Чтение 10–й страницы книги ~Село Степанчиково и его обитатели~

верти, а полезно... Ведь полезно - не правда ли?

Но обратимся к нашей встрече.

- Вот подожди, друг мой, подожди, - начал он, потирая руки и скорого-
воркою, - увидишь человека! Человек редкий, я тебе скажу, человек уче-
ный, человек науки; останется в столетии. А ведь хорошо словечко: "Оста-
нется в столетии"? Это мне Фома объяснил... Подожди, я тебя познакомлю.

- Это вы про Фому Фомича, дядюшка?

- Нет, нет, друг мой! Это я теперь про Коровкина. То есть и Фома то-
же, и он... Но это я про Коровкина теперь говорил, - прибавил он, неиз-
вестно отчего покраснев и как будто смешавшись, как только речь зашла
про Фому.

- Какими же он науками занимается, дядюшка?

- Науками, братец, науками, вообще науками! Я вот только не могу ска-
зать, какими именно, а только знаю, что науками. Как про железные дороги
говорит! И знаешь, - прибавил дядя полушепотом, многозначительно прищу-
ривая правый глаз, - немного, эдак, вольных идей! Я заметил, особенно
когда про семейное счастье заговорил... Вот жаль, что я сам мало понял
(времени не было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок,
благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу
на час ожидаю.

Между тем мужики глядели на меня, раскрыв рты и выпуча глаза, как на
чудо.

- Послушайте, дядюшка, - прервал я его, - я, кажется, помешал мужич-
кам. Они, верно, за надобностью. О чем они? Я, признаюсь, подозреваю
кой-что и очень бы рад их послушать...

Дядя вдруг захлопотал и заторопился.

- Ах, да! я и забыл! да вот видишь... что с ними делать? Выдумали, -
и желал бы я знать, кто первый у них это выдумал, - выдумали, что я от-
даю их, всю Капитоновку, - ты помнишь Капитоновку? еще мы туда с покой-
ной Катей все по вечерам гулять ездили, - всю Капитоновку, целых
шестьдесят восемь душ, Фоме Фомичу! "Ну, не хотим идти от тебя, да и
только!"

- Так это неправда, дядюшка? вы не отдаете ему Капитоновки? - вскри-
чал я почти в восторге.

- И не думал; в голове не было! А ты от кого слышал? Раз как-то с
языка сорвалось, вот и пошло гулять мое слово. И отчего им Фома так не
мил? Вот подожди, Сергей, я тебя познакомлю, - прибавил он, робко взгля-
нув на меня, как будто уже предчувствуя и во мне врага Фоме Фомичу. -
Это, брат, такой человек...

- Не хотим, опричь тебя, никого не хотим! - завопили вдруг мужики це-
лым хором. - Вы отцы, а мы ваши дети!

- Послушайте, дядюшка, - отвечал я, - Фому Фомича я еще не видал,
но... видите ли... я кое-что слышал. Признаюсь вам, что я встретил се-
годня господина Бахчеева. Впрочем, у меня на этот счет покамест своя
идея. Во всяком случае, дядюшка, отпустите-ка вы мужичков, а мы с вами
поговорим одни, без свидетелей. Я, признаюсь, затем и приехал...

- Именно, именно, - подхватил дядя, - именно! мужичков отпустим, а
потом и поговорим, знаешь, эдак, приятельски, дружески, основательно!
Ну, - продолжал он скороговоркой, обращаясь к мужикам, - теперь ступай-
те, друзья мои. И вперед ко мне, всегда ко мне, когда нужно; так-таки
прямо ко мне и иди во всякое время.

- Батюшка ты наш! Вы отцы, мы ваши дети! Не давай в обиду Фоме Фоми-
чу! Вся бедность просит! - закричали еще раз мужики.

- Вот дураки-то! да не отдам я вас, говорят!

- А то заучит он нас совсем, батюшка! Здешних, слышь, совсем заучил7

- Так неужели он и вас по-французски учит? - вскричал я почти в испу-
ге.

