бедный приблудыш, как все наши собаки и попугаи. А пузико у
тебя все еще розовое, точно, как майка. И пожалуйста, милый, не
забудь смыться, пока не будет слишком поздно.
изъедено временем! В постели попадались хлебные крошки и даже
кусок оранжевой кожуры. Юный кашель заглохнул, но я отчетливо
слышал скрипы, осмотрительные шажки, гудение в ухе, прижатом к
двери. Мне было лет одиннадцать или двенадцать, когда племянник
моего двоюродного деда приехал к нему в подмосковную, где и я
проводил то жаркое и жуткое лето. С собой он привез пылкую
молодую жену - прямо со свадебного обеда. Назавтра, в
полуденный час, в горячке фантазий и любопытства я прокрался
под окно гостевой на втором этаже, в укромный угол, где стояла,
укоренясь в жасминовых джунглях, забытая садовником лестница.
Она доставала лишь до верхушек закрытых ставень первого этажа,
и хоть я нашел над ними зацепку, какой-то фигурный выступ, я
только всего и смог, что ухватиться за подоконник
приотворенного окна, из которого исходили слитные звуки. Я
различил нестройный рокот кроватных пружин и размеренный звон
фруктового ножичка на тарелке рядом с ложем, один из столбов
которого мне удалось разглядеть, до последней крайности вытянув
шею; но пуще всего меня завораживали мужские стоны, долетавшие
из невидимой части кровати. Сверхчеловеческое усилие одарило
меня видом семужной рубахи на спинке стула. Он, упоенный зверь,
обреченный, подобно многим и многим, на гибель, повторял ее имя
с нарастающей силой и ко времени, когда нога у меня
соскользнула, он кричал уже в полный голос, заглушая шум моего
внезапного спуска в треск сучьев и метель лепестков.
Аккурат перед тем, как Ивор вернулся с рыбалки, я перебрался
в "Викторию", и там она ежедневно меня навещала. Этого не
хватало, но осенью Ивор отбыл в Лос-Анжелес, чтобы вместе со
сводным братом управлять кинокомпанией "Amenic" (для которой
через тридцать лет, спустя годы после гибели Ивора над Дув-
ром, мне довелось сочинить сценарий по самому популярному в
ту пору, но далеко не лучшему из моих романов - "Пешка берет
королеву"), и мы вернулись на нашу любимую виллу в действи-
тельно очень приличном "Икаре", подаренном нам на свадьбу ра-
чительным Ивором.
последней стадии величавой дряхлости, прибыл с ежегодным
визитом в Ментону, и мы с Ирис без предупреждения приехали с
ним повидаться. Вилла у него была несравненно роскошнее нашей.
С трудом поднялся он на ноги, чтобы сжать руку Ирис в своих
восково-бледных ладонях, и самое малое пять минут (малая
вечность по светским понятиям) обозревал ее мутными голубыми
глазами в своего рода ритуальном молчании, после чего обнял
меня и медленно перекрестил, по жуткому русскому обычаю,
троекратным лобзанием.
"невеста" (и говоря на английском, который, как позже отметила
Ирис, в точности отвечал моему - в незабываемой версии Ивора),
- так же прелестна, как будет прелестна ваша жена!
мэрия Канниццы совершила над нами проворную церемонию,
соединившую нас узами брака. Никифор Никодимович вновь
воззрился на Ирис и наконец поцеловал ей руку, которую она, к
моему удовольствию, подняла положенным образом (несомненно,
натасканная Ивором, при всякой возможности учившим ее подавать
лапку).
рад свести знакомство со столь очаровательной юной леди. А
осмелюсь спросить, в какой же церкви был освящен обряд?
немного нахально, подумалось мне.
русских романов. Вошла, и очень кстати, мадемуазель
ВродеВородина, пожилая кузина, ведавшая хозяйством графа, и
увела Ирис в смежный альков (озаренный портретом работы Серова,
1896-й, - прославленная красавица, мадам де Благидзе, в
кавказском костюме) на добрую чашку чаю. Граф желал поговорить
со мной о делах и располагал всего десятью минутами "перед
уколом".
