развеваясь, медленно шел вверх, к ноку гафеля. В это время винтовки брались
"на-краул", все офицеры и команда снимали фуражки, горнисты и барабанщики
играли "поход", унтер-офицеры протяжной трелью свистали в дудки, а баковый
вахтенный отбивал восемь склянок. С флагманских кораблей доносилась музыка
духового оркестра.
специальностям. Это продолжалось два с половиной часа, пока с мостика не
возвестили:
блестящую никелированную миску он налил супу, подкрасил его
янтарного жира, заправил сметаной, занятой у офицерского повара, и положил в
него лучшее мясо, нарезанное ровными кусочками. Хотя такая пища была взята
из общего котла, но она очень отличалась от той, что давали матросам. Когда
на никелированный поднос были поставлены миска с супом, тарелка с ломтиками
хлеба, солоничка с солью, положены ложка и салфетка, кок спешно стал
переодеваться в белый фартук и такой же колпак. Ровно через пятнадцать минут
в камбуз заглянул старший боцман Саем и спросил:
сопровождаемый боцманом, направился на передний мостик. Взволнованный, он
шагал медленной поступью, с таким торжественным видом, точно нес священные
дары. Боцман, подняв руку к козырьку, доложил вахтенному начальнику,
лейтенанту Павлинову:
к Сидорову, отрапортовал:
старшего офицера, принялся за пробу. Ел неторопливо, со вкусом, долго.
глядя на главу судна, отдавали ему честь. К этому времени на судне у каждого
человека желудок требовал пищи. А в данном случае взбудораженный аппетит
давал чувствовать себя еще больше. Сидоров на своем усатом лице выразил один
вопрос - останется ли для него суп или нет? Лейтенант Павлинов, этот
здоровенный мужчина, стиснул челюсти; вздрагивали ноздри его породистого
носа. Кондуктор Саем подался туловищем немного вперед и, выкатив глаза,
смотрел на командира, словно удав на свою жертву.
сказал ласково:
вынесли из ахтерлюка на верхнюю палубу две ендовы с вином: одна для нечетных
номеров, другая для четных. В одиннадцать часов вахтенный
распорядился:
матросов, гремя железными укреплениями, спускали на палубах подвесные столы,
другие, схватив медные баки, мчались к камбузу, третьи, те, что любили
выпить, спешили к той или другой ендове, выстраиваясь в очередь. На каждого
полагалось полчарки водки, а еще полчарки вечером - перед ужином.
четырех тысяч.
у нас хранился запас свежего мяса. Полагалось его по три четверти фунта на
каждого человека в день. Флотский суп с большим количеством капусты,
картошки, свеклы, моркови, луку, приправленный подбелкой из пшеничной муки,
красным стручковым перцем, был густ и наварист. Тут нельзя было зевать ни
одной минуты, если только не хочешь остаться голодным. Жадность к пище одних
заражала других. Около каждого бака проворно мелькали десять ложек, совершая
воздушные рейсы от супа ко рту и обратно, и одновременно работали, звучно
чавкая, десять пар человеческих челюстей. Глаза, загораясь животной страстью
разыгравшегося аппетита, напряженно смотрели на середину стола, туда, откуда
било в нос приятно раздражающим запахом.
производили такое впечатление, как будто они выполняли непосильную работу.
на чай.
смотрел вперед, туда, где обозначились песчаные берега. За ними, немного
отступив от моря, густо раскинулся лес, покачиваясь от ветра, словно тяжко
взбираясь на возвышение. По мере нашего приближения выплывали из туманной
мглы здания порта-Александра III, фабричные трубы, огромный элеватор.
в довольно просторном аванпорте. Ушедшие вперед миноносцы стояли уже здесь.
материалом и свежей провизией. На некоторых судах даже ночью не прекращалась
работа, производимая при ярком свете дуговых ламп. Погода стояла холодная и
бурная. Море ревело, перебрасывая волны через каменный мол. Водная ширь
сузилась, нахлобученная тучами, словно лохматой папахой.
достраивался. Со временем он должен будет заменить собою Кронштадт и стать
первым портом на Балтийском море и главной базой нашего флота. А пока
большое оживление было лишь в Коммерческой гавани. Не замерзая зимою, она
работала круглый год. Вот почему со всех концов России катились вагоны в
Либаву, подвозя сюда экспортные товары: хлеб, масло, жмыхи. А отсюда сотни
пароходов под флагами разных наций, наполнив грузом трюмы, расходились по
иностранным портам.
просматривать приказы командующего. В одном из них, в N 4, был объявлен
список штабных чинов, среди которых я встретил знакомую фамилию. Это был
капитан 2-го ранга Курош, зачисленный в штаб в качестве флагманского
артиллериста. Какое счастье было и для меня и для других матросов, что ни
Рожественский, ни Курош не находятся на нашем судне! С этими лицами я
проплавал три кампании на крейсере "Минин", и об этом времени у меня
осталось самое безотрадное воспоминание.
старшего офицера. Ростом выше среднего, вытянутый, он был сух и жилист.
хищное, с глазами настороженной рыси. Полсотни офицеров не могли бы
причинить столько горя матросам, сколько причинял им этот один человек.
водкой. В пьяном состоянии он начинал плакать, распуская слюни, и лез к
нижним чинам целоваться. Некоторым давал деньги - от рубля и больше.
такой подлец. Мне тошно жить на свете. Я не дождусь того дня, когда вы
разорвете меня в клочья...
чтобы он собственноручно не избил пятнадцать - двадцать человек из команды.
Это было для него своего рода спортом. Провинившегося матроса он долго
ругал, постепенно повышая голос, как бы накаляя себя. А потом закидывал руки
за спину, и это был верный признак того, что сейчас же начнется расправа.
Так поступал он всегда. Долгое время я не понимал этого приема. Матросы
пояснили мне. Оказалось, на пальце правой руки он носил перстень с
драгоценным камнем. Закинув руки назад,
настолько, чтобы можно было зажать в кулак драгоценный камень:
удары.
фантазии.
завтрака с просьбой:
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Акунин Борис
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Афанасьев Роман