слушайта! Дак в то же лето пришел. Довмонт к плесковичам, и приняли его
честью, и тоже окрестился во Плескове и на тую же Литву на поганую ратью
пошел со плесковичами! Так Ярославу забедно стало, привел полки низовские:
<Хощю бо, на Довмонта, Плескову!> Было?!
нами не уведавшись, ехать во Плесков...
Сбыславич с ратью и с Довмонтом, с плесковичами, ходил на Литву. Много
повоевали и приехали вси здоровы. Да вот Якун был на той рати!
нам, в Новгород...
Новгородом, а Литва его прошала убить.
Ульяния. - Шумите непутем, гостя редкого обидите, Кондрат к нам боле и не
зайдет!
чашу за хозяйку дома.
Орденом совладать. Я как ни сработаю товар, а только как и Олекса его
продаст! Торговлю подорвут, и наше дело тоже скоро захиреет. А от немца
моим замком не закроиссе! Ты, Кондрат, и с Михаилом Федоровичем вот о чем
подумать должон! Здеся об Олександре речь была, так он немцев отгонил, уже
было и Плесков и Копорье заяли... Для Олександра, мужики, русская земля
начиналась тута, от Наровы, а для Ярослава - только во своем Тверском
княжестви!
спасибо и тебе, Ульяния!
жонки, Олекса с Максимом ударились плясать. Кум Яков упился, запел не в
лад богородицын канон, упал наконец на стол головой. Мигнул Олекса, кума
подняли, отвели в покой - отсыпаться. Якун, и тот сбросил важность,
расстегнул свой зипун, не гнущийся от обилия золота, прошелся так, что
тряслись братины на столах и плескались вина.
руки.
Танья. Опять пели все вместе. Выходили гости во двор просвежиться,
обтирали снегом потные лица, перешучивались с девками, снова шли в жаркую
горницу. Олекса уж раза два лил холодную воду на затылок, растирался
снегом. Шел, не чуя ног, будто летел качаясь. Домаша встретилась на сенях,
тоже горячая, в полутьме припала на миг, чему-то рассмеялась тихо грудным
голосом.
Олекса, не променяю ни на кого! - убежала.
Мать Ульяния, утомясь, ушла на покой.
тот не пил совсем, встретил хмуро:
понемногу приходил в себя.
давай, скажи - просчитался на железе, не обессудь, и дело с концом.
Я Максимкины дела знаю, дай три гривны ему, а больше - не обессудь!
Кабы ты воском торговал, как Якун, тогда бы еще поверил я.
Что? Не знаю что, а свободные куны не помешают. Обилье тоже запасай,
зайдет Ярослав дороги на Торжок, сядем мы опеть липовую кору глодать.
Ты-то не помнишь, тебя и на свете не было, а я помню, как пропадали с
отцом, как в Русу брели. Я один тогда и остался да Опрося маленька. Да вот
и недужен с той поры. А дружка этого своего, Максимку, не во все посвящай!
Я тебе не скажу, а поопасайсе. Он отца родного подведет, коли ему нать!
Тут, промеж вас, один Страхон умный, тот все понимает, он и Максима
раскусил давно...
брат! Чего я Максимке наобещал? Ну, не три, шесть гривен дам, не боле>.
еще он расторгуетце, да и... с другого-то я топерича, как железо
подорожало в торгу, могу и лихву взять!
Жироха, боярина? - Подумал, пожевал губами. - На что ему железо
занадобилось? Ну, смотри! А лучше бы с Дмитром все докончал, вернее. За
большой прибылью гонишься, все не потеряй, смотри! Прусскую улицу заденешь
с одного конца, другим тебя же в лоб ударит, они все заодно встают, когда
против нас! Это мы грыземся: три векши на четырех купцей разделить не
можем...
улицы замостил, больше с него чего взять! У Мишиничей, Михалковичей,
Гюрятиничей и отцы, и деды, и прадеды в посадниках ходят! Ну, прощай,
пойду!
что я сказал.
локте. - Он тебя, гляди, разденет совсем!
Домашиной запальчивости. - Максимка-то! Да много не дам, эко: пятнадесять
гривен серебра... Шесть дам.
Хозяюшка моя.
как сводничал Гюрятич в отсутствие Олексы, как намекал ей шуточками...
Друг! Хорош друг! Жох долгоносый, кутыра боярская! И не скажешь Олексе, не
поверит! А поверит, еще того хуже... И сказать нельзя.
накопилось за зиму, что требовало глаза и слова хозяина, теперь навалилось
разом.
свесив и передав слитки серебра, понял Олекса, что отдает зря. Гюрятич
тоже знал или чуял нечто и поспешно доставал серебро у кого мог. Было у
Олексы зарыто на черный день, но того трогать не хотелось: мало ли - пожар
или еще что, с чем останутся мать и Домаша? <А верно, придется тронуть! -
размышлял он, уже сердясь на свою уступчивость Максиму. - И, как назло,
всем вдруг занадобилось серебро!>
долгая возня. Опосле с Нездилом возили товар в лавку, и все это никак
нельзя было отложить на потом. К пабедью все ж таки доспел к Дмитру.
прошлогоднего пожара. Жалко выглядели ряды курных клетей, сложенных абы
как, на время. Протаявший снег обнажал слои слежавшегося пепла. Редкие
дома были ставлены на совесть, на года, а у большинства еще громоздились
кучи свежих, по зиме завезенных смолистых бревен. Олекса, озираясь, шагом
проехал по Великой, мимо кожевников, до угла Великой и Кузьмодемьяней
улицы. Здесь помещались бронники, оружейники, секирники, ножевники,
стрельники, лемешники, удники. Всех их объединял приход Кузьмы и Дамиана,
святых покровителей кузнечного дела, и староста братства, Дмитр.