающей нежности, которые так роднили ее с отцом. И, странное дело,
рассказывая о себе, она открывала себя: до сих пор ей не доводилось ана-
лизировать прошлое! И от этого она иногда терялась. Порой она прерывала
рассказ: ей трудно было высказать мысли словами, порой она высказывала
их взволнованно, горячо, образно. Сильвия не все понимала, ей было за-
бавно, она слушала рассеянно, но следила за выражением лица сестры, за
ее движениями, за интонацией.
второй семье отца, существование которой он от нее утаил, и о том, как
она была потрясена, обнаружив, что у нее есть соперница, есть сестра.
Она говорила горячо, откровенно и не умолчала даже о том, чего стыди-
лась; вся страстность ее проснулась, как только она вспомнила, и она
сказала:
умолкла, пораженная звуком своего голоса. Сильвия, взволнованная гораздо
меньше, но очень заинтересованная, почувствовала, как под ее щекой дро-
жит рука Аннеты, и подумала:
думала:
новатой старшей сестре - конечно, уважение насмешливое, но полное беско-
нечной нежности, и она ласково потерлась щекой о родную ладонь...
овладело ею целиком, несмотря на внутреннее ее сопротивление, и когда
она впервые увидела Сильвию. Но здесь прямота ее не совладала с сердеч-
ным волнением. Она попробовала продолжать, умолкла и, отказавшись от по-
пыток, сказала: