под колдовское очарование белой ночи знакомая песня, древняя, как избяное,
до боли, до сердечной тоски любимое Поморье. И эта песня неотвязно стала в
голове, как наваждение, как вещий сон, как призрачная, полуночная даль:
и проступающие вдали лесистые островки.
облака, и ранняя чайка над горизонтом вспыхнула ярым золотом.
вода "сполнится", то есть дойдет до того уровня, после которого суждено ей
медленно отходить на убыль в море.
проскочить остров Марков. Пусть ставят не мешкая.
отвернувшись, сказал раздельно и ясно:
кормщик приближался к самому сокровенному, самому желанному, так долго
ожидаемому. В голове переводчика мелькнула догадка, пока еще неясная.
Лейтенант и шкипер не заметили волнения переводчика. Шкипер повторял
незнакомое слово:
переводчика.
непроницаемо спокойно, и это спокойствие передалось и шведу.
шведам неправду: на языке поморов "маниха" означает небольшой промежуток
времени в конце прилива, когда вода "кротчает" и идет на убыль, для того
чтобы через полчаса достичь наивысшего уровня. Необъяснимое, таинственное
явление природы!
лоцманами. По интонации голоса Рябова переводчик догадался, что кормщик
задумал что-то такое, от чего шведам придется солоно.
в кильватер, повторяя каждый маневр головного.
лодка-карбас. Солдаты в нем сидели, зажав меж колен мушкеты. Из-под руки
смотрел на фрегат находившийся в носу офицер. С борта шведского судна
закричали привычное:
и схватить его! Теперь бы в самый раз крикнуть зычно, изо всей мочи:
"Братцы! Это шведы! Лупи их!" Но нельзя.
хранил выдержку, что стоило ему немалого труда.
приблизился к фрегату, и на нем закричали:
в бешенстве стукнул кулаком по кромке фальшборта. Планшир, казалось, от
удара прогнулся. Лейтенант, не выдержав, выхватил пистолет, выстрелил в
людей на карбасе. В ответ оттуда грянул мушкетный залп. Капитан Эрикссон
схватился за грудь, рухнул на палубу. Лейтенант кинулся к нему, но, вспомнив
о Рябове, метнулся на мостик. Иван говорил рулевому, напряженно и горячо
дыша ему в затылок:
мореного дуба. Рябов еще раз сказал: - Лево! Не зевай!
фрегата. Рябов оттолкнул рулевого, и тот растерянно передал ему штурвал.
Лейтенант не сразу сообразил, почему русский лоцман оттолкнул его матроса, а
когда догадался, было уже поздно. На всем ходу фрегат врезался килем в
отмель, и все, кто был на палубе, от неожиданности чуть не упали. Яхта,
вырвавшаяся вперед, тоже ткнулась днищем в тяжелый, слежавшийся двинской
песок.
твое золотишко, чужеземец? Плати за лихую работу!
ему ругательства, топча ногами русского вожу.
кинулись к боевым портам.
рявкнула русская мортира, и ядро, перелетев через фрегат, шлепнулось в воду.
Следом за этим выстрелом раздался пока еще не дружный залп батареи. На
фрегате затрещали палубные надстройки. Фок-мачта вздрогнула, как
подрубленное дерево, и рухнула, придавив нечаянно подвернувшегося под нее
солдата. Вконец растерянный рулевой, вобрав голову в плечи, снова вцепился в
рукоятки штурвала, теперь уже бесполезного, ненужного. Разъяренный лейтенант
подбежал к нему, ударил его, и рулевой кинулся по трапу вниз.
взглядами ратных людей. Иевлев, весь подавшись вперед, касаясь выпуклым
животом каменной кладки, смотрел с огневой позиции в недостроенной башне на
неприятельские корабли. Он видел, как головной фрегат со всего хода вдруг
остановился, замер. Чуть позади, дав крен на левый борт, стала, будто
споткнувшись, яхта. Третий корабль предусмотрительно остался позади. С него
из всех орудий левого борта открыли огонь.
мушкетные выстрелы. Карбас Животовского, вышедший на "голландский" флаг
разведать, что за гости пожаловали, накренясь на один борт и этим
прикрываясь от пуль, убегал от шведских кораблей. Порты фрегата опять
огрызнулись огнем из своих орудий, мстя за смерть капитана, и Животов-скому
с его командой пришлось туго. Гребцы взмахивали веслами часто и сильно.
Из-за крена грести было очень неудобно. Вдогонку карбасу кинулись две
шведских шлюпки с солдатами.
ядра. Тотчас открыли стрельбу и другие батареи острова.
сразу отразить огнем наскок: три солдата, писарь и двое работных людей
лежали убитыми, мешая развернуться остальным. Шрапнелью были ранены и
сержант, и сам Животовский. Шведы, налетев на карбас с двух сторон, вырвали
у растерявшихся солдат знамя и барабан и хотели потопить русских. Но солдаты
опомнились, взялись за мушкеты. Прогремел нестройный залп. Шведы, сообразив,
что дело может обернуться плохо - стрельба береговых батарей усилилась, -
повернули к своим судам, оказавшимся в бедственном положении.
помогли выйти раненым. Животовский пошатывался от потери крови. К нему
подскочили двое работных людей, перевязали руку.
побежали от берега прочь. Иевлев, увидев панику, кинулся за ними следом,
крича:
опаской, виновато. У того треуголка чудом держалась на голове. Букли парика
растрепались.
испугались, кой на мели сидит? Хуже баб! Срам! А ну, за мно-о-ой! - Он вынул
шпагу и кинулся обратно к крепости.
топорами, не раз выручавшими в лихой беде. Мужики, получив оружие,
почувствовали себя воинскими людьми: придут на берег шведы - будет чем
встретить.
пушек. Бомбардир Павлушка Сухих - низкорослый, русоволосый, с длинными
крепкими ручищами, - подхватив из кучи ядро, подкидывал его на руках,
приговаривая: