всякому слову говорить: voyons) faites votre toillette et
descendons **).
------------
как нас позвали к столу. Папа был очень весел (он был в
выигрыше в это время), подарил Любочке дорогой серебряный
сервиз и за обедом вспомнил, что у него во флигеле осталась
еще бонбоньерка, приготовленная для именинницы.
он мне. - Ключи лежат на большом столе в раковине, знаешь?..
Так возьми их и самым большим ключом отопри второй ящик
направо. Там найдешь коробочку, конфеты в бумаге и принесешь
все сюда.
после обеда посылал за ними.
он мне вслед.
как меня остановило желание узнать, какую вещь отпирал
крошечный ключик, висевший на той же связке.
перилец шитый портфель с висячим замочком, и мне захотелось
попробовать, придется ли к нему маленький ключик. Испытание
увенчалось полным успехом, портфель открылся, и я нашел в нем
целую кучу бумаг. Чувство любопытства с таким убеждением
советовало мне узнать, какие были эти бумаги, что я не успел
прислушаться к голосу совести и принялся рассматривать то, что
находилось в портфеле
особенности к папа, было так сильно во мне, что ум мой
бессознательно отказывался выводить какие бы то ни было
заключения из того, что я видел. Я чувствовал, что папа должен
жить в сфере совершенно особенной, прекрасной, недоступной и
не постижимой для меня, и что стараться проникать тайны его
жизни было бы с моей стороны чем-то вроде святотатства.
папа, не оставили во мне никакого ясного понятия, исключая
темного сознания, что я поступил нехорошо. Мне было стыдно и
неловко.
портфель, но мне, видно, суждено было испытать всевозможные
несчастия в этот достопамятный день: вложив ключик в замочную
скважину, я повернул его не в ту сторону, воображая, что замок
заперт, я вынул ключ, и - о ужас! - у меня в руках была только
головка ключика. Тщетно я старался соединить ее с оставшейся в
замке половиной и посредством какого-то волшебства высвободить
ее оттуда; надо было наконец привыкнуть к ужасной мысли, что я
совершил новое преступление, которое нынче же по возвращении
папа в кабинет должно будет открыться.
случиться. Бабушка - за жалобу Мими, St.-Jerome - за единицу,
папа - за ключик... и все это обрушится на меня не позже как
нынче вечером.
вслух, прохаживаясь по мягкому ковру кабинета. - Э! - сказал я
сам себе, доставая конфеты и сигары, - чему быть, тому не
миновать... - и побежал в дом.
у Николая, во все трудные минуты моей жизни производило на
меня благотворное, временно успокоивающее влияние. Входя в
залу, я находился в несколько раздраженном и неестественном,
но чрезвычайно веселом состоянии духа.
живейшее участие. Играя в "кошку-мышку", как-то неловко
разбежавшись на гувернантку Корнаковых, которая играла с нами,
я нечаянно наступил ей на платье и оборвал его. Заметив, что
всем девочкам, и в особенности Сонечке, доставляло большое
удовольствие видеть, как гувернантка с расстроенным лицом
пошла в девичью зашивать свое платье, я решился доставить им
это удовольствие еще раз. Вследствие такого любезного
намерения, как только гувернантка вернулась в комнату, я
принялся галопировать вокруг нее и продолжал эти эволюции до
тех пор, пока не нашел удобной минуты снова зацепить каблуком
за ее юбку и оборвать. Сонечка и княжны едва могли удержаться
от смеха, что весьма приятно польстило моему самолюбию; но
St.-Jerome, заметив, должно быть, мои проделки, подошел ко мне
и, нахмурив брови (чего я терпеть не мог), сказал, что я,
кажется, не к добру развеселился и что ежели я не буду
скромнее, то, несмотря на праздник, он заставит меня
раскаяться.
(фр).
проигравшего более того, что у него есть в кармане, который
боится счесть свою запись и продолжает ставить отчаянные карты
уже без надежды отыграться, а только для того, чтобы не давать
самому себе времени опомниться. Я дерзко улыбнулся и ушел от
него.
у нас, кажется, - Lange Nase*). Сущность игры состояла в том,
что ставили два ряда стульев, один против другого, и дамы и
кавалеры разделялись на две партии и по переменкам выбирали
одна другую.
выбирала или Володю, или Иленьку, а Сонечка каждый раз Сережу
и нисколько не стыдилась, к моему крайнему удивлению, когда
Сережа прямо шел и садился против нее. Она смеялась своим
милым звонким смехом и делала ему головкой знак, что он
угадал. Меня же никто не выбирал. К крайнему оскорблению моего
самолюбия, я понимал, что я лишний, остающийся, что про меня
всякий раз должны были говорить: "Кто еще остается?" - "Да
Николенька; ну вот ты его и возьми". Поэтому, когда мне
приходилось выходить, я прямо подходил или к сестре, или к
одной из некрасивых княжон и, к несчастию, никогда не
ошибался. Сонечка же, казалось, так была занята Сережей
Ивиным, что я не существовал для нее вовсе. Не знаю, на каком
основании называл я ее мысленно изменницею, так как она
никогда не давала мне обещания выбирать меня, а не Сережу; но
я твердо был убежден, что она самым гнусным образом поступила
со мною.
с которой, однако, не мог спустить глаз, вместе с Сережей к
Катенькой отошли в угол и о чем-то таинственно разговаривали.
Подкравшись из-за фортепьян, чтобы открыть их секреты, я
увидал следующее: Катенька держала за два конца батистовый
платочек в виде ширм, заслоняя им головы Сережи и Сонечки.
"Нет, проиграли, теперь расплачивайтесь!" - говорил Сережа.
Сонечка, опустив руки, стояла перед ним точно виноватая и,
краснея, говорила: "Нет, я не проиграла, не правда ли,
mademoiselle Catherine"*) - "Я люблю правду, - отвечала
Катенька, - проиграла пари, та chere"**).
нагнулся и поцеловал Сонечку. Так прямо и поцеловал в ее
розовые губки. И Сонечка засмеялась, как будто это ничего, как
будто это очень весело. Ужасно!!! О, коварная изменница!
вообще и к Сонечке в особенности; начал уверять себя, что
ничего веселого нет в этих играх, что они приличны только