и вниз, и хрустнуло, и татарин исчез, нырнув под копыта скачущего коня, а
кругом уже неслись с жутким монгольским кличем <Хурра!> нижегородские
русичи, врезаясь, как в воду, в нестройную, жидкую, совсем не ожидающую
отпора толпу степных грабителей.
бессчетно устремлялись слитною густою лавой на неровные ряды скачущей
татарской конницы.
отступил, Андрей чуть удивленно и с невольною радостью ловил на себе
восхищенно-преданные взгляды дружины. То, чего не мог добиться годами,
совершилось тут само собою, почти без его воли и участия. Вс° был грек,
книгочий, книжник. А тут, срубивши вонючего степняка, усидев в седле под
посвистом стрел татарских, стал вдруг своим, близким... <Поди, и про то,
что от матери-гречанки, забыли! - думал Андрей, недоумевая. - Как же это
легко! И легко ли? И в чем тайна? В том, что не побоялся вырвать оружие из
ножон? И это все? Все, что надобно?! Не ожидали от князя своего толикой
ратной удали?..>
побыть близ...
проходила на вымотанных конях спасенная нижегородская рать.
радостным колокольным звоном.
завела в горницы, кинулась на шею, замерла, молча вздрагивая, давши волю
слезам.
новгородских ушкуйников, захваченных на Костроме.
отводили на площадь перед ханским дворцом, где двое ордынских катов
загибали связанным русичам головы назад, а третий буднично-просто, точно
резал скот, перерезал каждому горло, а затем, после того как утихал фонтан
человеческой крови и у казненного стекленели глаза, тем же широким
мясницким ножом в два-три удара отсекал голову, отбрасывая ее в сторону
для счета, а тело подручные крючьями отволакивали посторонь. Новгородцы
хрипели, ругались матом напоследях, бились, осатанев, в путах... Иные
просили: <Хошь перед смертью руки развяжи!> Испуганный русский поп,
взглядывая на дюжих татаринов-катов, неловко совал крест к губам
новогородских молодцов, смаргивая, шептал молитву.
Почитай, накануне того дня, когда Темур-Ходжа совершил переворот в Сарае.
С десяток молодцов успели отвести на площадь и казнить, но потом вышла
заминка. Голодные, с пересохшими от жажды ртами (кто бредил, кто хохотал
непутем) новгородцы, истомясь, ждали уже хошь какого конца, лишь бы
скорей!
по-своему и скрывались. Стража все не шла. Наконец, к вечеру уже, в
маленьком, вровень с землею оконце помаячил лик и голос - своего, русича!
- обжег смертников надеждою:
всполошно:
по замку.
друг друга, у кого-то нашелся обломок ножа; скоро освобожденные яро
кинулись на дверь. Затрещало, посыпалась земля. Дверь вынесли с
ободверинами, рванули вверх, ввысь, к свету и жизни.
Какие-то в халатах, с саблями наголо ринулись было впереймы. Ушкуйники,
теряя людей, похватали их голыми руками, рвали горла, грызли зубами - не
спасся ни один. Оборуженные захваченными саблями, звериным чутьем выбирая
дорогу, новогородцы устремили к воде, к спасению. Еще кого-то встречали, с
кем-то бились, уменьшаясь в числе, но зато обрастая оружием, и,
дорвавшись, добежав до берега, пили, пили и пили, икая, храпя, готовые
выпить до дна всю Волгу, и снова шли, и снова бились, зверея, пока
наконец, в сумерках уже, не выбились из беды и не обрели лодью.
спасшийся вместе с другими и раненный напоследях, выдрал татарскую стрелу
из тела, погрозил берегу кулаком. Весла гнулись в руках молодцов. Все еще
верили и не верили, но уже вокруг была и отдаляла от смерти спасительная
опалово-ясная полоса.
Гридя, зажимая рану ладонью, повторил растяжно:
горячее желание мести: татарам ли, суздальцам - все едино кому!
