его любить... любовью, да и он сам не способен потребовать такой люб-
ви...
ле, в самом первом, главном! Знайте, что я не хочу собою жертвовать не-
известно для чего! Знайте, что я вовсе не хочу замуж, ни за кого, и ос-
танусь в девках! Вы два года ели меня за то, что я не выхожу замуж. Ну
что ж? придется с этим вам примириться. Не хочу, да и только! Так и бу-
дет!
тебя за головка горячая, право! Позволь мне посмотреть с моей точки зре-
ния, и ты тотчас же со мной согласишься. Князь проживет год, много два,
и, по-моему, лучше уж быть молодой вдовой, чем перезрелой девой, не го-
воря уж о том, что ты, по смерти его, - княгиня, свободна, богата, неза-
висима! Друг мой, ты, может быть, с презрением смотришь на все эти рас-
четы, - расчеты на смерть его! Но - я мать, а какая мать осудит меня за
мою дальновидность? Наконец, если ты, ангел доброты, жалеешь до сих пор
этого мальчика, жалеешь до такой степени, что не хочешь даже выйти замуж
при его жизни (как я догадываюсь), то подумай, что, выйдя за князя, ты
заставишь его воскреснуть духом, обрадоваться! Если в нем есть хоть кап-
ля здравого смысла, то он, конечно, поймет, что ревность к князю неу-
местна, смешна; поймет, что ты вышла по расчету, по необходимости. Нако-
нец, он поймет... то есть я просто хочу сказать, что, по смерти князя,
ты можешь опять выйти замуж, за кого хочешь...
потом на его смерть, чтоб выйти потом за любовника. Хитро вы подводите
ваши итоги! Вы хотите соблазнить меня, предлагая мне... Я понимаю вас,
маменька, вполне понимаю! Вы никак не можете воздержаться от выставки
благородных чувств, даже в гадком деле. Сказали бы лучше прямо и просто:
"Зина, это подлость, но она выгодна, и потому согласись на нее!" Это по
крайней мере было бы откровеннее.
точки зрения обмана, коварства, корыстолюбия? Ты считаешь мои расчеты за
низость, за обман? Но,ради всего святого, где же тут обман, какая тут
низость? Взгляни на себя в зеркало: ты так прекрасна, что за тебя можно
отдать королевство! И вдруг ты, - ты, красавица, жертвуешь старику свои
лучшие годы! Ты, как прекрасная звезда, осветишь закат его жизни; ты,
как зеленый плющ, обовьешся около его старости, ты, а не эта крапива,
эта гнусная женщина, которая околдовала его и с жадностию сосет его со-
ки! Неужели ж его деньги, его княжество стоят дороже тебя? Где же тут
обман и низость? Ты сама не знаешь, что говоришь, Зина!
маменька, какие бы ни были цели.
кой, даже с христианской точки зрения, дитя мое! Ты сама однажды, в ка-
ком-то исступлении, сказала мне, что хочешь быть сестрою милосердия.
Твое сердце страдало, ожесточилось. Ты говорила (я знаю это), что оно
уже не может любить. Если ты не веришь в любовь, то обрати свои чувства
на другой, более возвышенный предмет, обрати искренно, как дитя, со всею
верою и святостию, - и бог благословит тебя. Этот старик тоже страдал,
он несчастен, его гонят; я уже несколько лет его знаю и всегда питала к
нему непонятную симпатию, род любви, как будто что-то предчувствовала.
Будь же его другом, будь его дочерью, будь, пожалуй, хоть игрушкой его,
- если уж все говорить! - но согрей его сердце, и ты сделаешь это для
бога, для добродетели! Он смешон, - не смотри на это. Он получеловек, -
пожалей его; ты христианка! Принудь себя; такие подвиги нудятся. На наш
взгляд, тяжело перевязывать раны в больнице; отвратительно дышать зара-
женным лазаретным воздухом. Но есть ангелы божии, исполняющие это и бла-
гословляющие бога за свое назначение. Вот лекарство твоему оскорбленному
сердцу, занятие, подвиг - и ты залечишь раны свои. Где же тут эгоизм,
где тут подлость? Но ты мне не веришь! Ты, может быть, думаешь, что я
притворяюсь, говоря о долге, о подвигах. Ты не можешь понять, как я,
женщина светская, суетная, могу иметь сердце, чувства, правила? Что ж?
не верь, оскорбляй свою мать, но согласись, что слова ее разумны, спаси-
тельны. Вообрази, пожалуй, что говорю не я, а другой; закрой глаза,
обернись в угол, представь, что тебе говорит какой-нибудь невидимый го-
лос... Тебя, главное, смущает, что все это будет за деньги, как будто
это какая-нибудь продажа или купля? Так откажись, наконец, от денег, ес-
ли деньги так для тебя ненавистны! Оставь себе необходимое и все раздай
бедным. Помоги хоть, например, ему, этому несчастному, на смертном одре.
