Чтение 10–й страницы книги ~Богатство~

ясачные кладовые. При этом даже зажмурился - горы лежали перед ним, горы
мягкой и волшебной красоты, которые собрала пушистая и нежная Камчатка! Он
снова закрыл двери и засургучил их печатью.

- Я думаю, пора начинать, - сказал Соломин.

С улицы грянул выстрел, и через минуту в канцелярию вломился толстый
немец - из числа наезжих скупщиков пушнины. Он требовал привлечь к суду
местного жителя Егоршина, который безо всякой на то причины сейчас застрелил
его собаку.

- Прекрасного породистого доберман-пинчера!

- Не кричите, - осадил немца Соломин, - причины к убийству вашей собаки
вполне законны. Завоз любых собак на Камчатку, карается большим денежным
штрафом, и я вас оштрафую, ибо ваш прекрасный доберман мог испортить породу
камчадалок.

Немец счел, что над ним издеваются.

- Мой доберман-пинчер имел в Берлине три золотые медали, его на
выставке собак изволил приласкать сам кайзер, и как же он мог испортить
ваших паршивых дворняжек?

Соломин растолковал, что камчадалки (хотя хвосты у них и закручены в
крендель) вовсе не дворняжки. Это собаки, порода которых сложилась в суровых
условиях служения человеку, и они способны покрыть в сутки расстояние до 120
миль, получив за этот адский труд лишь кусок юколы, а медальный
доберман-пинчер, если его поставить в нарты, сдох бы сразу!

После чего Соломин повернулся к Блинову:

- Составьте протокол и оштрафуйте этого господина, доберман-пинчер
которого был недостоин даже того, чтобы понюхать под хвостом у самой
последней камчатской сучки...

А перед самым открытием аукциона он решил нанести удар по винной
торговле - по самому больному месту.

Согласно законодательству Российской империи, завоз спирта на Камчатку,
как страну "инородческую", был неукоснительно запрещен. Наяву же здесь
протекали хмельные реки. Спирт завозился из Америки, и Соломин не имел права
выпустить его на землю (хотя он чуял, что тут не обошлось без Камчатского
торгово-промыслового общества). На складах Петропавловска обнаружились
колоссальные запасы алкоголя в самых различных вместимостях - от мизерных
"сосок" (то есть соток) вплоть до необъятных бочек. А перед главным кабаком
Петропавловска площадь была вымощена пустыми бутылками. Несколько поколений
виноторговцев закапывали бутылки донышками кверху - образовалась
уникальнейшая мостовая, какой не было нигде в мире. Сейчас поверх этого
"паркета" лежал в блаженстве все тот же отставной чинодрал Неякин, которого
давно устали ждать судьи Владивостока.

Соломин велел оттащить Неякина в карцер.

- Конечно, где ж ему уехать с Камчатки? Он не только пароход, но и
царствие небесное проспит...

Вместе с урядником Соломин обошел лавки города и отобрал у продавцов
патенты на винную торговлю, о чем сразу же оповестил начальство. В условиях
абсолютной трезвости открылся пушной аукцион... Мишка Сотенный тишком
спросил:

- А вы прежде с Расстригиным-то столковались?

- О чем толковать мне с ним?

- Неужто даже товар нашим не показали?

- Увидят его лишь сейчас...

В этом и заключалась его стратагема. А вести аукцион Соломин упросил
школьного учителя, и тот согласился.

- С меня - как с гуся вода, - сказал он, бесстрашно раскладывая на
столе серебристых соболей и седых бобров.

Торг проходил в пустых классах школы, где расставили скамейки для
публики. В самый последний момент Соломин был ошарашен непониманием двух
слов местного диалекта.

- Учтите, - сказал ему учитель, - здесь не только хвост, здесь
продается и головка.

Оказывается, хвост - это худшие сорта пушнины, которая всегда
выставлялась на аукцион, а головка - лучшие сорта, которые раньше камчатские
начальники позволяли продавать подпольно, за что и получали с купцов
солидное вознаграждение. Но теперь этот фокус не прошел, и Соломин видел
алчное беспокойство в рядах местных скупщиков и перекупщиков, он даже
слышал, как Расстригин, обернувшись, сказал кому-то в публике:

- Ой, нехорошо все это... не по-божески!

Соломин заранее предупредил учителя, чтобы тот, ведя азартную игру
аукциона, нарочно взвинчивал цены. Американцу же, приехавшему за шубой для
жены, Андрей Петрович шепнул:

- Шуба вам будет. Вы только не кидайтесь в споры, а переждите, когда
страсти поутихнут...

- Кто это такой? - спросил Соломина урядник.

- Небогатый человек и, кажется, порядочный. Ему не меха нужны, одна
шуба. Наберет на манто и уедет... пускай!

