на голых шеях. Хищно, восторженно и неожиданно вскрикивали в мертвой ти-
шине крепкоклювые, горбоносые попугаи, - радужные, рубиново-синие, золо-
тые и зеленые. И тогда сад казался Эдемом, заповедным приютом блаженства
и "незнания". Но, снедаемый жаждой знания, жаждой запретного, я ходил от
решетки к решетке змеиных клеток. Ужас и отвращение вселяла ленивая, ши-
роколобая, пучеглазая "капская гадюка", лежащая толстым ярко-соломенным
жгутом в темных подковках. Свившись в палевую спираль, отливавшую голу-
бым пеплом, неподвижно смотрела в пространство круглоглазая, с яйцевид-
ной головкой Гайя, неотразимо-смертоносная покровительница всего древне-
го Египта, - символ величия и власти, уреус на царских митрах, жгут, об-
вивающий крылатую эмблему Гора, "ара", стократ изображенная над входами
храмов...
белыми пустыми улицами. Небо было тускло, дул жгучий пыльный ветер. То
был вестник самого бога Сета. И дышал он, пламенный, над страною могил
от первородных чад ее с таинственного и грозного Юга, - оттуда, "где бог
в своем лучезарном течении покрывает кожу людей мрачным блеском сажи и,
иссушая, курчавит их волосы".
рах юбкой, с буро-сизыми, облитыми потом лицами, с выкаченными кровавыми
белками, в фесках на затылок орут и мечут в барки все, что попадает под
руку. Градом летят туда чемоданы, срываются с трапов люди. Срываюсь и я.
Барка полным-полна кричащими арабами, евреями и русскими.
леньким. Мала и Яффа. До нее еще далеко, но воздух так чист, а восточные
контуры ее кубических домиков, среди которых то там, то тут метелкой
торчит пальма, так четки и просты. Уступами громоздится этот каменный,
цвета банана, городок на обрывистом прибрежье. От рейда его отделяет
длинная гряда рифов. За ними, у береговых отмелей, шелком сияют обвисшие
паруса на высоких, тонких мачтах лодок. Их больше всего возле северной
отмели, где когда-то был Водоем Луны, финикийская гавань. С севера к Яф-
фе подступает золотисто-синяя от воздуха и солнца Саронская долина. С
юга - желто-серые филистимские пески. На востоке - знойно-голубой мираж
Иудеи. Там, за горами, - Иерусалим.
выми, мокрыми и нестерпимо блестящими на солнце глыбами. На пристани са-
раи - таможни. По гладким каменным уступам, в тени звонких переулочков
поднимаемся к базару. О Стамбуле напоминает в первую минуту запах гнию-
щих апельсинов и укропа, смешанный с чадом восточной кухни. Но нет, даже
в самых глухих закоулках Стамбула нет плит, столь выбитых и отшлифован-
ных копытами и туфлями, и такой толпы - таких грубых одежд, такого жест-
кого загара и таких гортанных криков! Вот базар с мокрым фонтаном, с во-
доносами под бурдюками и кувшинами, с верблюдами и собаками, с грудами
фруктов и зелени, с кофейнями и лавчонками в крытых полутемных рядах...
Да, тут все старее, восточнее. И небо над базаром ярче, и зной не тот. А
какие дряхлые хананеи с красными кроличьими глазами меняют в сумраке ря-
дов бешлыки на лепты и пиастры!
усеянных огненной россыпью плодов. Запыленные ограды из кактусов в жел-
том цвету делят эти сады. Между оградами, по песчано-каменистым тропин-
кам, медленно струится меланхолический звон бубенчиков - тянется караван
верблюдов. Где-то журчит по канальчикам вода - под однотонный скрип ко-
лес, качающих ее из цистерн. Этот ветхозаветный скрип волнует. Но еще
больше волнует сама Яффа. Эти темные лавчонки, где тысячу лет торгуют
все одним и тем же - хлебом, жареной рыбой, уздечками, серебряными
кольцами, связками чесноку, шафраном, бобами; эти черные, курчаво-седые
старики-семиты с обнаженными бурыми грудями, в своих пегих хламидах и
бедуинских платках; эти измаилитянки в черно-синих рубахах, идущие гор-
дой и легкой походкой с огромными кувшинами на плечах; эти нищие, хро-
мые, слепые и увечные на каждом шагу - вот она, подлинная Палестина
древних варваров, земных дней Христа!
салиму. Пустынный путь! Нарциссы долины, из-за легендарного плодородия
которой было пролито столько крови, теперь начинают выпахивать. Иудея
опять понемногу заселяется своими прежними хозяевами, страстно мечтающи-
ми о возврате дней Давида. Но цветов еще много, слишком много. Всюду
мак, мак и мак: щедро усеял он эти пашни и нивы своими огненными лепест-
ками.
