ня поздравить... Удача...
тент.
раво и долго шли мимо грязных домов предместья, мимо огороженных колючей
проволокой пустырей, где трепалось жалкое белье на веревках, мимо кус-
тарных заводиков и мастерских.
горах, казалось, жило иное племя людей, иные были у них лица - твердые,
худощавые, сильные. Казалось, французская нация, спасаясь от ожирения,
сифилиса и дегенерации, поднялась на высоты над Парижем и здесь спокойно
и сурово ожидает часа, когда можно будет очистить от скверны низовой го-
род и снова повернуть кораблик Лютеции [1] в солнечный океан.
каменного сарая.
паком. Рядом на столе лежали рядками пирамидки. На горне стояло на ребре
толстое бронзовое кольцо с двенадцатью фарфоровыми чашечками, располо-
женными по его окружности. Ленуар зажег свечу и со странной усмешкой
взглянул на Гарина.
один пуд соли. Вы могли убедиться, что я человек честный. Когда я удрал
из Советской России - вы мне помогли... Из этого я заключаю, что вы от-
носитесь ко мне неплохо. Скажите - какого черта вы скрываете от меня ап-
парат? Я же знаю, что без меня, без этих пирамидок - вы беспомощны. Да-
вайте по-товарищески...
Гарин спросил:
должны будете пойти на все для успеха дела...
рожали.
вы самый близкий мне человек, как это ни странно... Я был на первом кур-
се, вы - на втором. Еще с тех пор, ну, как это сказать, я преклонялся,
что ли, перед вами... Вы страшно талантливы... блестящи... Вы страшно
смелы. Ваш ум - аналитический, дерзкий, страшный. Вы страшный человек.
Вы жестки, Петр Петрович, как всякий крупный талант, вы недогадливы к
людям. Вы спросили - готов ли я на все, чтобы работать с вами... Конеч-
но, ну, конечно... Какой же может быть разговор? Терять мне нечего. Без
вас - будничная работа, будни до конца жизни. С вами - праздник или ги-
бель... Согласен ли я на все?.. Смешно... Что же - это "все"? Украсть,
убить?
себя опасности их применения? - согласен... Между прочим, я видел знаме-
нитую газовую атаку германцев двадцать второго апреля пятнадцатого года.
Из-под земли поднялось густое облако и поползло на нас желто-зелеными
волнами, как мираж, - во сне этого не увидишь. Тысячи людей бежали по
полям, в нестерпимом ужасе, бросая оружие. Облако настигало их. У тех,
кто успел выскочить, были темные, багровые лица, вывалившиеся языки,
выжженные глаза... Какой позор "моральные понятия". Ого, мы - не дети
после воины.
буржуазная мораль - один из самых ловких арапских номеров, и дураки те,
кто из-за нее глотает зеленый газ. По правде сказать, я мало задумывался
над этими проблемами... Итак... Я добровольно принимаю вас товарищем в
дело. Вы беспрекословно подчинитесь моим распоряжениям. Но есть одно ус-
ловие...
дую ночь я меняю гостиницу. Иногда мне приходится брать уличную девку,
чтобы не возбуждать подозрения. Вчера я узнал, что за мною следят. Пору-
чена эта слежка русским. Видимо, меня принимают за большевистского аген-
та. Мне нужно навести сыщиков на ложный след.
ты. Я хочу раздвоиться. Мы с вами одного роста. Вы покрасите волосы,
приклеите фальшивую бородку, мы купим одинаковые платья. Затем сегодня
же вечером вы переедете из вашей гостиницы в другую часть города, где
вас не знают, - скажем - в Латинский квартал. По рукам?
объяснять, как ему удалось приготовить пирамидки из смеси алюминия и
окиси железа (термита) с твердым маслом и желтым фосфором.
их при помощи шнурка. Столб ослепительного пламени поднялся над горном.
Пришлось отойти в глубь сарая, - так нестерпимы были свет и жар.
очищены.
дать. За вещами в гостиницу пошлем посыльного. Переночуем на левом бере-
гу. А завтра в Париже окажется двое Гариных... У вас имеется второй ключ
от сарая?
свертывающих себе шею, глядя на окна магазинов, ни головокружительных
женщин, ни индустриальных королей.
ны и, разложенные сбоку тротуара, как разрезанный гигантский червяк,
звенья канализационных труб.
самом приятном расположении духа. Внешнему наблюдателю он показался бы
даже мрачным на первый взгляд, но это происходило оттого, что Тарашкин
был человек основательный, уравновешенный и веселое настроение у него не
выражалось каким-либо внешним признаком, если не считать легкого посвис-
тывания да спокойной походочки.
лями торцов. Все происходящее в городе, разумеется, непосредственно ка-
салось Тарашкина.
толстых куртках: они, сердито сопя, колотили четвертого мальчика, меньше
их ростом, - босого, без шапки, одетого в ватную кофту, такую рваную,
что можно было удивиться. Он молча защищался. Худенькое лицо его было
исцарапано, маленький рот плотно сжат, карие глаза - как у волчонка.
дух, третьему дал ногой леща, - мальчишка взвыл и скрылся за торцами.
Но Тарашкин тряхнул их посильней, и они успокоились.
пящие рыльца, - маленьких обижать, шкеты? Чтобы этого у меня больше не
было. Поняли?
мо.
удалились, - руки в карманы.
вертелся на одном месте, слабо застонал и сел, уйдя с головой в рваную
кофту.
как муха, жужжал под кофтой.
на руки, - в мальчишке не было и пуда весу, - и понес к трамваю. Ехали
долго. Во время пересадки Тарашкин купил булку, мальчишка с судорогой
вонзил в нее зубы. До гребной школы дошли пешком. Впуская мальчика за
калитку, Тарашкин сказал:
рованных лодках, на серебристозеленую иву, опрокинувшую в реке свою кра-
су, на двухвесельные, четырехвесельные гички с мускулистыми и загорелыми
гребцами. Худенькое личико его было равнодушное и усталое. Когда Тараш-