себя.
Александровна, - она примет тихонько от него. Ты продала же свои серьги,
теткин подарок, и помогла ей полгода назад; я это знаю. Я знаю, что ста-
руха стирает белье на людей, чтоб кормить своего несчастного сына.
и вдохновение, настоящее вдохновение осенило ее, - знаю, про что ты го-
воришь. Говорят, он в чахотке и скоро умрет. Но кто же это говорит? Я на
днях нарочно спрашивала о нем Каллиста Станиславича; я интересовалась о
нем, потому что у меня есть сердце, Зина. Каллист Станиславич отвечал
мне, что болезнь, конечно, опасна, но что он до сих пор уверен, что бед-
ный не в чахотке, а так только, довольно сильное грудное расстройство.
Спроси хоть сама. Он наверное говорил мне, что при других обстоя-
тельствах, особенно при изменении климата и впечатлений, больной мог бы
выздороветь. Он сказал мне, что в Испании, - и это я еще прежде слышала,
даже читала, - что в Испании есть какой-то необыкновенный остров, кажет-
ся Малага, - одним словом, похоже на какое-то вино, - где не только
грудные, но даже настоящие чахоточные совсем выздоравливали от одного
климата, и что туда нарочно ездят лечиться, разумеется, только одни
вельможи или даже, пожалуй, и купцы, но только очень богатые. Но уж одна
эта волшебная Альгамбра, эти мирты, эти лимоны, эти испанцы на своих му-
лах! - одно это произведет уже необыкновенное впечатление на натуру поэ-
тическую. Ты думаешь, что он не примет твоей помощи, твоих денег, для
этого путешествия? Так обмани его, если тебе жаль! Обман простителен для
спасения человеческой жизни. Обнадежь его, обещай ему, наконец, любовь
свою; скажи, что выйдешь за него замуж, когда овдовеешь. Все на свете
можно сказать благородным образом. Твоя мать не будет учить тебя небла-
городному, Зина; ты сделаешь это для спасения жизни его, и потому - все
позволительно! Ты воскресишь его надеждою; он сам начнет обращать внима-
ние на свое здоровье, лечиться, слушаться медиков. Он будет стараться
воскреснуть для счастья. Если он выздоровеет, то ты хоть и не выйдешь за
него, - все-таки он выздоровел, все-таки ты спасла, воскресила его! На-
конец, можно и на него взглянуть с состраданием! Может быть, судьба нау-
чила и изменила его к лучшему, и, если только он будет достоин тебя, -
пожалуй, и выйди за него, когда овдовеешь. Ты будешь богата, независима.
Ты можешь, вылечив его, доставить ему положение в свете, карьеру. Брак
твой с ним будет тогда извинительнее, чем теперь, когда он невозможен.
Что ожидает вас обоих, если б вы теперь решились на такое безумство?
Всеобщее презрение, нищета, дранье за уши мальчишек, потому что это соп-
ряжено с его должностью, взаимное чтение Шекспира, вечное пребывание в
Мордасове и, наконец, его близкая, неминуемая смерть. Тогда как воскре-
сив его, - ты воскресишь его для полезной жизни, для добродетели; прос-
тив ему, - ты заставишь его обожать себя. Он терзается своим гнусным
поступком, а ты, открыв ему новую жизнь, простив ему, дашь ему надежду и
примиришь его с самим собою. Он может вступить в службу, войти в чины.
Наконец, если даже он и не выздоровеет, то умрет счастливый, примиренный
с собою, на руках твоих, потому что ты сама можешь быть при нем в эти
минуты, уверенный в любви твоей, прощенный тобою, под сенью мирт, лимо-
нов, под лазуревым, экзотическим небом! О Зина! все это в руках твоих!
Все выгоды на твоей стороне - и все это чрез замужество с князем.
была в невыразимом волнении.
жется, Марья Александровна нашла настоящую дорогу к ее сердцу. Не зная,
в каком состоянии находится теперь сердце дочери, она перебрала все слу-
чаи, в которых оно могло находиться, и наконец, догадалась, что попала
на истинный путь. Она грубо дотрогивалась до самых больных мест сердца
Зины и, разумеется, по привычке, не могла обойтиться без выставки благо-
родных чувств, которые, конечно, не ослепили Зину. "Но что за нужда, что
она мне не верит, - думала Марья Александровна, - только бы ее заставить
задуматься! только бы ловчее намекнуть, о чем мне прямо нельзя гово-
рить!" Так она думала и достигла цели. Эффект был произведен. Зина жадно
слушала. Щеки ее горели, грудь волновалась.
запно наступившая бледность в лице ее показывала ясно, чего стоила ей
эта решимость. - Послушайте, маменька...
Николаев Андрей
Посняков Андрей
Круз Андрей
Круз Андрей
Шилова Юлия
Земляной Андрей