ло, сладкий аромат цветущих олив, хлебов и горячей земли веет в окна ко-
ротенького поезда, раз в сутки пробегающего по долине и горам к Иеруса-
лиму. Он идет по волнистым полям, среди ржавых пашней и зеленых посевов,
то и дело встречает вереницы верблюдов, стада черных коз и серых овец,
кучками толпящихся то там, то здесь под охраной полудиких пастухов и со-
бак, похожих на шакалов.
рик с большой серо-сизой бородой.
ющих под ярко-синим небом среди финиковых пальм и кипарисов, - почва
становится еще суше, еще кремнистое и волнистей, а хлеба еще слабее и
жиже. Начинается подъем, - до самого Иерусалима. Уже виден впереди серый
камень, синь впадин и ущелий. Поезд медленно выбивает такт короткими
вздохами, свистки его делаются гулки и звонки, путь извилистей; мы гля-
дим на небо уже из какой-то голой, каменистой котловины. И вот котловины
начинают сменяться котловинами, ущелья ущельями... Иногда они оживляются
сожженной зноем зеленью деревьев, растущих на их кремнистых ложах, или
пелазгическими останками хананейских укреплений на куполообразных верши-
нах; иногда овцами, рассыпанными по сухим обрывам, среди голышей в лиша-
ях и колючках; или рядами каменных оградок, - следами террас, на которых
спокон веку разводили здесь сады и виноградники... Только где же те
"бездны", которыми будто бы поражают Иудейские горы? Где высоты, что
будто бы "еще дышат величием Иеговы и ужасами смерти"?
нимаясь и поднимаясь, проползаем кремнистые долины, извивающейся гусени-
цей огибает поезд серо-желтые каменные ковриги, густо усыпанные круглыми
голышами... Это именно здесь, в одной из этих котловин, "взял посох свой
в руку свою Давид и выбрал пять гладких камней из ручья и поразил Голиа-
фа..."
нагих перевалов и впадин, изрезанных белыми лентами дорог, показываются
черепичные кровли нового Иерусалима, окружившего с запада зубчатую сара-
цинскую стену старого, лежащего на скрытом от нас скате к востоку. Тут
мой спутник поднимается с места, становится лицом к окну, закрывает гла-
за и быстро-быстро начинает бормотать молитвы. Мы уже на большой высоте,
солнце стоит низко, поднялся ветер - и дрожь пробегает по телу при выхо-
де из жаркого вагона. Не дрожь ли горького разочарования? Новый, но ка-
кой-то захолустный вокзал из серого камня. Перед вокзалом галдят обор-
ванные извозчики - евреи и арабы. Дряхлый, гремящий всеми винтами и гай-
ками фаэтон, пара кляч в дышле... И в то время как сизый носильщик швы-
ряет в фаэтон наши чемоданы, спутник мой по-детски, ладонью наружу, зак-
рывает глаза и тихо плачет, покачивая шляпой.
его стен и на закате возвратился к Западным воротам.
освещенная низким солнцем, вся как будто из потемневшего от времени же-
леза. Небольшая площадь за воротами почти вся в тени, падающей и от них,
и от тяжкой цитадели Давида с ее рвами и бойницами. Направо - несколько
европейских домов, магазинов. Напротив - улица Давида: узкий, темный,
крытый холстами и сводами ход между старыми-старыми мастерскими и лавка-
ми. Из него выныривают навьюченные ослы, фески, женщины, с головой за-
вернутые в покрывала, постукивающие деревянными скамеечками, заменяющими
здесь туфли... Вечерний свет, падающий из ворот на жерло этого входа,
делает его совсем черным. Как раз возле него - высокий, узкий дом, наш
отель. Спрыгнув с лошади, я иду туда, где провожу все вечера, - на кры-
шу. Иду по внутренним и наружным лестницам, на одном повороте останавли-
ваюсь: за окном подо мной - громадный "водоем пророка Иезекии", тем-
но-зеленая вода которого стоит прямо среди домовых стен с решетчатыми
окошечками, пробитыми как попало - и очень высоко, и очень низко. Мед-
ленно спускается из одного такого окошечка кожаное ведро на веревке...
лове моей дует с запада сильный и прохладный ветер. Небо глубокое, блед-
но-синее, без единого облачка. Я на темени Иудеи, среди волнистого плос-
когорья, лишь кое-где покрытого скудной зеленью. Все мягкого, но очень
определенного серо-фиолетового тона. Застывшие перевалы, глубокие доли-
ны, куполообразные холмы... За мной, в закате - оливковые рощи и раски-
данные по холмам здания: католические приюты, школы, госпитали, виллы.
Белоусов Валерий
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Контровский Владимир