- Нет, батюшка, покамест еще миловал бог! - отвечал один из мужиков,
вероятно большой говорун, рыжий, с огромной плешью на затылке и с длин-
ной, жиденькой клинообразной бородкой, которая так и ходила вся, когда
он говорил, точно она была живая сама по себе. - Нет, сударь, покамест
еще миловал бог.

- Да чему ж он вас учит?

- А учит он, ваша милость, так, что по-нашему выходит золотой ящик
купи да медный грош положи.

- То есть как это медный грош?

- Сережа! ты в заблуждении; это клевета! - вскричал дядя, покраснев и
ужасно сконфузившись. - Это они, дураки, не поняли, что он им говорил!
Он только так... какой тут медный грош!.. А тебе нечего про все поми-
нать, горло драть, - продолжал дядя, с укоризною обращаясь к мужику, -
тебе же, дураку, добра пожелали, а ты не понимаешь да и кричишь!

- Помилуйте, дядюшка, а французский-то язык?

- Это он для произношения, Сережа, единственно для произношения, -
проговорил дядя каким-то просительным голосом. - Он сам это говорил, что
для произношения... Притом же тут случилась одна особенная история - ты
ее не знаешь, а потому и не можешь судить. Надо, братец, прежде вник-
нуть, а уж потом обвинять... Обвинять-то легко!

- Да вы-то чего! - закричал я, в запальчивости снова обращаясь к му-
жикам. - Вы бы ему так все прямо и высказали. Дескать, эдак нельзя, Фома
Фомич, а вот оно как! Ведь есть же у вас язык?

- Где та мышь, чтоб коту звонок привесила, батюшка? "Я, говорит, те-
бя, мужика сиволапого, чистоте и порядку учу. Отчего у тебя рубаха не-
чиста?" Да в поту живет, оттого и нечистая! Не каждый день переменять. С
чистоты не воскреснешь, с по'гани не треснешь.

- А вот анамедни на гумно пришел, - заговорил другой мужик, с виду
рослый и сухощавый, весь в заплатах, в самых худеньких лаптишках, и,
по-видимому, один из тех, которые вечно чем-нибудь недовольны и всегда
держат в запасе какое-нибудь ядовитое, отравленное слово. До сих пор он
хоронился за спинами других мужиков, слушал в мрачном безмолвии и все
время не сгонял с лица какой-то двусмысленной, горько-лукавой усмешки. -
На гумно пришел: "Знаете ли вы, говорит, сколько до солнца верст?" А кто
его знает? Наука эта не нашенская, а барская. "Нет, говорит, ты дурак,
пехтерь, пользы своей не знаешь; а я, говорит, астролом! Я все божии
планиды узнал."

- Ну, а сказал тебе сколько до солнца верст? - вмешался дядя, вдруг
оживляясь и весело мне подмигивая, как бы говоря: "Вот посмотри-ка, что
будет!"

- Да, сказал сколько-то много, - нехотя отвечал мужик, не ожидавший
такого вопроса.

- Ну, а сколько сказал, сколько именно?

- Да вашей милости лучше известно, а мы люди темные.

- Да я-то, брат, знаю, а ты помнишь ли?

- Да сколько-то сот али тысяч, говорил, будет. Что-то много сказал.
На трех возах не вывезешь.

- То-то, помни, братец! А ты думал, небось, с версту будет, рукой
достать? Нет, брат, земля - это, видишь, как шар круглый, - понимаешь?..
- продолжал дядя, очертив руками в воздухе подобие шара.

Мужик горько улыбнулся.

- Да, как шар! Она так на воздухе и держится сама собой и кругом
солнца ходит. А солнце-то на месте стоит; тебе только кажется, что оно
ходит. Вот она штука какая! А открыл это все капитан Кук, мореход... А
черт его знает, кто и открыл, - прибавил он полушепотом, обращаясь ко