ее?
сторона нашего брака?
доход, сколько в точности, я не знаю.
получить место в "Белом Кресте"? Нет, Швейцария тут не при чем.
Эта организация помогает русским христианам, раскиданным по
свету. Работа предполагает разъезды, интересные связи,
продвижение на видные посты.
коробок с пилюлями, и множество ни в чем не повинных леденчиков
усеяло стол вокруг его локтя. Он их смахнул на ковер сердитым
выпроваживающим жестом.
литературным мечтаниям и кошмарам. Большую часть года мы станем
жить в Париже. Париж становился средоточием культуры и нищеты
эмиграции.
свою самоценность в водовороте инфляции, однако Борис Морозов,
знаменитый писатель, слава которого опередила его изгнание,
привел мне несколько "примеров из жизни" при нашей недавней
встрече в Канницце, куда он приехал, чтобы читать о Баратынском
в местном "литературном кружке". В его случае, четверостишие
окупало bifstek pommes, а пара статей в "Новостях эмиграции"
снабжала месячной платой за дешевую chambre garnie. Ну и еще
чтения, самое малое дважды в год собиравшие немалое количество
публики, - каждое могло принести сумму, равноценную, скажем,
ста долларам.
жив, я буду получать чек на половину названной суммы первого
числа каждого месяца, и что в своем завещании он мне откажет
кое-какие деньги. Он сказал, какие. Ничтожность их ошеломила
меня. То было предвестие огорчительных авансов, которые мне
предлагали издатели - после долгих, многообещающих пауз,
заполняемых стуком карандаша.
Парижа, на рю Депрео, 23. Соединявший комнаты коридор выходил
передним концом к ванной и кухоньке. Предпочитая (из принципа и
по склонности) спать в одиночестве, я уступил Ирис двойную
кровать, а сам ночевал на кушетке в гостиной. Стряпать и
прибирать приходила консьержкина дочка. Кулинарные способности
у нее были скудные, так что мы часто нарушали однообразие
постных супов и вареного мяса, обедая в русском "ресторанчике".
В этой квартирке нам предстояло прожить семь лет.
благотворителя (185O?-1927), старомодного космополита со
множеством нужных связей, я ко времени женитьбы обратился в
подданного уютной иностранной державы и потому был избавлен от
унижения "нансеновским паспортом" (вид на бродяжничество, в
сущности говоря), как и от пошлой одержимости "документами",
вызывавшей столько злого веселья в большевистских правителях,
ухвативших определенное сходство между советской властью и
бессовестной волокитой, как равно и близость гражданского
состояния стреноженных экспатриантов политической
обездвиженности красных крепостных. Я мог вывозить жену на
любой из курортов мира без того, чтобы неделями дожидаться визы
и получить, возможно, отказ в визе на возвращение в случайную
страну нашего обитания, в данном случае - Францию, - по причине
неких изъянов в наших бесценных и презренных бумагах. Ныне (в
197О-м), когда моему британскому паспорту унаследовал не менее
мощный американский, я все еще сохраняю тот 22-го года снимок
загадочного молодого человека, каким я был тогда, - с
загадочной улыбкой в глазах, при полосатом галстуке и с
вьющимися волосами. Помню весенние поездки на Мальту и в
Андалузию, однако каждое лето, около 1 июля, мы приезжали в
Карнаво и проводили там месяц, а то и два. Попугай помер в
25-м, мальчишка-лакей исчез в 27-м. Ивор дважды навещал нас в
Париже, и полагаю, она с ним встречалась также в Лондоне, куда
наезжала по крайности раз в год, чтобы провести несколько дней
с "друзьями", мне не знакомыми, но по-видимости безвредными -
Белоусов Валерий
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Шилова Юлия