испытуйте, - писали тамошние посадские люди, - да в сердцах ваших гнездо
крамольное не свиваемо будет, а будете здравы, и пред лицом начальствен-
ным не злокозненны, но добротщательны, достохвальны и прелюбезны". Когда
читалась эта отписка, в толпе раздавались рыдания, а посадская жена Ак-
синья Гунявая, воспалившись ревностью великою, тут же высыпала из кошеля
два двугривенных и положила основание капиталу, для поимки Дуньки пред-
назначенному.
вооружившись пушкой, стреляла из нее как из ружья.
не смели подступиться.
их против осаждающих, которые в ужасе разбегались. Решили обороняться от
них варом, и средство это как будто помогло. Действительно, вылазки кло-
пов прекратились, но подступиться к избе все-таки было невозможно, пото-
му что клопы стояли там стена стеною, да и пушка продолжала действовать
смертоносно. Пытались было зажечь клоповный завод, но в действиях осаж-
дающих было мало единомыслия, так как никто не хотел взять на себя обя-
занность руководить ими, - и попытка не удалась.
ее льстивыми словами.
но отступив, оставили, для всякого случая, у клоповного завода стороже-
вую цепь.
ледствий. Не находя пищи за пределами укрепления и раздраженные запахом
человеческого мяса, клопы устремились внутрь искать удовлетворения своей
кровожадности. В самую глухую полночь Глупов был потрясен неестественным
воплем: то испускала дух толстопятая Дунька, изъеденная клопами. Тело
ее, буквально представлявшее сплошную язву, нашли на другой день лежащим
посреди избы, и около нее пушку и бесчисленные стада передавленных кло-
пов. Прочие клопы, как бы устыдившись своего подвига, попрятались в ще-
лях.
Но, несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интри-
га посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так как о новом
градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по горо-
ду, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое дело приняться, по-
тому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому на-
чальнику.
ный, "сущий" градоначальник был статский советник и кавалер Семен Конс-
тантинович Двоекуров.
дали Степку Горластого да Фильку Бесчастного.
роны кланялась.
и с тех пор не повторялось.
1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но,
судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим
годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это
было едва ли не лучшее время в его истории.
первый раз в "краткой описи градоначальникам", во второй - в конце отче-
та о смутном времени, и в третий - при изложении истории глуповского ли-
берализма (см. описание градоначальствования Угрюм-Бурчеева). Из всех
этих упоминовений явствует, что Двоекуров был человек передовой и смот-
рел на свои обязанности более нежели серьезно. Нельзя думать, чтобы "Ле-
тописец" добровольно допустил такой важный биографический пропуск в ис-
тории родного города; скорее должно предположить, что преемники Двоеку-
рова с умыслом уничтожили его биографию, как представляющую свиде-
тельство слишком явного либерализма и могущую послужить для исследовате-
лей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституциона-
лизма даже там, где, в сущности, существует лишь принцип свободного се-
чения. Догадку эту отчасти оправдывает то обстоятельство, что в глуповс-
ком архиве до сих пор существует листок, очевидно принадлежавший к пол-
ной биографии Двоекурова и до такой степени перемаранный, что, несмотря
на все усилия. издатель "Летописи" мог разобрать лишь следующее: "имея
не малый рост... подавал твердую надежду, что... Но объят ужасом... не
мог сего выполнить... Вспоминая, всю жизнь грустил..." И только. Что оз-
начают эти загадочные слова? - С полной достоверностью отвечать на этот
вопрос, разумеется, нельзя, но если позволительно допустить в столь важ-
ном предмете догадки, то можно предположить одно из двух: или что в Дво-
екурове, при немалом его росте (около трех аршин), предполагался ка-
кой-то особенный талант (например, нравиться женщинам), которого он не
оправдал, или что на него было возложено поручение, которого он, сробев,
не выполнил. И потом всю жизнь грустил.
ненно плодотворна. Одно то, что он ввел медоварение и пивоварение и сде-
лал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает, что
он был по прямой линии родоначальником тех смелых новаторов, которые,
спустя три четверти столетия, вели войны во имя картофеля. Но самое важ-
ное дело его градоначальствования - это, бесспорно, записка о необходи-
мости учреждения в Глупове академии.
просвещенной деятельности Двоекурова вполне правильный и беспристрастный
приговор. Издатель позволяет себе думать, что изложенные в этом докумен-
те мысли не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встре-
чались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи, но могут даже и те-
перь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Конечно, современные нам академии имеют несколько иной характер, нежели
тот, который предполагал им дать Двоекуров, но так как сила не в назва-
нии, а в той сущности, которую преследует проект и которая есть не что
иное, как "рассмотрение наук", то очевидно, что, покуда царствует пот-
ребность в "рассмотрении", до тех пор и проект Двоекурова удержит за со-
бой все значение воспитательного документа. Что названия произвольны и
весьма редко что-либо изменяют - это очень хорошо доказал один из преем-
ников Двоекурова, Бородавкин. Он тоже ходатайствовал об учреждении ака-
демии, и когда получил отказ, то, без дальнейших размышлений, выстроил
вместо нее съезжий дом. Название изменилось, но предположенная цель была
достигнута - Бородавкин ничего больше и не желал. Да и кто же может ска-
зать, долго ли просуществовала бы построенная Бородавкиным академия и
какие принесла бы она плоды? Быть может, она оказалась бы выстроенною на
песке; быть может, вместо "рассмотрения" наук занялась бы насаждением
таковых? Все это в высшей степени гадательно и неверно. А со съезжим до-
мом - дело верное: и выстроен он прочно, и из колеи "рассмотрения" не
выбьется никуда.
каемою ясностью и последовательностью, которыми, к сожалению, не облада-
ет ни один из современных нам прожектеров. Конечно, он не был настолько
решителен, как Бородавкин, то есть не выстроил съезжего дома вместо ака-
демии, но решительность, кажется, вообще не была в его нравах. Следует
ли обвинять его за этот недостаток? или, напротив того, следует видеть в
этом обстоятельстве тайную наклонность к конституционализму? - разреше-
ние этого вопроса предоставляется современным исследователям отечествен-
ной старины, которых издатель и отсылает к подлинному документу.
ях. Целых шесть лет сряду город не горел, не голодал, не испытывал ни
повальных болезней, ни скотских падежей, и граждане не без основания
приписывали такое неслыханное в летописях благоденствие простоте своего
начальника, бригадира Петра Петровича Фердыщенка. И действительно, Фер-
дыщенко был до того прост, что летописец считает нужным неоднократно и с
особенною настойчивостью остановиться на этом качестве, как на самом ес-
тественном объяснении того удовольствия, которое испытывали глуповцы во
время бригадирского управления. Он ни во что не вмешивался, довольство-
вался умеренными данями, охотно захаживал в кабаки покалякать с цело-
вальниками, по вечерам выходил в замасленном халате на крыльцо градона-
чальнического дома и играл с подчиненными в носки, ел жирную пищу, пил
квас и любил уснащать свою речь ласкательным словом "братик-сударик".
лю.
тик-сударик, что недоимка - это святое дело!
летал в городском саду по воздуху, мирное управление престарелого брига-
дира должно было показаться и "благоденственным", и "удивления достой-
ным". В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что жить "без
утеснения" не в пример лучше, чем жить "с утеснением".
Посняков Андрей
Адамов Григорий
Куликов Роман
Ильин Андрей
Максимов Альберт
Прозоров Александр