Учитель растряс в руках дивную чернобурку - такой красоты, что
иностранцы издали стон, а представитель одной бельгийской фирмы начал
нетерпеливо елозить ногами по полу.

- Кошка дохлая, - послышался басок Расстригина.

- Нашли, что показывать! - поддержали его прихлебатели. - Этой-то
шкуркой в сенях мусор мести...

Все было так, как и предвидел Соломин, перехвативший инициативу торга в
казенные руки. А лисица полыхала дивным смоляным огнем волшебного
подшерстка.

- Убей меня бог, даже червонца жаль за такую падлу! - кричал
Расстригин, тряся потными кудрями.

Но жажда местной наживы заглушалась жаждой наживы более широкой - уже
международной, и заезжие иностранцы, увидев в этом году такой великолепный
товар, стали круто поднимать ставки. Неумолимо, разрушая все козни
спекулянтов, стучал молоток в руке вдохновенного педагога:

- Восемьдесят - раз... Кто больше? Девяносто - раз, девяносто - два,
девяносто...

Соломин демонстративно выхватил бумажник, хлестнул по столу двумя
сотенными "екатеринками".

- Двести! - выкрикнул он, поднимая цену выше.

Карагинская чернобурка пошла с молотка за 220 рублей, и Соломин сложил
свои деньги обратно в бумажник. Иногда за редкие экземпляры цены взбегали до
300 рублей и даже выше. Соломина нисколько не смущало, что меха Камчатки
попадали в руки иностранцев, - торг есть торг, и в нем существенна только
прибыль. Но теперь, когда Расстригин и Папа-Попадаки были выбиты из игры,
денежная прибыль, минуя их кошельки, поступала в кубышку инородческого
капитала Камчатского уезда.

Конечно, стерпеть этого купцы не могли.

- Мы ж не какие-нибудь - православные! - бросил Расстригин в лицо
Соломину и ринулся к двери, увлекая за собою на улицу и всех остальных
перекупщиков.

- Продолжайте, - велел Соломин учителю. В окно он проследил, как
Расстригин, размахивая руками, уводил приятелей в ближайший кабак. Но через
минуту выскочили оттуда словно ошпаренные. Вином больше не торговали, и это
привело камчатских крезов в ярость. Большой толпой они проплыли мимо школы.
Блинов под азартные вопли аукционеров сказал:

- Вы даже не знаете, сколько обрели врагов.

- Я знаю, что их много, - ответил Соломин.

К нему протиснулся пожать руку знакомый янки.

- Моя жена будет очень довольна, - сказал он, вскидывая на плечо
громадный, но почти невесомый мешок с соболями.

- Я очень рад за вас, - улыбнулся Соломин.

Он был рад, что может избавить жителей Камчатки от грабежа, который
давно уже стал традицией.

Теперь пора подвести итоги: продажа ясачной пушнины с торгов дала
прибыли 17 000 рублей. Блинов даже ахнул:

- Матушки! В шесть раз больше обычной выручки.

Соломин сразу же велел произвести из этих денег оплату инородцам
налоговой повинности, а остальные деньги тут же переправил во Владивосток на
имя губернатора - с реестром товаров, необходимых для жизни тех же
инородцев. Петропавловск зажил нервной и судорожной жизнью, купцы всюду
жаловались:

- Все было у нас на ять, а теперь никто не знает, что будет, господи!
Хвост обче с головкой куда-то за океан сбагрили, а нас обидели, будто мы
нехристи какие.

Скупщиков поддерживали виноторговцы:

- Живи сам, но не мешай и другим. Не ради себя и стараемся. Нам бы тока
народец не заскучал. Рази ж не так?

- Золотые твои слова, Тимоха Акимыч!

Немало волновались и камчатские пьяницы:

- Что же нам теперь? Так и будем сидеть трезвыми?..

Расстригин навестил Папу-Попадаки.

- Вот что, Пала, - сказал он ему, вышибая пробку из бутылки с ромом, -
ты, хоша и греческий, а все же дворянин, а потому сам понимаешь... надо
писать донос! Крой этого Соломина так, чтобы во Владивостоке чесаться
начали. Да прежде покажи донос Трушину, чтобы он занятые расставил.

Вечером видели Папу-Попадаки, который двигался по улице в сторону
кладбища, имея в руке вилку с надетым на нее куском балыка. Вид у него был
весьма обалделый. "Бобровый король" с балыком на вилке скрылся среди
могильных крестов, где, надо полагать, искал творческого вдохновения.

До расстановки запятых было не так уж далеко.
ПЕРВЫЕ ТОЛЧКИ

Среди примечательных строений Петропавловска выделялся дом старого
купца Плакучего - в два этажа, крытый железом. Внизу жил он сам с
семейством, а наверху располагался трактир с четырьмя столиками для