онемелый бок, а другою, сжатым кулаком, грозя в отходящую назад смутным
громозжением клетей, вспыхивающую факельными огнями и воем недобрую
темноту татарской столицы. И чуялось по рыку, по ножевой ярости глаз, что
и в самом деле воротят, досягнут и <тряхнут Волгою> настырные
новогородские удальцы.
отдельных ратных, что возвращались со свежими, кое-как перевязанными
ранами, обкуренные пожаром степной войны, на Руси вызнавалась понемногу
истина произошедшего.
Волги, поставил своего царя, Авдула. Но в Сарае сидел после тройного
убийства ханов Мурут, или Мурад (Тимур-Ходжа, зарезавший отца и брата, был
вскоре зарезан тоже). А в заволжской степи поднял полки, добиваясь
сарайского престола, Кильдибек, племянник убитого Бердибека. Булгары
захватил Булат- (или Пулад-) Темир, перенявший волжский путь, а на
мордовских землях от Бездежа до Наручади засел Тогай, основавший тут свое
княжество. Итак, на месте волжской державы возникло пять улусов, и только
один из них, русский, поддерживал по-прежнему законную власть в Сарае...
думал порою о делах и судьбе брата, которому уступил великое княжение
владимирское. Впрочем, из Орды передавали, что князь Дмитрий жив и скоро
ладит домой.
торговал, и князь правил. И летописец (усилиями покойного родителя в
Нижнем тоже явилось свое летописание и школа изографов, не без нарочитого
талана повторявших греческие образцы), летописец в посконной долгой рубахе
и грубой шерстяной домодельной свите, подвязавший власы гайтаном - не
падали б на глаза, заносил неспешно в тяжелую книгу старинным отчетистым
полууставом горькую повесть тех лет, не ведая, что через века ото всего, о
чем ныне кричат, толкуют, спорят - в избах, на торгу, в боярских теремах и
в хоромах княжеских, - останут только эти вот его скупые слова полетних
записей в кожаной книге с узорными медными застежками дощатого переплета:
традиции считающихся от <сотворения мирза> и до Христа, и тогда ясно
станет, что Хидырь, на коего так полагался суздальский князь, просидел на
престоле всего лишь чуть более года) поидоша в Орду князи русские, и бысть
при них замятня велика в Орде, убиен бысть Хидырь от сына своего Темерь
Хозя, и взмятеся все Царство: сперва посадили Хыдырева сына большого, и
прибыл на царстве две недели, и они его убили, а потом Ардамелика
посадили, и тот царствовал месяц, и оне его убили, и наседе на царство
Мурут, и яшася за нь князи ордыньские. А Мамай, князь ордынский, осилел с
другую сторону Волги, царь бо у него именем Авдуля, а третий царь в то же
время в Орде вста на них, и творяшесь сын царя Чанибека, именем Килдибек,
и тот такоже дивы многи творяше в них. А Болактемирь Болгары взял и ту
пребываше, отнял бо волжскы путь. А иной князь ордыньскый, Тагай бе имя
ему, и от Бездежа и Наручадь, ту страну отнял себе и ту живяше и
пребываше. Гладу же в них велику належащу и замятню мнозе и нестроению
надолзе пребывающу и не престающе друг на друга восстающе и крамолующе, и
воююще межи собою, ратящеся и убивающеся>...
Дионисия Орда тут выглядела совсем уж немощной, когда в покой зашел
знаменитый игумен. Благословив князя, сел в резное кресло. Требовательным
взором оглядел Андрея.
помолчал. - Иные дивы творят, почто не взял великое княжение в руце своя?
- И, не давая возразить Андрею, докончил: - Аз же, недостойный, реку:
почто не поведешь русичей ныне, когда погибельное раздрасие одолило
язычников, почто не поведешь на Орду? Тебе реку, - возвысил голос пастырь,
- не брату твоему! Ушкуйники Великого Нова Города дерзают брать города
бесерменские, а вы? Вы, коим надлежит возглавить и повести к одолению на
враги и возвысить Русь, воротив ей прежнюю, древлекиевскую славу?!
Ильин Андрей
Каргалов Вадим
Маркелов Олег
Посняков Андрей
Корнев Павел
Сертаков Виталий